А. Андреев - Очерки русской этнопсихологии
Может быть, эти формулировки даже в чем-то наивны – ну откуда, например, эта уверенность в удивительной субъективности первобытного человека и одновременно по-комсомольски задорная агитация за научную объективность? Эта "объективность"' означает лишь способность смотреть на явления природы из условной точки, где нет "субъективности", то есть как бы отсутствует человек. Этот признак хорошего научного тона работал в рамках механистической науки прошлого, но уже вся вторая половина двадцатого века в точных исследованиях считает необходимым учитывать наблюдателя, то есть личность исследователя. Пустой бесчеловечный мир физических законов, кажется, исчерпал себя везде, кроме психологии – науки о человеке. Здесь Юнг – детище своей культурной среды и тем значимее то, что он умудряется из этого сделать.
Вот его рабочая гипотеза: "душа содержит в себе все те образы, из которых ведут свое происхождение мифы, ‹…› наше бессознательное является действующим и претерпевающим действия субъектом, драму которого первобытный человек по аналогии обнаруживал в больших и малых природных процессах" [33, с. 100].
От мифов Юнг перекидывает мостик к родоплеменным учениям, то есть магии: "Все тайные учения пытаются уловить невидимые душевные события, и все они претендуют на высший авторитет. Это в большей мере верно по отношению к господствующим мировым религиям. Они содержат изначально тайное сокровенное знание и выражают тайны души с помощью величественных образов. Их храмы и священные писания возвещают в образе и слове освященные древностью учения, сочетающие в себе одновременно религиозное чувство и мысль. ‹…› Почему психология является самой молодой опытной наукой? Почему бессознательное не было уже давно открыто, а его сокровища представали только в виде этих вечных образов? Именно потому, что для всего душевного имеются религиозные формулы, причем намного более прекрасные и всеохватывающие, чем непосредственный опыт. ‹…› Тяга к вечным образам нормальна… ‹…› Благодаря тысячелетним усилиям человеческого духа эти образы уложены во всеохватывающую систему мироупорядочивающих мыслей" [33, с. 101].
Это вершинная мысль Юнга, прослеживающаяся во многих его трудах. Вот ее-то я бы и посчитал основой, от которой можно перейти к теории мышления. Не понимаю, однако, почему Юнг не называет эту "систему мироупорядочивающих мыслей" мировоззрением. Тем не менее, когда это подано как "система мыслей", мы непроизвольно разрушаем некий туманный флер вокруг понятия "мировоззрение" и понимаем, что оно лишь один из элементов, слоев мышления. Еще один слой.
Причем, этот слой мышления, с одной стороны, если следовать Юнгу, связан с очень глубокими уровнями "Души", с другой стороны, имеет сложную структуру, сложную или составную не только в том смысле, что образов много, а они при этом как-то "упорядочены", то есть имеют устроение, но и в том, что они "упорядочивают мир".
Как наши мысли могут его упорядочивать сами по себе? Только если это мир мыслей или соответствующий Миру-природе Образ мира.
Вот эта гигантская конструкция, имеющая слой "содержаний" и соответствующий им слой "образов поведения", что мы, обобщая, назвали "слоем способов", и есть та часть Души, из которой "ведут свое происхождение мифы…" Или одна из таких частей.
Итак, в статье Юнга мы обнаруживаем возможность не просто заглянуть в свое сознание, которое при первом подходе представляются неким нерасчлененным псевдоединством, но и различить в них несколько принципиальных уровней, составляющих их устройство. Что, на мой взгляд, принципиально важно, так это соответствие этих уровней разделам троповой Науки мышления, что для меня означает возможность выстроить весь последующий рассказ о Тропе в соответствии с этим делением как своеобразным оглавлением учебного курса. Итак.
Во-первых, это Анима, жизненный порыв типа Бергсоновского elan vital или elan orriginel [52, с. 78] или животной души, Живы славянской этнографии и мифологии.
