Кеннет Джонсон - Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века
Мисс Колхаун добавляет: «Масло золота было самым эффективным средством, однако известно, что миссис Майя Трэнсел-Хэйес излечилась от нервного упадка сил, приняв по три капли масла серебра предположительно такое же количество раз».
Лаборатория Кокрена располагалась у него дома в Лондоне на Баундери-роуд, N. W. 8, однако в сороковых годах он переехал в район Холборн. Покойный Джерард Хейм — одно время считавшийся одним из ведущих европейских специалистов по оккультизму — утверждал, что Кокрен спас ему жизнь при помощи одной из своих тинктур, когда его, служившего в пожарной охране, ранили на войне.
Миссис Мейер-Сэссун, которой он прописал питьевое золото, финансировала создание второй лаборатории алхимика-физиотерапевта. Как пишет мисс Колхаун, Хейм утверждал, то это лучшая профессиональная лаборатория с самого XVIII века.
«Не далее как в 1965 году, — сообщает далее она, — Джерард рассказал мне о некоем друге, которому в то время было девяносто пять лет и который с большой пользой для здоровья продолжал принимать питьевое золото Кокрена — оно продлевало ему не только жизнь, но и молодость. Джерард не мог или не хотел раскрыть ей личность этого пациента, но помимо него явно могли быть и другие, кому Кокрен давал свои препараты; если таковые действительно есть, я прошу их связаться со мной».
Присоединяюсь к просьбе мисс Колхаун.
Она пишет, что Кокрен погиб в результате прямого попадания снаряда в его лабораторию в Холборне, однако писатель С. Р. Кэммел рассказывает совершенно другую историю.
В своей книге «Сердце Шотландии»[205] он пишетт, что встретился с Кокреном, после того как написал благоприятную рецензию на его книгу «Алхимия — заново открытая и восстановленная в правах», которую тот написал по заказу журнала «Лайт» в 1940 году.
Он тоже видел «алхимическое древо» Кокрена, а также много других вещей, «о существовании которых только читал». Среди них было «вино философов», красное и белое, дистиллированное из «золота философов», и разнообразные эликсиры металлов.
Вот как он описывает дерево: «Когда я увидел его в первый раз, оно лишь едва пустило росток из тёмной металлической массы, которую алхимики называют „знаком вороны“. Оно было очень маленьким, однако в течение тех нескольких месяцев, что я посещал Кокрена, оно постепенно росло в герметически запечатанном сосуде и выглядело в точности, как описывал Парацельс — как „куст приятный и удивительный“. Листья у него формой напоминали кактус „опунция“, только были из чистого золота».
Кэммел сообщает, что Кокрен не дожил до получения Философского камня, но попадание снаряда в лабораторию он, безусловно, пережил:
«Кокрен знал, что его работа находится под защитой. Когда его лаборатория оказалась разрушена случившимся неподалёку взрывом бомбы во время последней мировой войны, все его стеклянные реторты, содержащие эликсиры на разных стадиях трансмутации, остались невредимыми, что казалось совершеннейшим чудом и, безусловно, было им».
Согласно Кэммелу, Кокрен переехал в Брайтон, «где и умер на пороге окончательного триумфа несколько лет спустя — в 1950 году».
Он описывает алхимика как блестяще образованного человека, «не знающего усталости и не имеющего возраста». Он прекрасно выглядел, в его густых тёмных волосах лишь слегка серебрилась седина.
Вот что пишет о нём Кэммел:
«В разное время я получил от него два сосуда с эликсиром золота. Доза составляла несколько капель, и принимать их нужно было в вине. Приносимая им польза поразила меня. Во время германских авианалётов в 1940 году, когда меня постоянно вызывали в отряд противовоздушной обороны, эликсир оказывал колоссальное бодрящее действие; принимая его, я почти не испытывал усталости и нервной депрессии, очень мало нуждался в сне и пище и выглядел и чувствовал себя чрезвычайно здоровым и полным сил. На вкус и запах этот эликсир походил на сладчайшие цветы, цветом же напоминал светлое золото. Алкагест же, или Универсальный растворитель, почти бесцветен, прозрачен, подобно воде, а на вкус совершенно огненный, куда в более значительной степени, нежели спирт».
