Тюдор Парфитт - Потерянный Ковчег Завета
— Помните, — говорил Тони, — в Библии написано про фарсисский корабль, который каждые три года по приказанию великого царя Соломона отправлялся в плавание и возвращался с грузом золота, слоновой кости, попугаев и обезьян. Некоторые считают, что он ходил в Индию. Но я думаю, в Папуа — Новую Гвинею. Плавание занимало три года. Как раз за это время большая боевая пирога сплавала бы туда и обратно. И у нас много разных обезьян. И попугаев.
Память у Тони была хорошая, и он отлично знал обитателей тропических дождевых лесов, в которых вырос. Он начал перечислять попугаев, живущих в окрестностях: карликовый попугайчик, дятловый попугайчик, фиговый попугайчик чернощекий, фиговый попугайчик златобокий, ленточный попугай, малый ленточный попугай, попугай Жоффруа краснощекий, попугай розовощекий. Правда, каких именно поставляли царю Соломону, он не знал.
Вайза сказал мне, что ближе к деревне Балимо — конечной цели нашего путешествия — самолет пролетит над тем самым местом, где нашли древние океанские каноэ, и я, без сомнения, смогу увидеть их с воздуха. Если позволит погода, я даже смогу разглядеть, как блестит в прозрачной воде Ковчег.
Самолет свернул в глубь материка и, пронесшись над самым лесом, приземлился на большом вырубленном участке. Идя на посадку, пилот заложил вираж, а я изо всех сил вытянул шею, чтобы хорошенько разглядеть лагуну, но, хотя день стоял ясный и вода была прозрачная, разглядеть каноэ мне не удалось.
В середине поля собралась толпа — сотни людей с транспарантами. Выходя из самолета, я увидел перед собой широкую дорогу, выложенную тростником и ветками; с обеих сторон выстроились встречающие. Это — в мою честь, пояснил Вайза. В честь Богале. Меня отвезут в деревню, остальные будут сопровождать меня пешком.
Большинство людей были одеты в некое подобие формы в европейском духе, вроде формы «Бригады мальчиков», и размахивали израильскими флагами. Двое немолодых мужчин держали прислоненные к плечам ружья. Когда я приблизился, они отдали салют и прокричали: «Богале!»
Людей было много, они стояли в две шеренги, как почетный караул, и мне предстояло пройти между этими шеренгами.
Никогда еще меня так не принимали. Встречающие смотрели на меня с благоговением и трепетом. Я почувствовал себя неким сошедшим на землю божеством. Вот только штаны на мне болтались мешком, а носков не было вовсе.
— Шалом! — выкрикивал кто-то. — Богале! Богале!
— Они приветствуют вас, как мессию, — шепнул Вайза.
— А-а, — сказал я.
Мне явно не мешало выпить, хотя Тони и предупредил меня: его глубоко религиозные сородичи на выпивку смотрят косо. И я порадовался, что прихватил с собой пару бутылок.
Сосредоточившись на том, чтобы не наступить на что-нибудь ползающее, я нерешительно семенил по аллее из флагов и транспарантов. Местами настил из травы и веток был довольно высоким, и там вполне могли скрываться небольшие и среднего размера пресмыкающиеся.
Некоторые мужчины принесли гитары и барабаны и исполняли приветственные песни; в них местами различались слова «Иерусалим», «Израиль», «Богале».
«Аллилуйя, Богале!» — выкрикивали они, подбрасывая в зеленый ковер для змей у меня под ногами новые и новые пальмовые листья. Я вяло помахал в ответ, нагнулся и побрызгал себе ботинки змеиным репеллентом. Я не поднимал глаз и изо всех сил старался не наступить туда, где ковер из травы и веток был гуще. Крики «Аллилуйя!» и «Богале!» звучали все громче и исступленнее.
Дойдя до грузовика, я облегченно вздохнул. Помимо принадлежащего общине трактора, в селении это было единственное транспортное средство. А больше там и не нужно, потому что никакими дорогами Балимо с окружающим миром не связан. Туда добираются только по воздуху или на каноэ.
Водителя — коренастого парня, похожего на карлика — сопровождала очень хорошенькая молодая жена.
Она уселась в середине, а мы — по бокам. Девушка положила маленькую изящную ладошку мне на плечо и улыбнулась. Я попытался улыбнуться в ответ, но это было не так-то просто — мысли мои витали далеко.
Водителя беспокоила погода. Было пасмурно и душно, повсюду растекались лужи.
— Если пойдет дождь, — сказал он, — следующий самолет не сможет приземлиться, и вам придется остаться здесь.