Во-вторых, это Тень или Струя желаний, в основном подавленных или сдержанных, которые есть, по сути, лишь выражение жизненного порыва, Анимы в человеке общественном. В Тропе она изучается и сама по себе и как основа целеустроения человеческой жизни.
В-третьих, это слой способов и содержаний, относящихся к механике ума, то есть Разум, память и архетип трансформации.
В-четвертых, Образ Мира-природы.
В-пятых, это Мышление, состоящее из множества слоев от глубинных, "бессознательных" до осознаваемых, составляющих тело Образа мира-общества, куда входят:
– чувства;
– смыслообразование;
– ценности, цели, нравственность и многое другое.
Все это одновременно имеет личные проявления у каждого и одновременно является всеобщим для всех людей, потому что это устройство человеческого сознания и ума. Очевидно, именно будучи чьим-то видением очищено от личностного, оно узнавалось как то, что Юнг называет архетипами или "всеобщим основанием душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным". Наиболее точно соответствующее архетипам, то есть механике ума, поведение людей запоминалось и жило далее Мифами.
Работа Юнга позволила мне назвать основные составные части Науки мышления Тропы. Однако каждая из этих частей требует самостоятельного и очень подробного рассказа, да к тому же еще и сама разбивается на множество составных частей. С чего же начать?
Конечно с конца, с Образа мира. В каком-то смысле – это самая знакомая нам часть из всей науки мышления. Не потому, что каждый из нас его имеет. Каждый из нас имеет и все остальное мышление. Нет, скорее потому, что Образ мира, говоря научно, рефлексируется, то есть осмысляется нами гораздо чаще, чем все остальное. Он, как считается, существует в двух видах: в виде "наивной" картины мира и в виде его научной модели.
Проще всего передать это словами одного из ведущих наших лингвистов Ю. Д. Апресяна, высказанными им во втором томе его "Интегрального описания языка и системной лексикографии". Эти мысли родились в ходе поиска и реконструкции "присущего языку цельного, хотя и "наивного", донаучного взгляда на мир": "Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (= концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. ‹…› Он (взгляд на мир – ред.) "наивен" в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, наивные представления о внутреннем мире человека. Они отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир.
‹…› В наивной картине мира можно выделить наивную геометрию, наивную физику пространства и времени (ср., например, вполне релятивистские, хотя и донаучные понятия пространства и времени говорящего и понятие наблюдателя ‹-..›), наивную этику, наивную психологию и т. п." [1, с. 350-351].
Процитирую психолога С. Ениколопова:
"Картина мира представляет собой систему образов (представлений о мире и о месте человека в нем), связей между ними и порождаемые ими жизненные позиции людей, их ценностные ориентации, принципы различных сфер деятельности. Она определяет своеобразие восприятия и интерпретации любых событий и явлений. Субъектом картины мира может быть как отдельный человек, так и разнообразные социальные общности (этнические, религиозные, профессиональные).
Важно отметить, что в своей жизнедеятельности человек, как и социум, одновременно пользуется как научной, так и так называемой наивной (имплицитной) картиной мира. Если научная картина мира представляет собой свод утвердившихся в науке знаний о человеке, природе и обществе, то предметом "наивной" картины мира является подвижная система связанных между собой образов и представлений о мире и человеке, различных для разных субкультур и страт, определяющая их поведение. Естественно, что обе эти картины мира тесно взаимосвязаны, т.к. научная картина мира становится достоянием многих пытливых и любознательных членов общества и тем самым включается в наивную картину мира. Их различия проявляются в первую очередь в том, что наивная картина мира стремится к целостности, а научная – к полноте и точности знания. Так в научной картине мира могут быть лакуны, не изученные проблемы, а следствием стремления к полноте и точности является то, что целостность научной картины мира постоянно нарушается и она находится в динамическом процессе переструктурирования. В то же время, наивная картина мира должна быть целостна в каждый данный момент, иначе она не будет являться основой адаптации к среде" [53, С. 35-36].
