Алексей Ксендзюк - Тайна Карлоса Кастанеды. Анализ магического знания дона Хуана: теория и практика
а) диалогично бытие внутреннего слоя и б) диалогична структура (а не содержание!) внешнего слоя (этаструктура есть «аббревиатура» диалогического бытия внутреннего слоя)".)
"Как ты знаешь, — сказал дон Хуан, — главная помеха в магии — внутренний диалог: это ключ ко всему. Когда воин научится останавливать его, все становится возможным. Самые невероятные проекты становятся выполнимыми. Ключом ко всякому колдовству и магическому опыту, который ты пережил недавно, был тот факт, что ты смог остановить внутренний разговор с самим собой." (IV, 95–96)
Безусловно, этот способ работы с раскрепощением восприятия принадлежит к древнейшим практикам магии и оккультизма. Это прямой, быть может, несколько грубый, иногда опасный, зато невероятно эффективный путь к подлинному прорыву в Реальность. Но в современном мире, где "все пути сглажены", где убежище и психический комфорт ценится больше, чем "безумные дерзания" попасть неизвестно куда, где нет ни Бога, ни дьявола, ни Учителей, на прочих «астральных» утешителей (вроде ангела-хранителя или Вергилия в роли экскурсовода), большей популярностью стал пользоваться другой способ работы с интеллектом. Мы назвали его "растождествлением с мыслительным потоком". К его чести надо сказать, что этот способ тоже имеет достаточно давнюю историю, но утвердился по-настоящему вместе с развитием религиозного института и религиозной философии. Словом, началось все с того метафизического факта, будто внутри человеческого существа есть некая область (формация), не подверженная ни страданиям, ни смерти. Санкхьяики нарекли ее Пурушей, поздние ведантисты — индивидуальным Атманом, но дело не в словах. Из такого положения, конечно, мог последовать единственный вывод: необходимо растождествить Пурушу (Атмана) с телом и остальной частью психики, чтобы дать ему, наконец, свободу, блаженство и бессмертие. Вместо полной остановки ума стали рекомендовать относительно более простую технику, часто называемую «свидетель». Об этом коротко, но исчерпывающе написал Дж. Хэвитт в своей книге "Йога и медитация": "В этой технике йоги вы наблюдаете любую ежедневную деятельность как независимый свидетель или зритель. Это относится не только к вашим физическим действиям, но и к состояниям ума. Беспристрастно, без разбора и комментариев, спокойно осознавайте вашу ежедневную деятельность, какая бы она ни была: дома, на работе, в социальной жизни, управляя автомобилем, опустошая мочевой пузырь, поедая сандвич — здесь не нужно выбирать деятельность; что бы ни делалось сейчас — это объект созерцательного осознавания. Мы многое узнаем о себе через самонаблюдение, и осознание ведет к полезным переменам в личности в сторону большей невозмутимости, восприимчивости и бдительности. Мы познаем также важность здесь и сейчас, и больше живем в настоящем.
Буддисты называют это «внимательностью». Буддийский монах может прогуливаться и быть внимательным к каждому шагу. Прогулка становится медитацией. Мы уже видели, что дыхание может быть медитацией. Тибетские учителя йоги инструктируют своих учеников выполнять медитативные упражнения во время их занятий: будь то уборка улиц, починка обуви, работа в магазине или конторе, — что бы то ни было: каждое движение может выполняться с созерцательным осознаванием. Выполнение медитации в повседневной активности — общее положение для многих буддистских школ. Спрошенный "Что такое дзэн?" учитель Дзэн отвечает: "Когда вы голодны — едите, когда устаете — спите." И дзэн-монахи обретают неожиданное просветление (сатори), наблюдая, как учитель ест рис или выполняет какое-то другое ежедневное действие.
Кришнамурти много уделил самонаблюдению в своих книгах и лекциях, называя умственное отношение отсутствием выбора или пассивным осознаванием. Другое название для этого — чистое внимание. В системе "гармоничного развития" Гурджиева это известно, как «самовспоминание». (Hewitt J. Yoga and meditation. New Delhi, 1982.)
