Александра Давид-Ниэль - Тайные учения Тибета (сборник)
5) Ощущение тепла исчезает. Непомерно раздувшаяся вена вмещает теперь всю вселенную, и налджорпа впадает теперь в состояние экстаза: он чувствует, будто превращается в развеваемое ветром пламя пылающих волн огненного океана.
Новички, не имеющие еще навыка длительной медитации, проходят через эти пять этапов быстрее, чем старшие ученики. Последние, погружаясь в созерцание, задерживаются на каждом из них дольше. Тем не менее, чтобы достигнуть пятого этапа, даже самому проворному ученику требуется не меньше часа.
Затем субъективные видения повторяются в обратном порядке.
6) Буря стихает. Волны бушующего пламени спадают и постепенно успокаиваются. Пылающий океан уменьшается и, наконец, поглощается телом;
7) Вена не превышает толщины руки;
8) Вена сужается до толщины мизинца;
9) Вена теперь не толще волоса;
10) Вена исчезает. Видение огня, так же как и все другие формы и образы, становятся невидимыми. Равным образом рассеиваются представления о каких бы то ни было предметах. Сознание тонет в «Великом Ничто» (Великой Пустоте), где двойственности воспринимающего субъекта и воспринимаемого объекта больше не существует.
Продолжительность транса обусловлена степенью умственного и духовного развития налджорпа.
Это упражнение, включая пять последних этапов или без них, можно повторять несколько раз в день или в любое время, когда холод дает себя почувствовать, но собственно тренировка состоит в утренних упражнениях.
Миларепа прибегал к тумо, когда в результате снежного обвала оказался пленником в своей пещере на Латши Кханг (Эверест) и был вынужден прожить в ней, почти без припасов, до весны.
Это приключение Миларепа воспел в знаменитых в Тибете стихах. Цитирую отрывок из них в вольном переводе.
Когда постыла мне мирская суета,
И я на склонах Латши Кханг искал уединенья,
Тогда Земля и Небо сговорились
И бурю-вестника мне послали,
В союз воды и воздуха стихии
С грядою мрачных туч вступив,
Луну и Солнце полонили.
На звезд-малюток вихрем налетели
И сдули их с темнеющего неба,
В туманный саван звезды взрослые окутав
И снег пошел тогда и шел без перерыва
Девять ночей и девять дней. Большие хлопья
Были густы, как клочья шерсти,
Они летели вниз, порхая, точно птицы.
Снежинки мелкие, словно горох или горчицы зерна,
Падали, скатывались, кружились в вихре.
Неописуема была беспредельность снежных масс:
Вверху снег покрывал ледниковые гребни.
Далеко внизу снежный океан затопил лес
до древесных макушек.
Снег выбелил черные горы.
Мороз выгладил волнистые воды озер,
И голубые ручьи скрылись под ледовым покровом.
Засыпанные снегом горы и лощины превратились
в равнину.
Люди в деревнях были как узники в темницах.
Домашние животные голодали.
Птицы и дикие звери постились.
Мыши и крысы хранились в земле под снежной
печатью, словно клады.
В эту пору бедствия
Снег и зимняя вьюга вступили на белой горе
В битву с моей легкой одеждой.
Падающий снег таял на мне, превращаясь в ручеек.
Ревущий ураган бессильно бился о тонкую ткань
платья,
Облегавшего пылающий жар моего тела.
Здесь воин боролся за жизнь, сражаясь со смертью.
И, одержав победу, я преподал отшельникам
Пример, свидетельствующий о великой добродетели
тумо.
Миларепа описывает свои впечатления, как поэт, но в них нет ничего исключительного. Многие тибетские анахореты зимуют в таких же условиях. Разница – и, по-видимому, значительная – заключается в том, что он был отрезан снегами неожиданно, не имея необходимых запасов провизии, в плохо защищенном месте.
Я не настолько безрассудно самонадеянна, чтобы сравнивать свое зимнее «дачное» житье в горах Тибета с подвижничеством отшельников типа Миларепа. Но описываемый в его стихах пейзаж мне хорошо знаком. Часто – и даже недалеко от того же Латши Кханга – я имела возможность созерцать его с высоты своего уединения, и, хотя я не испытывала недостатка в провизии и топливе и могла разжигать костер, когда мне было угодно, все же я имею право судить о суровости этого необычного существования. Я вспоминаю великое, ничем не нарушаемое безмолвие, восхитительное одиночество, невыразимый покой, затопивший мою пещеру… Не думаю, что нужно сожалеть о тех, кто проводит там свои дни. Они достойны скорее зависти, чем сожаления.
