Александр Афанасьев - Волхвы, колдуны упыри в религии древних славян
Сей храм, ужасный храм, над Боричевым током,
Стоял, сооружен на холме превысоком;
Курений восходил перед кумиром дым,
Запекшаяся кровь видна была пред ним.
И он же и в другом месте:
Созижден высоко Перунов гордый храм,
Он тени распростер далеко по горам:
Пред ним всегда горит неугасимый пламень,
При входе утвержден краеугольный камень,
И камнем гибели народом наречен;
Он черной кровью отовсюду омочен;
На нем несчастная та жертва трепетала,
Свирепости жрецов которая питала:
Там смертоносные оружия висят,
Сосуды кровию наполнены стоят.
Владимир по принятии над Россией самодержавия в честь сему божеству соорудил многие храмы. Стоявший же над Боричевским потоком, может быть, им только возобновлен и украшен, будучи построен еще из самых древних времен. Самое наименование сего ручья не произошло ли от отеческого имени Перуна?
Первоселенцы киевские, будучи сарматского происхождения и пришедши туда, вероятно, от Скандинавского полуострова, принесли с собою цельтских богов. Боричем, может быть, назывался Перун, как и Один, сын Бора, отчего и холм, и поток, или ручей, названы Боричевыми; ибо Бор был отец богов, или лучше отец Одина, владыки скандинавских богов. Самые цельтийские жрецы утверждали, что они происходят от сего Бора.
Перун, в настоящем значении сего слова, берется за громовую стрелу, или, естественнее, за молнию, за электрическую струю, или за громовую искру. Но, вероятнее, кажется, нарицательное слово получило начало свое от собственного наименования бога грома. Перун, кажется, происходит от слова «Торым» или «Торум», которое на сарматском языке значит «всевышнее существо», «бог». Истукан сего божества был сделан не из одного вещества. Стан был вырезан из дерева; голова вылита из серебра; а уши и усы изваяны из золота; ноги же выкованы из железа; в руке держал нечто, похожее на молнию, которую представляли вместе составленные рубины и карбункулы. Перед ним горел неугасимый пламень, за небрежение коего жрец наказывался смертью, состоящею в сожжении его как врага божества сего.
Во «Владимириаде» он описан несколько отличнее от сего; однако ж совершенно соответственно столь высокому божеству:
Сей мрачный храм вмещал ужасного кумира,
На нем златый венец, багровая порфира;
Извитые в руке перуны он держал,
Которыми разить во гневе угрожал;
Златые на челе имел велики роги,
Серебряную грудь имел, железны ноги;
Горел рубинами его высокий трон,
И богом всех богов именовался он.
Из сего описания явствует, что он был ужасное громомечущее божество; а потому в смысле нравственном беззаконных казнитель и истребитель. Он также почитался владыкою между богами, и крепким словом, произвестителем всего ужасного в природе для человека.
Пространный шар земной лица его трепещет.
Разит перунами, он молниями блещет,
Убийство на челе, смерть носит на очах.
Его венец змеи, его одежда страх.
(«Владим.»)
А потому и жертвы были сообразны с воображаемыми свойствами царя богов. В честь ему закалывали скотов. Суеверие же, по глупости почитаемое существенною частию, самого себя ему жертвовало, т. е. бородою и головными волосами, обривая их.
Из посвященных ему вещей были целые леса и рощи, из коих взятие всякого сучка почиталось достойным смерти святотатством.
Исключая многие страны и города, в коих были сему богу посвящены божницы, великолепнейшая была в Киеве над Боричевым потоком, князем Владимиром воздвигнутая или лучше украшенная. Другая, не менее великолепная, была в Новгороде, которая сооружена дядею его Добрынею, пожалованным им в Новгород посадником или наместником. Обе они получили свой конец по просвещении России христианством, равно как и кумиры Перуновы, и свержены: киевский - в Днепр, а новгородский - в Волхов.
Здесь приложу я, кстати, отрывок древняго или древнюю стать сочиненного гимна:
Боги велики; но страшен Перун;
Ужас наводит тяжела стопа,
Как он в предшествии молний своих
Мраком одеян, вихрьми повит,
Грозные тучи ведет за собой.
Ступит на облак - огни из-под пят;
Ризой махнет - побагровеет твердь;
Взглянет на землю - встрепещет земля;
Взглянет на море - котлом закипит.
Клонятся горы былинкой пред ним.
Страшне! Свой гнев ты от нас отврати!
Бросив горсть граду во тысячу мер;
Только ступил, уж за тысячу верст;
Лишь от пяты его облак зардел;
Тяжка стопа гул глухой издала.
Кой горы, море и землю потряс,
И лишь сверкнуло возкраие риз.