С экзотерической точки зрения эффект здоровья, долголетия и жизненной силы, приписываемый эликсиру, достигается также занятиями йогой и медитацией и соблюдением диеты, которые, впрочем, полезны в любом случае. Но если принять во внимание древние алхимические традиции, сохранившиеся в этой колыбели мудрости, не имеет ли смысла предположить, что в деле замешаны и ещё какие-то неизвестные ортодоксальной науке практики?
Любопытно, что современный мистик, маг и философ Георгий Иванович Гурджиев (1877–1949) упоминал в своём учении такие практики. Гурджиев считал, что в некотором смысле большинство нормальных людей слепы к истинной реальности; они похожи, скорее, на автоматы, управляемые внешними факторами, и контролируют свою жизнь не в большей степени, чем машины, которые вряд ли в состоянии самостоятельно влить в себя топливо, необходимое для их функционирования.
Вот что он говорил Петру Успенскому, бывшему некоторое время его учеником:
«„Человек-машина“, у которого всё зависит от внешних влияний, с которым всё случается, кто сейчас представляет собой что-то одно, в следующее мгновение — другое, а ещё через секунду — третье, — этот человек не имеет никакого будущего. Его закапывают в землю, и это всё. Прах возвращается в прах. Эти слова относятся к нему. Чтобы говорить о каком-то виде будущей жизни, мы должны иметь некоторую кристаллизацию, некоторое сплавление внутренних качеств человека и известную независимость от внешних влияний. Если в человеке есть нечто, способное противостоять внешним влияниям, тогда это нечто окажется способно противостоять смерти физического тела».[206]
Гурджиев много путешествовал по Востоку и общался с представителями нескольких суфийских школ и дервишских орденов в Персии, Бухаре и восточном Туркестане. Пристальное изучение его системы показывает, что он много у них позаимствовал.
Так он утверждал, что бессмертие — не прирождённое качество человека, но его можно заслужить. К бессмертию ведут три пути.
1) Путь Факира, подразумевающий долгое и мучительное истязание тела ради обретения контроля над ним. На этом пути эмоции и интеллект остаются неразвитыми, а естественные потребности тела не принимаются во внимание ради развития так называемой физической воли.
2) Путь Монаха — путь веры, поста, медитации, сосредоточения на религиозных чувствах и самопожертвования. На этом пути контроль над чувствами достигает высочайшего развития. Но физическое тело и разум остаются в пренебрежении.
3) Путь Йогина — путь познания и рассудка. Но даже йогин оставляет тело и эмоции без должного внимания.
Сам Гурджиев постулировал наличие четвёртого пути, который также называл Путём Хитреца. Идущий по нему работает одновременно с телом, разумом и эмоциями. Он не требует ухода от мира, как три другие системы. На четвёртом пути ищущий не должен делать ничего, чего он не понимает — за исключением упражнений под руководством Учителя.
Гурджиев говорил:
«Человек, следующий по четвёртому пути, знает вполне определённо, какие субстанции необходимы для его целей, и знает, что эти субстанции можно произвести в теле при помощи месяца физических страданий, недели эмоционального напряжения и дня умственных упражнений. Но он знает и другое: что ихможно ввести в организм извне, если известен способ, как это сделать. И вот вместо того, чтобы тратить день на упражнения, как йогин, неделю на молитвы, как монах, или месяц на самоистязание, как факир, он просто приготавливает маленькую пилюлю, которая содержит все нужные субстанции, и глотает её; таким путём, не теряя времени, он получает требуемые результаты».[207]
Это не только звучит очень похоже на доктрину суфиев, но и, судя по всему, передаёт самую суть теории алхимии. Кроме того, это даёт некоторое понятие о тех метафизических процессах, которые происходят с адептом во время долгой практической работы в лаборатории. Здесь Гурджиев выражается достаточно ясно: существуют некие субстанции, которые производятся внутри человеческого тела естественным образом и позволяют ищущему выйти за пределы повседневности и физического мира.
Эти субстанции и представляют собой абсолютную цель алхимика. Это его Summum Bonum,[208] «дар бога», «таинственное вещество».
Мы уже поняли, что Камень, чем бы он ни был на самом деле, невозможно ни определить, ни проанализировать методами ортодоксальной науки. Помимо чисто физических качеств, он обладает и супрафизическими, духовными свойствами, которые одновременно сообщаются ему самим алхимиком и, в свою очередь, отражаются в преображённой природе адепта.
