Рудольф Штейнер - Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть
Мифы, сказания и даже сказки и легенды были рождены из древней способности человеческой души. Это связано с тем, что человеческое Я в древние времена работало не так, как сегодня; тогда человек еще не обладал тем твердым средоточием, благодаря которому он существует в себе и для себя. И поскольку человек не имел этого центра, он пока не был замкнут в своем Я, в своей узко ограниченной душе, не был отделен так, как это было позднее, от своего окружения. Он жил в своем окружении как сопринадлежащий к нему член, в то время как сегодняшний человек ощущает себя существом, отделенным от внешнего мира. И так же, как сегодня человек в состоянии чувствовать приток и отток физических сил в его физическом организме, поддерживающих в нем жизнь, так в древности человек ощущал своим ясновидческим сознанием приток и отток духовных сил. Он чувствовал внутреннее взаимодействие с силами большого мира. Он мог сказать: когда нечто происходит в моей душе в то время, как я что — либо мыслю, чувствую или волю, я, в сущности, не являюсь замкнутым существом, но во мне действуют силы существ, и их я созерцаю. И эти существа, созерцаемые мною, находятся вокруг меня, они посылают в меня внутренние силы, побуждающие меня к мышлению, к ощущениям, к выражению волевых импульсов. Так человек, находясь в лоне духовного мира, чувствовал, что в нем мыслили божественно — духовные силы. В чувствах, то заполняющих его, то отступающих, он ощущал духовные силы, деятельные в них; а когда его воля выполняла нечто, он чувствовал, что в него вливаются духовно — божественные силы со своими волениями и целями. В древние времена человек ощущал себя сосудом, через который выражали себя духовные силы.
Итак, мы рассмотрели отдаленное прошлое, — эти времена, проходя различные промежуточные ступени, простирались вплоть до времен Гомера. Нетрудно заметить, что Гомер был продолжателем древнего сознания человечества. Для этого достаточно лишь привести некоторые строки из "Илиады". В ней Гомер представляет великую борьбу греков с троянцами. Но как он это делает? Что видело греческое сознание в основе этой борьбы?
Хотя этого и не говорится у Гомера, но в основе этой борьбы лежали не просто страсти и вожделения, представления и понятия, исходящие из человеческого Я и противоборствующие друг с другом. Были ли это только личные и народные страсти троянцев и личные и народные страсти греков, борющиеся друг с другом? Встретились ли на этом поле брани силы, исходящие из человеческого Я? Нет! Легенда, показывающая связь между древним сознанием и сознанием Гомера, рассказывает, что однажды, на празднике, три богини — Гера, Афина — Паллада и Афродита — поспорили, кто из них прекраснее. Решить спор должен был Парис, сын троянского царя, признанный среди людей знаток красоты. Яблоко — награду лучшей красавице — Парис отдал Афродите, за что та пообещала ему самую красивую жену на Земле — Елену, бывшую тогда женой спартанского царя Менелая. Парис сумел завладеть Еленой, только похитив ее. И греки, жаждавшие отомстить за похищение, начали готовиться к войне с народом Трои, жившим по другую сторону Эгейского моря. Так началась война.
Из — за чего же разгорелись человеческие страсти и всё то, о чем Гомер просит рассказать Музу? Разыгрывались ли эти события только в физическом мире среди людей? Нет! Сознание греков описывает нам, что за всем разыгравшимся между людьми стоял спор богинь. Итак, грек со своим тогдашним сознание ищет причины разыгрывающихся в физическом мире событий и говорит: здесь я не могу найти сил, столкнувших между собой силы людей. Мне нужно подняться туда, где друг другу противостоят божественные силы и власти, — божественные силы, участвующие в борьбе людей, являвшиеся в те времена в образах. Так из древнего человеческого сознания рождается первое великое произведение поэтического искусства — гомеровская "Илиада". В поэтической форме, в привычной для нас манере (с точки зрения более позднего развития человеческого сознания) Гомер представляет нам отголосок того, что наблюдал человек своим древним сознанием. Ибо во времена Гомера происходил поворотный пункт в развитии человечества. Для народа, развившего затем греческую культуру, закрылось ясновидческое сознание, и от него остался как бы только его отзвук.
