Дэн Миллмэн - Путешествие Сократа
— Совершенная? — слова старого монаха неожиданно разозлили Сергея. — Это ты про смерть моей жены и сына?
Серафим жестом остановил его.
— Возьми себя в руки. Ты понимаешь мои слова иначе, чем они были сказаны на другом уровне понимания. А я имею в виду высший смысл — все это было неизбежно, иначе мы бы с тобой не встретились. Это Творец зовет тебя вперед, к тому, что еще только ждет тебя в будущем.
— Как тебе может быть известно такое?
— Известно? — поднял брови Серафим. — Да мне не известно даже, встанет ли солнце завтра, проснусь ли я поутру. Мне не известно, дарует ли мне Господь мой следующий вздох. Поэтому я предпочитаю жить верой, а не знанием — и принимать все, что выпадает на мою долю, ожидаемое или нет, горькое или сладкое — все как одно, как дар Божий.
— И это тоже слова, Серафим. Что я, по-твоему, должен делать с ними?
— Ничего не делай. Оставь слова позади, когда пойдешь к месту внутри тебя, которое уже знает, что...
— Знает что именно?
— Что с каждым новым днем начинается новая жизнь. Что в каждый миг ты рождаешься заново. Это одно значение благодати, Сократес. Иногда все, что в твоих силах, — оставаться в осознании этого момента и делать лучшее, на что ты способен.
— Если послушать тебя, жизнь такая простая штука.
— Простая — да, но я не сказал, что легкая. И я могу тебе обещать — однажды наступит день, когда ты постигнешь ее во всей полноте и она будет такой ясной и простой, что тебе только и останется что рассмеяться от удовольствия. В моих силах пока что лишь заронить зерно. Все остальное — в руках Божьих.
Сергей задумался над смыслом Серафимовых слов, чувствуя, что они проникают в самую глубину его сознания. Но неожиданно у него появился еще один вопрос:
— Серафим... Тогда... Еще тогда, когда мы впервые встретились, — как ты мог так много знать обо мне?
Старый монах ответил не сразу. Наконец он нарушил молчание:
— Много лет назад, Сократес, еще до того, как я стал монахом, я был солдатом. Я сражался в самых ужасных боях и видел такое кровопролитие, какое и помыслить человеку не в силах. А потом... потом пришла другая скорбь...
И тогда я отправился на Восток в поисках смысла, и мира тоже. У меня почти не было надежды отыскать хоть что-то из этого. Я побывал во многих землях, узнал много путей, ведущих к Богу. Я узнал, что всякий путь хорош, если он ведет к возвышенной жизни. Я выбрал христианскую веру, но это не значит, что я отверг все те дары, что были получены мной, когда я знакомился с другими путями, различными тропами, что ведут к вершине одной горы...
Я обнаружил, что некоторые из этих даров всегда были со мной, но практика помогла мне открыть и взрастить их в себе. Один из таких даров — целительство. Даже мальчишкой я ощущал в себе энергию, пульсировавшую в моих ладонях. Я верю, что энергия исходит из духовного источника. Другой мой дар — видение... и предвидение.Оно похоже на цветок, что раскрывает лепестки, когда на него падает луч света. И еще мне временами открывается, во снах или видениях, нечто о некоторых вещах, но никогда — всё обо всём.
— Знаешь, меня так часто поражала эта твоя способность...
— Чтобы понять ее, ты должен сам пережить нечто подобное. Когда ты открываешься для Бога, ты можешь знать всё, потому что ты и есть всё. Ты открываешь, что прошлое, настоящее и будущее — всё случается ни в какое иное время, как только сейчас. Вот так мне и удается временами видеть и знать.
— И ты видел то, что уготовано мне в моем будущем?
— Я вижу то, что можетбыть, а не то, что должнобыть. Поступки, что ты совершаешь сейчас, облекут в форму твое будущее. А быть ли ему хуже или лучше — это уже дело твоего выбора.
— Но можешь ли ты мне хоть что-нибудь открыть из того, что ждет меня впереди?
Серафим умолк, задумавшись над Сергеевыми словами.
— От каждого духовного дара неотделима и ответственность за него. Мои видения даны мне для того, чтобы я помогал советом, а не предсказанием. Если я расскажу тебе о том, что видел, это может укрепить тебя или же ослабить — а я не настолько мудр, чтобы знать это в точности.
