Фридрих Юргенсон - Радиоконтакт с потусторонним миром
Позже я вернусь к этому более подробно. Как бы то ни было, множество параллельных исследовательских групп начали формироваться вокруг «главного блока Моэлнбо», которым в известной степени руководил я. Однако вернемся к осени 1959 года. Однажды после обеда нас в Моэлнбо навестила моя теща. Она тоже захотела осмотреть нашу комнату в мансарде, и я помог пожилой женщине подняться вверх по ступеням. Моя жена в это время мыла пол. Прежде, чем теща вошла в мансарду, я незаметно включил магнитофон. Я хотел удивить пожилую женщину звуками ее собственного голоса. Однако, как выяснилось, ее совершенно не волновало, как ее голос звучит на пленке. Она встала через пять минут, так и не послушав.
Позже, когда я прослушивал запись, то обнаружил следующее: мы с женой разговаривали с ее матерью на обычной громкости, как вдруг громкость исчезла, и воцарилась странная тишина. Я повернул регулятор громкости до максимума и услышал странный разговор на немецком языке. Так как никто из нас в тот момент не говорил по-немецки, а скорее по-шведски, я надел наушники и начал в беспокойном ожидании реконструировать разговор, записывая слово за словом.
После коротких замечаний Моники послышались звуки включения-выключения, потом громкость сильно уменьшилась. Женский голос, звучавший по-немецки как будто издалека, произнес: «Сейчас ты можешь слышать радар. Дай мне послушать».
«Она не хочет ничего говорить!» — ответил так же по-немецки мужской голос. Я сразу узнал его. Это был тот же голос, который когда-то сказал: «Фридрих, за тобой наблюдают».
Тем временем другой мужской голос заметил: «У Моники уютно».
Затем внезапно раздался голос тещи, спросившей что — то по-шведски у своей дочери. После продолжительной паузы Моника ответила: «Не говори об этом». «Она слышала!»- отметил по-немецки второй мужской голос.
«Как она работает здесь! — воскликнул с удивлением первый мужской голос. — Я вижу ее, я слышу ее!»
В этот момент я выключил магнитофон. То, что я записал, было, без сомнения, уникально. Это было явное доказательство того, что за нами наблюдают, что наш разговор в мансарде кем-то прослушивается с помощью радара и даже комментируется.
Я считаю, что это было большим шагом вперед, и задаюсь вопросом, не связана ли эта особенно четкая запись с магнетическим влиянием полной луны.
Сегодня, восемь лет спустя, когда я вспоминаю лето и осень 1959 года и стараюсь определить свое душевное состояние в то время, я должен признать, что превратился, так сказать, в огромный вопросительный знак, и все мои чувства и мысли были направлены только на разгадку удивительного феномена, с которым я столкнулся. В то же самое время я находился в состоянии внутреннего брожения.
Что-то рождалось и росло внутри меня, медленно прокладывая путь к моему сознанию. Я как будто находился в поле переменного напряжения, где жизнь и смерть сменяют друг друга. Одновременно я чувствовал себя в эпицентре бури или хаоса, из которого постепенно вырастало новое понимание. Я могу выразить это так: тайная, неведомая грань существования вошла со мной в контакт, с одной стороны, изнутри, через мое подсознание, с другой — извне, через акустическое средство (магнитофон). Пленки с записями, которые я мог воспроизвести в любое время, были неоспоримым и убедительным доказательством того, что это живая, объективная реальность, а не плод моего воображения. Насколько мне известно, такая форма знания является совершенно новой в истории человечества.
Я вынужден признать, что такие революционные события трудно поддаются описанию, но еще труднее пройти через них. Какими бы новыми и интересными они не казались, они в действительности связаны с огромными трудностями, потому что их «инструмент» превращается в живой плацдарм для экспериментов, а это связано с большим психическим напряжением. Какая-то неведомая сила выбрала меня первооткрывателем в этой области и в то же время сделала из меня подопытного кролика, вынужденного принять на себя значительную долю трудностей и стресса. Сегодня я с уверенностью могу сказать, что те первые два года прорыва были решающим периодом кризисов и испытаний.
