Мэнли Холл - Мистерия Огня. Сборник
Что дала людям их вера? Каждое утро они молятся перед алтарем, в то время как жрецы в желтых одеждах произносят нараспев священные сутры под аккомпанемент храмовых барабанов. Век за веком они приходили преклонить колени перед основателем своей веры, Амидабуцу, тем, кто достиг совершенства, стоящим с одной рукой, вдохновенно воздетой к Небесам, и другой, в безмолвном благословении опущенной к Земле. Какой из этого нужно извлечь урок? Что мы должны делать, чтобы достичь совершенства?
Так же, как мало кто смыслит в послании, принесенном нашим Христом, так и очень немногие буддисты понимают Путь и Закон. Они стоят на коленях (как и христиане) перед конкретным представлением Бога. И тем и другим еще только предстоит узнать, что видимая вещь, будь то тело из плоти или из камня, является всего лишь символом Истины. У того, кто понимает этот символ, есть ключ ко всем тайнам.
Каждый из нас, в свою очередь, должен стать буддой, но очень немногие знают, с чего начать. Монотонно повторяющие молитвы жрецы потеряли эти ключи; богослужение, в котором участвуют массы, это всего лишь соблюдение обычая минувших веков. От древней веры не осталось ничего, кроме огромной фигуры, неподвижно сидящей в созерцании. Время приходит и уходит, нации появляются и гибнут, рушатся империи, а Будда непоколебим в осознании реальности. Именно так он преподает свою величественную истину, в которой так остро нуждается мир, и это и есть один из путей к вечному.
Человек мечется взад и вперед в своей безумной погоне за бренными вещами; великая иллюзия есть колесо страдания, к которому он прикован цепями чувств. Управляемый чувствами, он послушен любому ветру, какой ни подует: то его сердце разбито потерей того, что, как он считает, принесло бы ему счастье, то он приходит в восторг и счастлив от какого-нибудь преходящего достижения.
Не таков Будда; среди грохота пушек и поступи армий он, возможно, и потрепанный борьбой, остается по-прежнему безразличным. Хотя горевший вокруг него храм превратился в кучу пепла, он так и остался сидеть в абсолютном спокойствии, глубоко погрузившись в осознание Нирваны. Это и есть его великий урок — истина, заключенная в вечном покое и достижении через полное самоотречение. Он получил все, освободившись от желания. Он обрел бессмертие, отказавшись от честолюбия. Он достиг жизни, умерев для всех бренных вещей.
В этом и заключается истина, заслоняемая бессмысленным перезвоном храмовых колоколов и бесконечным распеванием песен, смысл которых забыт. Это путь, которого достигают очень немногие, потому что достигается он через смерть — смерть собственного «я». На кладбище Будда обрел то, что должно было символизировать беспредельную жизнь.
Сколько же еще потребуется времени человеку, чтобы осознать, что он должен жить, как его Бог, а не преклоняться перед ним? Учитель Иисус сказал: «Я есть Путь». Будда говорил: «Путь достижения состояния будды — это Путь вечный». Один путь — это путь самоотречения, другой — путь любви и братства.
Кто-нибудь спросит: «Что дал буддизм Востоку?» Он мог бы поставить вопрос и так: «Что дало христианство Западу?» Ответ одинаков в обоих случаях: религия человека дает ему только то, что он дает себе сам; на большее она неспособна. Религия не спасает человека, человек должен спасать себя сам своим устремлением к совершенству и волей к добру.
Давайте научимся ждать, как ждет Великий Некто, терпеливо и с надеждой, зная, что когда-нибудь циники поймут это. Время для Будды ничего не значит; он един с вечностью.
Преданный вам
М.П.Х.
По пути из Пекина в Тяньцзинь, Китай 8 января 1924 г.Дорогие друзья!
Когда я стою перед какой-нибудь священной реликвией забытых дней, мне часто хочется, чтобы вы все были со мной, чтобы своими глазами увидеть ее постепенно исчезающую красоту. С каждый днем чудесные резные работы и картины недавнего прошлого становятся менее отчетливыми и тускнеют. Сияющая красота быстро исчезает, словно проходящее время стирает ее ветром и непогодой или неразумные человеческие создания сковыривают и портят ее ради развлечения. Недалек тот день, когда останутся только голые стены, лишенные того, что ныне их украшает. И у меня возникает трудноразрешимый вопрос: успеет ли человек разгадать их тайны, прежде чем они исчезнут?