В любом случае, я не хочу идти наперекор твоей свободной воле. Ты пришел на эту землю не для того, чтобы всецело полагаться на меня. Полагайся на себя, верь в себя, иди своим путем. Что, если бы я увидел, как ты расправляешься со своими врагами, в тот самый день, когда ты только ступил на этот остров? Захотел бы ты посвятить все эти годы тренировкам? И если да — то благодаря моему видению или вопреки ему? А что, если бы я увидел тебя поверженным? Это заставило бы тебя отказаться от своего намерения?
Взгляд Серафима, как показалось Сергею, вдруг стал печальным:
— Да и не всегда я понимаю то, что вижу, Сократес. Не могу тебе с полной уверенностью сказать, убьешь ли ты этих людей... а то, может, простишь их...
— Простить? Да я сперва отправлю их в ад!
— Они и так в аду.
— Это не оправдание!
— Нет, конечно же нет... — ответил старец. — Такому и не может быть оправдания. Порой даже объяснить такое непросто. Но однажды может случиться так, что ты увидишь этих людей как часть некоего своего большего «я». Тогда, в это самое мгновение, все встанет на свое место. Даже если тебя призовут на бой, ты будешь знать, что ты всего лишь бьешься с самим собой.
Серафим неторопливо зашагал, очевидно, подбирая слова:
— То, что я собираюсь рассказать тебе, я никогда не открывал никому — но тебе, возможно, это поможет кое-что понять в самом себе...
Когда-то и я был женат. Я был молод, влюблен, у нас было трое детей. Затем я ушел на войну, а их убили разбойники.
Он замолчал, затем, все так же неторопливо, продолжил:
— Как и ты, Сократес, я поклялся найти тех, кто... И готовился к этому, совсем как ты.
— И ты нашел их? — Сергей напрягся, словно в ожидании некоего знака.
— Да, и убил — всех до одного.
Сергей невольно вздохнул. Он не ожидал, что у него с его наставником может оказаться и такая трагическая связь.
— Серафим... когда ты узнал, что сделали с твоей семьей... скажи — разве это был не самый черный день в твоей жизни?
Но Серафим только покачал головой.
— Поначалу — да, но самый черный день пришел вместе с моей так называемой «победой» — когда мои руки оказались обагрены кровью тех людей... Понимаешь теперь? С руками в крови я стал одним из них...
— Причем здесь они? Ведь ты же...
— Убив дракона, сам становишься драконом, — повторил Серафим. — До сих пор тот день тяжелым грузом лежит на моей совести. Однажды сделав что-то, мы уже не в силах это изменить. Понимаешь? Вот так-то... Это была одна из причин, почему я взялся учить тебя — в надежде, что ты не повторишь моей ошибки.
В действительности и сам Сергей уже готов был сойти со своей прежней стези. Но его клятва, такая глубокая, которой он посвятил почти треть своей жизни, чтобы выполнить ее, оставила следы в его жизни, за которые он до сих пор продолжал цепляться.
— Но даже если я решу больше не мстить, — сказал он, — все равно кто-то должен остановить их, Серафим. Так почему не я?
Серафим еще раз пристально взглянул на него, словностараясь проникнуть в самую глубину его души:
— Может, ты и прав. Может, ты и в самом деле должен выследить и остановить их. Убить их. Заставить их страдать так, как страдал ты. И тогда — что тогда? По-твоему, на этом все и закончится? Тогда тебе не помешает убить и их детей, потому что они в свою очередь пойдут по твоему следу. Так что и их тоже убей, чтобы испытать ад, глубже которого ты никогда не видел. А может, ты ничего не почувствуешь. Возможно, их страдания даже принесут тебе удовлетворение. Но знай, что в тот день дьявол будет радоваться, потому что ты сам станешь тем злом, которое стремился уничтожить.
Серафим умолк, потом взмолился:
— Те, кого ты любишь, Сократес, обретут мир, когда этот мир воцарится в твоей душе. Так что спроси у себя сам — каков путь к духовному миру? Нужно ли начинать войну, чтобы обрести его? Или ты можешь создать его здесь и сейчас? Те, кто враждуют сами собой, терпят поражение на каждом шагу. Так что примирись с собой...
Помолчав, он добавил:
— Я понимаю, насколько болезненны твои воспоминания и как велика твоя решимость. Но не всякому чувству следует выливаться в действие. Независимо от того, какой путь ты выберешь — захочешь остаться здесь или продолжишь свой путь, я умоляю тебя посвятить свою жизнь высшей цели. Выдержи натиск своих эмоций так, как ты выдерживаешь натиск бури, — построй для себя укрытие веры и терпения, которое поможет тебе переждать непогоду. Освободи свою жизнь от тирании желаний, необдуманных поступков и импульсивных решений. Стань Божьим воином, Божьим слугой.