И хотя после этого проблемы не уменьшились, стали заметны растущие стабильность и спокойствие. Постепенно формировалась новая ориентация, которая превратила мое состояние вечных загадок и вопросов в состояние осознанности и понимания. Я открыл для себя простую истину — самые большие трудности и препятствия нужно искать в нас самих, и если мы не устраним их, то все попытки другой, невидимой жизни сблизиться с нами неизбежно приведут к новым недоразумениям.
В следующих трех эпизодах вы увидите, как происходили такие попытки сближения, и узнаете, какие трудности сопровождают контакт между двумя сферами жизни. Хорошо еще, что те, на другой стороне, обладают здоровым чувством юмора.
Глава 6
Пленка N4 — Странная игра с Карино. — Половинка яблока.
17 сентября 1959 года произошел случай, в котором нашему пуделю Карино снова была отведена главная роль, исполненная им с неподражаемой естественностью и блеском. Я же взял на себя роль понимающего слушателя, которая осталась за мной и в дальнейшем.
Я назвал эту пленку «Игра Карино на лужайке». Она носит номер 4, и на другой ее стороне записано открытие моей выставки в Помпеи. Из моих записей в тот день: 17 сентября 1959 года, полнолуние, сильный сигнал.
Я осознал, что понимаю смысл записи, только прослушав ее еще раз.
Морозным февральским утром 1962 года я находился в нашем доме в Моэлнбо. Снаружи все было покрыто глубоким снегом. Вокруг только белый, черный и серый цвета — почти как на фотонегативе. Я сидел возле магнитофона и вставлял пленку с записями 1959 года. Я немного подождал, пока он нагреется, нажал кнопку «Play» и…
Внезапно я вернулся назад в солнечный осенний день. Я стоял в залитой солнцем мансарде, надевал наушники, включал и выключал магнитофон. Солнце тепло и ласково светило в окно. Карино, наш черный пудель, мирно спал на кровати Моники. На улице было безветренно. Я еще раз включил магнитофон, и вдруг раздались громкие сигналы.
Это были оглушительные, грохочущие звуки, похожие на невероятно усиленные гудки телефона, которые буквально сотрясали оборудование. Я стоял, склонившись над вращающейся пленкой, и внезапно почувствовал покалывание и дрожь в лице, распространяющиеся на шею и вниз на руки. Это походило на то, как если бы я находился в середине какого-то вибрирующего электрического поля. Карино внезапно вскочил и, опираясь передними лапами на подоконник, стал внимательно смотреть вниз, в сад. Его взгляд блуждал слева направо, а хвост возбужденно подергивался.
Я громко спросил: «Дядя пришел? Или тетя?», в шутку намекая на марсиан и их летающие тарелки.
Из магнитофона раздалась серия оглушительных звуков. Неужели это означало ответ? Звуки проникали сквозь все мое существо, а магнитофон заметно дрожал. «Спустимся вниз?»-спросил я Карино. Сигналы внезапно прекратились.
Я не стал выключать пленку и пошел вниз вместе с Карино. Спустившись, я обошел вокруг дома, внимательно вглядываясь в небо и прислушиваясь к тишине леса, однако мне не удалось ничего обнаружить.
Тем временем Карино, как одержимый, прыгал между яблонь. Я вернулся в мансарду, откуда мне был слышен довольный лай собаки. И вдруг раздался женский голос: «Snouth- bistdublindi?…» — эта искаженная фраза предназначалась Карино и может быть переведена как «Снаут, ты слепой?».
Я надел наушники и продолжал слушать. В течение долгого времени царила ничем не нарушаемая тишина.
Внезапно в моем оборудовании что-то словно треснуло два раза. Когда я позже прослушал эту запись на более медленной скорости в 3 % дюйма в сек., то после второго звука я услышал мужской голос, сказавший на правильном немецком: «Будь спокоен». Запись продолжилась. Примерно через 10 минут сильные сигналы снова начали сотрясать оборудование. Карино все еще был на лужайке, хотя я оставил дверь открытой для него — он никогда не оставляет меня одного. Где-то в отдалении послышался зов: «Моэлнбо!»
Снаружи Карино начал нетерпеливо скулить и фыркать. Из магнитофона раздались высокие и тревожные звуки. Карино продолжал волноваться и суетиться. Я снял наушники и, сказав про себя несколько слов, пошел вниз. На пленке слышно, как я разговаривал внизу с собакой.