Златая мать
Как Перун был бог гневной, так противно оному Златая мать, или, иначе, Баба, была богинею тишины и покоя. Истукан ее был сделан из золота в виде женщины; а от сего и наименование свое получила, равномерно как и от свойства, приписываемого ей. На руках она держала младенца, который почитался ея внуком и от коего названа Бабою, т. е. Бабушкою. Сей внук был Световид. Вокруг истукана находилось великое множество музыкальных орудий, на коих во время ея празднества были ей воспеваемы хвалы. Храм же ея славнейший был сооружен при реке Обиго, или Обеге. Здесь она давала ответы; а потому храм сей почитался прорицалищным и был в великой славе. Она столь была свято чтима, что мимо ея истукана никто не смел пройти, не принесши чего-либо на жертву, и если ничего не имел, то по малой мере клочок от своего платья с земным поклонением подносил. Сия богиня, кажется, была то же, что цельтийская Фригга, или Фрея, которой одной приписывается пророчество: «Единая Фригга весть будущая, но никому сего не открывает», - слова Одина, приведенные в «Эдде».
Световид
Божество, бывшее у славян в великом почитании. Он имел на Севере два славных храма: один на острове Ругене в городе Ахроне, а другой в Холмограде, который полагается на самом том месте, где село Бронницы, на находящемся у оного холме, на коем теперь построена церковь Св. Николая.
Истукан его был сделан из дерева величины огромной. Он имел четыре лица, на каждую страну света по одному. Бороды не имел; кудри у него были завитые; одежда на нем была короткая. В левой руке был лук, а в правой рог, выкованный из металла. При бедре имел превеликой в серебряных ножнах меч; в стороне висели седло и узда коня его, также непомерной величины. Сей истукан стоял посреди храма, завешенный великолепными красного цвета занавесками. Он давал ответы через уста жреца однажды в год. В то время сей главный жрец входил в святилище сего бога, удерживая свое дыхание, и при надобности в оном или выходил вон, или выставлял только из святилища голову. Сей единогодный праздник справлялся с продолжительными торжественными обрядами.
Оный начинался по окончании жатвы, что будет в месяце серпене, или августе. И тогда народ собирался перед капищем, пригонял множество скота, как в жертву своему богу, так и для празднования сего знаменитого их праздника. За сутки до торжественного дня сам начальствующий жрец выметал храм сего бога. На следующий день жрец брал из руки световидовой рог, за год наполненный вином, предсказывал о плодородии следующего по тому, сколько в нем убыло; ибо верили, что если много из рога убыло, то год будет бесплоден; если же мало, то ему надлежало быть плодородну. И сие вино выливши пред стопами Световида, наполнял рог сей новым и выпивал в честь оного, моля, чтобы даровал во всем изобилие, богатство и победу на врагов. Потом наполнив сей священный рог новым вином, влагая в его руку, моляся купно со всем народом; после чего приносимы ему были многочисленные жертвы от волов до овец. По совершении сих жертв, вносили огромной величины круглый пирог, сделанный из пряничного теста, в коем мог поместиться человек. В сей пирог служитель световидов, вошедши, спрашивал народ: видит ли его? - Люди ответствовали, что нет, - тогда, обратясь к Световиду, молил его, чтобы на предбудущий год хотя несколько его увидели. Здесь кажется, жрец, спрятавшись в пироге, представлял солнце в удалении от нашего полушария, или зимнее время; и потом молил Световида о его возвращении. Поелику не только имя, но и все признаки являют, что сей бог был изображение светила, одушевляющего наш мир. Четыре лица есть четыре годины, или времена года. Стрелы и лук, как у греческого Феба-Аполлона, значили лучи солнца. Белый конь, ему посвященный, знаменовал видимое движение сего благотворного светила; рог в руке - обилие, повсюду проистекающее от его священной теплоты; меч же означал его как бога - защитника и покровителя славян.
После сего обряда с великим благоговением приносили в жертву множество скота; и тогда жрец, сделав народу пространное поучение, поощрял оный к прилежному почитанию и жертвованию сему богу; а за сие обещал им земное плодоносив, здравие, победу на врагов на суше и море. Иногда же сему идолу приносили в жертву пленных своих неприятелей как богу защитнику своему на бранях; сей бесчеловечный обряд отправлялся таким образом: невольника (по всему видно, что из ратных людей) одевали в панцирь или во всеоружие; сажали на оседланного коня, коего ноги привязывали к четырем сваям, равно и несчастного к лошади, и положа под оною дров, сожигали их обоих. Жрецы уверяли народ, что такая жертва приятна Световиду. Кажется, что сим хотели они возбудить в народе вящую жестокость к врагам своим, в коей надеялись пользоваться победами его над ними, приносившими жрецам немалую прибыль; ибо от всякой военной добычи Световиду наверно приносилась не больше как третья часть. Что самое кажется быть весьма естественно, соображаясь токмо с тогдашними обстоятельствами, где идолопоклоннические священники одни имели свободный доступ в таинственное святилище наук, грубое же невежество было общею долею простонародья; а посему влияние первых на сих последних долженствовало быть всемогущественно и которое не допускало их проникнуть корыстолюбивые жрецов виды. По окончании всех обрядов богослужения и жертвоприношения народ начинал есть, пить и веселиться.