Помимо описанного упражнения, есть еще и другие, тоже рассчитанные на получение тумо. Все они более или менее однородны. Метод всегда состоит в сочетании длительных задержек дыхания и объективизации воображаемого пламени, что совпадает с приемами самогипноза.
«Шесть тайных доктрин» учения Нарота включали раздел о тумо.
Вот краткое изложение предлагаемого им метода.
Присесть на корточки, скрестив ноги, пропустив под бедрами и соединив руки.
В этом положении:
1) вращать желудок три раза справа налево и три раза слева направо;
2) делать желудком взбивающие движения с максимально возможной энергией;
3) раскачиваться, встряхиваться, подражая движениям норовистой лошади, и слегка подпрыгнуть, не меняя позы, со скрещенными ногами (сравни с описанием упражнения на стр. 227). Эти три упражнения нужно повторить три раза и закончить большим прыжком – налджорпа должен постараться подпрыгнуть в воздух как можно выше.
Ничего нет удивительного, если после такой гимнастики бывает жарко. Описанное упражнение сродни практике индусской «Хатха-Йоги».
Упражнение продолжают, задерживая дыхание до тех пор, пока живот не примет «форму горшка».
Затем следует объективизация образа Дорджи Налджорма, как и в первом из описанных упражнений.
Нужно вообразить по солнцу в каждой ладони, по солнцу под подошвами ног и еще одно солнце под пупком.
При трении друг о друга солнц в руках и ногах вспыхивает огонь. Огненные языки доходят до солнца под пупком, и последнее, в свою очередь, вспыхивает, наполняя все тело пламенем.
При каждом выдохе кажется, будто пылает весь мир.
Упражнение заканчивается двадцатью одним большим прыжком (выдержка из трактата о шести доктринах, приписываемых святому Нарота).
Хотя в обеих вкратце описываемых системах тренировки существуют некоторые сходные моменты в объективизации образов, все-таки разница между ними очень велика, так как вторая система состоит из множества движений и прыжков, а первая требует полной неподвижности.
В двух этих методах, как и во всех преследующих ту же цель системах, уже давно тренировавшиеся в развитии тумо производят вдохи, задержки дыхания и выдохи в установленном порядке автоматически. Все манипуляции не нарушают ни концентрации мысли на мираже огня, ни сопровождающего созерцание мысленного повторения мистической формулы. Успевающим ученикам не приходится напрягать воображение, чтобы видеть разгорающееся пламя – видение развивается само по себе, и приятное ощущение тепла разливается по всему телу, что и является конечной целью упражнения.
Иногда период обучения тумо заканчивается подобием экзамена. Зимней лунной ночью уверенные в своем умении ученики отправляются со своим учителем на берег еще не замерзшего потока. Если все водные бассейны в округе уже окованы льдом, во льду пробивают отверстие. Выбирают ночь, когда дует сильный резкий ветер, – такие ночи в Тибете не редкость.
Кандидаты на звание респа, совершенно голые, усаживаются на землю, скрестив ноги. В ледяную воду окунают простыни. Они замерзают в проруби и извлекаются оттуда совершенно твердыми. Каждый ученик закутывается в такую простыню: он должен ее отогреть и высушить собственным телом. Как только простыня высыхает, ее снова мочат в проруби, и испытуемый снова в нее заворачивается. Эта процедура продолжается до рассвета, и тот, кто высушил на себе больше простыней, чем его товарищи, объявляется победителем соревнования.
Говорят, некоторым удается высушивать таким образом до сорока простыней за ночь. Тут следует учесть долю преувеличения, а также уточнить размеры простыней – они иногда бывают совсем крошечными и даже символическими. И все-таки респа действительно высушивают своим телом несколько кусков ткани величиной с большую шаль. Могу засвидетельствовать это как очевидец.
Ученик должен высушить на себе не меньше трех простыней, прежде чем его признают достойным носить юбку из белой ткани – отличительный признак ученых кандидатов искусства тумо. По крайней мере, таково было правило древнего устава, но вряд ли его точно придерживаются в наши дни.
Респа – человек, всегда одетый в платье из легкой хлопчатобумажной ткани. При этом, само собою разумеется, на нем может быть только один покров. Однако в Тибете нет недостатка в респа, скрывающих под легким тканевым платьем теплую одежду. Эти обманщики либо настоящие мошенники, стремящиеся провести доверчивых простаков с корыстными целями, либо действительно трапа, изучавшие искусство тумо, но слишком недолго, чтобы приобрести прочные навыки.