Человек древности мог бы сказать: я вижу, как мои Боги сражаются в духовном мире, открытом моему ясновидческому сознанию. Этого уже не мог видеть человек эпохи Гомера, но воспоминание об этом было пока живо. Человек чувствовал себя инспирированным миром богов, в котором он пребывал, так же и Гомер чувствовал в своей душе власть тех же божественных сил, которые прежде ощущались человеком внутри себя. Поэтому поэт провозглашает: "Это говорит во мне инспирирующая душу Муза!" Поэзия Гомера непосредственно связана с мифами древнего мира, если понимать их правильно. Рассматривая творчество Гомера под таким углом, мы видим, как в нем выступает нечто, что заменяет древние ясновидческие силы, ранее действовавшие в человеческой душе. Прекращение силы древнего ясновидения закрыло для обычного человеческого сознания врата в духовный мир. Но в развитии человека осталось нечто заменяющее древнее ясновидение. И такова поэтическая фантазия Гомера. Так направляющие мировые силы лишили человека непосредственного ясновидения и взамен дали ему то, что живет в душе подобно древнему ясновидению и может вызывать в ней формообразующую силу.
Поэтическая фантазия — это возмещение ведущими человечество силами утраты ясновидения далекого прошлого.
А теперь вспомним нечто другое. В лекции "Человеческая совесть" было показано, как совершенно по — разному проходил отход древних сил ясновидения в зависимости от географического местоположения. На Востоке в уже сравнительно позднее время мы находим в душах людей наличие древнего ясновидения. И мы также подчеркивали, что чем дальше на Запад, тем меньше обладали народы Европы способностью к ясновидению. Так происходило потому, что у этих народов, при пока еще относительно отстающих других душевных силах и способностях, в средоточии души утверждалось сильное Я-чувство. Это появление Я-чувства, однако, в разных местностях Европы проходило совершенно по — разному — на Севере иначе, чем на Западе, и совсем иначе — особенно в Южной Европе. В дохристианские времена Я-чувство интенсивнее всего развивалось в Сицилии и Италии. В то время как на Востоке душевные силы человека продолжали оставаться в некоем вне — себя — бытии, без какого — либо Я-чувства, в вышеназванных областях Европы жили люди, развивавшие сильное чувство Я, так как они уже более не пользовались древним ясновидением. Внутреннее Я-чувство усиливалось у человека по мере отлучения его от духовного мира. И, особенно в областях современной Италии и Сицилии, в человеке развивалось сильное Я-чувство. Поэтому в те древние времена души азиатских народов и народов, живших в вышеназванных областях, были различными. Мы еще видим, как повсюду в Азии мировые тайны развертываются перед душой в мощных сновидческих образах, человек обращает свой духовный взор вовне — и ему предстают деяния богов. В повествованиях того времени мы видим нечто, что можно назвать прадревними сказаниями о духовных фактах, лежащих в основе мира. Когда древнее ясновидение было позднее заменено фантазией, развилось наглядное сравнение, образ. Напротив, у западных народов, в Италии и Сицилии, усиливалось то, что вырастало из укреплявшегося в себе Я, и развивало большую силу. У этих народов это изливающееся из души воодушевление заменило человеческой душе непосредственное духовное созерцание — в предчувствии она поднималась к тому, чего не могла уже лицезреть. Здесь мы не встречаем более рассказов о том, что воспринималось как деяния Богов. Так как ясновидческое сознание здесь развито слабее и душа больше не способна видеть божественные силы, но только предчувствовать их, она стремится в душевном подъеме выразить себя в слове, в сказании, и из воодушевления древней молитвы струится хвалебная песнь этим божественным силам. А в Греции, расположенной посередине, эти миры сливаются воедино. Здесь появляются люди, которые воспринимают импульсы с обеих сторон: с Востока приходит образное созерцание, а с Запада — воодушевление, в гимнах посвящающее себя смутно ощущаемым божественно — духовным силам мира. Слияние этих потоков в греческой культуре сделало возможным следующий шаг вперед — от поэзии Гомера, относящейся к VIII–IX векам до Рождества Христова, к тому, что можно найти в творчестве Эсхила — представителя греческой культуры, жившего на 3–4 столетия позднее.
Эсхил представляет собой личность, на которую уже не действовала в полной мере сила образного созерцания Востока, та убедительная сила, которая присутствовала, например, еще у Гомера как отголосок древнего созерцания божественных деяний и их воздействия в человечестве. Этот отголосок был уже очень слабым, настолько слабым, что в душе Эсхила возникло нечто вроде недоверия, вначале эмоционального, к тому, что раньше в своем первоначальном ясновидческом состоянии люди видели в образах, отражающих божественный мир. У Гомера мы еще находим полную уверенность в том, что человеческое сознание когда — то поднималось к духовно — божественным силам, стоящим за деятельностью человеческих страстей и чувств в физическом мире. Поэтому Гомер описывает не просто начавшуюся войну — мы видим, что в нее вступают боги. Зевс, Аполлон вступают там, где действуют человеческие страсти, и выражают свое присутствие. Боги являют собой реальность, которой поэт позволяет действовать в своем произведении.