Наша спутница захихикала и, поерзывая красивой попкой, заметила, что иногда самолет не может приземлиться несколько недель кряду. Только этого не хватало!
Грузовик выехал с посадочной полосы и полз подлинной траве через заросли пальмы-пандана. Карлик сообщил, что побеги пандана годятся в пищу, а раньше из них плели особые покрывала, которые обычно носили женщины племени.
Я не открывал боковое окно и попытался сосредоточиться на словах собеседника. Его жена гладила меня по щеке, а я прилагал все усилия, чтобы понять происходившее вокруг. Толпа, не прекращая приветственных и хвалебных песнопений, шагала за грузовиком, который величаво трясся в направлении Балимо.
В стороне, не принимая участия в процессии, шел еще один человек. Он нес на плече какое-то животное, завернутое в огромный лист, а в руке держал деревянное копье.
— Это у него валлаби, — пояснил водитель. — А сам он — учитель сельской школы. Дикие свиньи и валлаби — самое лучшее мясо. В деревне теперь многие не хотят есть свинину. Те гогодала, которые считают себя евреями. Так думают не все, но многие. Говорят, Ковчег Завета нашли. Вот как говорят. Я много раз слышал.
Он окликнул учителя. Тот предложил нам выйти и посмотреть его валлаби.
— Профессор из Англии хотеть этот валлаби. Он приехал достать Ковчег Завета, ясно? Ему хочется достать Горшок с огнем, ясно?
Учитель сказал, что если мне и вправду нужен валлаби, его принесут мне в хижину. И возьмут с меня не очень дорого. Если же я хочу увидеть Ковчег, то люди готовы отвести меня к лагуне. Они уже собрали все нужное: веревки, лопаты, шесты, чтобы отводить в сторону тростник и обороняться от змей. Более того — предыдущим рейсом прибыл из Австралии водолаз. Но прежде чем пойти к месту, где спрятан Ковчег, нужно всем собраться и обсудить план действий.
Грузовик двигался по неровной дороге: тут и там заросли высокой травы, наполненные водой рытвины. Вдруг водитель резко вывернул вправо, и теперь мы опять ехали по заросшей травой посадочной полосе.
— Тут лучше, — сказал он.
— В Хитроу бы такой номер не прошел.
Водитель вопросительно глянул на меня.
— Хитроу — аэропорт в Лондоне, — пояснил я.
— Строгие, наверное, у них порядки, — пренебрежительно заметил он.
Мы остановились на некоем подобии спортивного поля с деревянным строением с одного конца. Здесь опять оказались две шеренги встречающих; на этот раз люди держали не только флаги, но и пальмовые ветви и ветки каких-то других неизвестных тропических деревьев. У некоторых в руках красовались плакаты. Один из них гласил: «Да благословит Господь живущие в изгнании колена евреев (П Н-Г)».
Дальше передо мной предстала живая иллюстрация крайней нищеты: худющие маленькие дети, в основном мальчики, несли облезлые кастрюльки, керосиновые лампы и старый пластмассовый таз.
На грязных телах различались смазанные звезды Давида. За мальчиками шли двое мужчин и несли грубо намалеванный транспарант: «Братья по крови, мы устали жить в нищете. Пожалуйста, заберите нас домой скорее!» В конце этой толпы — размахивающей ветками и плакатами — я увидел несколько стариков, державших еврейский семисвечник.
— Забери нас, Богале, — просили они, — забери нас обратно!
Вечером состоялось собрание жителей деревни в большом молитвенном доме, который представлял собой бамбуковый помост на сваях под соломенной крышей. В середине тускло тлел костерок из бамбука. Вокруг собралось человек сто — обсудить цель моего визита. Им хотелось, чтобы я доказал их еврейское происхождение. В моем успехе никто не сомневался — ведь так предсказали их пророки. А вот когда я предоставлю израильским властям убедительные аргументы, а это несомненно случится, — что будет дальше? В конце концов, здесь, в Балимо, они живут, как им нравится, но вот будет ли правительство Израиля настолько к ним снисходительно? Где им жить в Израиле? Есть ли там дождевые леса? Кто оплатит им перелет и расселение? Разрешат ли им взять с собой луки и копья? На кого они там будут охотиться? Что будут есть? Водятся ли в Израиле валлаби?
Прения разгорались. Иногда случались и паузы — особенно ближе к концу, когда все начали уставать. И в тишине я слышал непонятный звук: «тук-тук». В трудах Чикагского герпетологического общества я прочел, что одна из местных змей издает как раз примерно такой звук.
Я посмотрел вверх — на соломенную крышу, потом стал пристально разглядывать бамбуковый пол, но ничего не увидел. Мне сделалось не по себе.