Сегодня я собираюсь предложить вам надеть прогулочные костюмы, прихватить корзинку с завтраком и отправиться вместе со мной к Великой Китайской стене. Надеюсь, что вы сможете мысленным взором прочесть между строк то, что невозможно описать словами. Стена так велика, так грандиозна и так подавляет, что я невольно притих, ибо оказался лицом к лицу с произведением, создать которое по плечу разве что самим богам-созидателям.
Сев в поезд, петляющий в мыслимых и немыслимых направлениях по местности, похожей на наши предгорья, подпрыгивающий, извивающийся и переваливающийся на неровном полотне дороги, мы прибыли на конечную железнодорожную станцию маршрута, маленькую станцию у перевала Нанькоу. Здесь мы высыпали из душного поезда и нетерпеливо устремили взоры на вершины холмов, где там и сям можно было разглядеть Великую стену.
На станции нас поджидали ослы, которых вели в поводу, и паланкины, которые несли дикого вида монголы с длинными нечесаными волосами и лицами, очень похожими на лица эскимосов. Стремясь обеспечить себе максимум комфорта, я нанял паланкин и могу честно сказать, что еще никогда в жизни не испытывал больших неудобств. Я был нагружен фотоаппаратами и коробками с пленкой, которые каждую минуту грозили попадать на землю, тогда как кули, сочтя свою ношу несколько более тяжелой, чем обычно, крякали и ворчали, точь-в-точь как звери в зоопарке. Примерно в это время и оправдались мои худшие опасения и произошло первое очень важное событие. Основная жердь моего паланкина с отвратительным треском переломилась, и я со всеми своими фотокамерами и другим снаряжением вывалился на землю Небесной империи.
Этот инцидент стал одним из моих самых сильных впечатлений от Китая. Не желая рисковать собой, взгромоздив снаряжение на одного из ослов размером немногим более крупной собаки, я поспешил проделать остаток пути пешком. В должное время, споткнувшись положенное число раз, я добрался до подножия стены и начал наихудший из подъемов, пытаясь совершить который я выдохся как никогда. Несмотря на все помехи, чинимые несколькими помощниками (так называемыми) из местных жителей, я добрался до места на вершине стены, дающего хороший обзор, и уселся там, чтобы отдышаться и поразмышлять.
Никакими словами невозможно передать величие открывающегося оттуда зрелища. Перед вами лежит каменная змея, кольца которой, образованные почти неразличимой каменной кладкой, обвили Китай, как Кобра Мудрости обвивает землю. Никогда ни до, ни после не создавалось ничего подобного. Великая Китайская стена являет собой самую неудачную затею человека, самую великолепную ошибку, когда-либо порожденную человеческим разумом. Вереница серых камней переваливает через холмы и горы и ныряет, как лента, в долины, в туманные глубины которых не может проникнуть взор. Ее зубчатые стены, потрепанные веками, но по-прежнему невероятно величественные, извиваются там и сям и наконец теряются за однообразным горизонтом, который только и ограничивает Небесную империю.
Хотя это произведение и не знает себе равных по выразительности, размерам или величию, оно тем не менее считается величайшей неудачей. С физической точки зрения это триумф, который можно видеть, но за ее серыми камнями кроется трагедия. Великая стена погубила Китай вследствие своего воздействия на менталитет людей. Она довела эту блистательнейшую из цивилизаций до горя и смирения. Сокрушающие кольца этого похожего на дракона каменного барьера придавили к земле китайские университеты и утопили великолепную китайскую классику в жалкой нищете и безнадежном невежестве.
Пурпурный город — это мечта прошлого; его храмы представляют собой слабое подобие того, чем они были; сейчас они снова начинают появляться в рощицах и лесистых долинах, где некогда возвышались их сияющие купола и фронтоны и где вдоль аллей, тянущихся к святилищам, стояли на страже каменные святые. Храмовые колокола больше не звонят, потому что их языки сгнили и отвалились. Флейты из янтаря и нефритовые колокольчики валяются разбитые в полном забвении. На всей этой тайне лежит непроницаемая тень — пугающее нечто, тянущееся от гор до моря, безжизненная змея, которая раздавила живых, каменная Медуза, которая обращает всех остальных в камень — Великая Китайская стена.
Каменная кладка длиной тысячу пятьсот миль все еще стоит, а тысячемильный участок уже развалился, ибо император изрек, что построит стену в одну десятую окружности земли. Это тысячи миль каменной кладки, каждая каменная глыба которой была обтесана и установлена на предназначенное ей место; в стене замурованы кости тысяч рабочих, которые умерли, возводя ее. По ее верхней части, ширина которой более 7,5 м, может пройти маршем армия. За этой защитной стеной, поднимающейся на высоту более 9 м, могла укрыться целая нация.