Подобный прием предпочитал и Шри Ауробиндо, хотя признавал абсолютную остановку мыслительной активности высшим достижением йоги. Но он не рекомендовал ученикам добиваться "полного безмолвия", так как считал его результатом вмешательства высшей Силы, которая придет в свой срок и в согласии со своим законом. Так, Шри Ауробиндо пишет одному ученику:
"Первый шаг — это спокойный ум, безмолвие ума — шаг следующий… А под умом спокойным я подразумеваю находящееся внутри ментальное сознание, созерцающее появление и передвижение мыслей, но не чувствующее себя мыслящим или отождествляющим себя с мыслями, называя их своими. Мысли, умственные процессы могут проходить через него, словно путники, что появляются и исчезают, пересекая эти безмолвные края — спокойный ум созерцает их, а может и вовсе не обращать на них внимание, но, в любом случае, не приходит в возбуждение и не теряет спокойствия." (Sri Aurobindo. Bases of Yoga.)
Да и многие современные исследователи оккультизма и метапсихологии йоги вторят этим рассуждениям Шри Ауробиндо. Ф. Меррел-Вольф ("Пути в иные измерения") также твердит, что "полная остановка мыслительного процесса необязательна". Да, необязательна, если вас удовлетворяют случайные проблески, «видения», грезы наяву — в общем, туманный и брошенный мельком взгляд на Реальность, где никому не разобрать, что есть внешнее и искаженное восприятие, и что есть подсознательная мечта, внушенный с детства образ или сон.
Спокойный ум как беспристрастный созерцатель равно приемлет все. И в первую очередь то, что автоматически продолжают генерировать те его части, которые он не удосужился остановить. Мы хотим особо подчеркнуть сходство этой ситуации со сном или гипнозом. И там, и здесь разум во многом теряет способность к референции. И там, и здесь культивируется особое равнодушие к возникающим у перцептора образам. Кроме того, следует добавить, что оказавшиеся "на воле" психические структуры принимают на себя избыток энергии, высвободившийся благодаря отключению оценочных и реагирующих блоков. Разумеется, творческие потенции «освободившихся» частей (и до того огромные) еще более возрастают.
Медитаторы, практикующие технику «свидетель», все как один сталкиваются с ростом хаотической ментальной активности — обрывки фраз, нелепые представления, бессмысленные или навязчивые формы, фрагменты автоматической памяти бурлящим потоком несутся сквозь апатичный канал «созерцателя». Говорят, что это естественные помехи, возникающие лишь на первом этапе. Попробуем проследить, что же происходит дальше.
Практики заявляют, что затем количество образов резко сокращается, они становятся «плотнее», «компактнее», «насыщеннее» — словно вбирают в себя всю свободную энергию из блоков референции и реагирования. Паузы между рождающимися образами удлиняются, и весь ментальный поток как бы затормаживается. Эти редкие и «медленные» образы получают постепенно новое качество: они становятся ярче, все меньше связаны с повседневностью и обретают что-то вроде "символической окраски" с экзистенциальным уклоном. Ориентальные сторонники данной психотехники утверждают, что практикующий переходит на более высокий уровень сознания, где отголоски "космической информации" звучат все явственней. В действительности же, как мы думаем, луч внимания (напоминаем, что речь по-прежнему идет о работе тоналя, пусть даже в измененном режиме), утративший ориентиры в привычной ему области перцепции (беспристрастие, безоценочность, отсутствие реакции "сбивают настройку" тонального механизма), уходит вглубь психики: во-первых, к многочисленным напластованиям подсознательного, а затем и к бессознательному, где обитают первобытные «конденсаты» всех человеческих программ. Это вовсе не идеи и не конструкты, содержащие знание о началах бытия, — это яркие, полноценные образы, необычно емкие и связанные с центральными проблемами существования человека. Отсюда — удлинение пауз (луч внимания должен вначале отыскать образы), несвязанность с повседневным, плотность и насыщенность образов смыслом.
Утрата ориентиров оказывает нам дурную услугу. Мы перестаем различать внешние и внутренние сигналы, естественно предполагая, что такая «значительная» информация не должна тесниться в закоулках нашего же мозга, а напрямую «спускается» из неких "высших сфер", где, разумеется, на престоле восседает Истина и учит нас постижению Абсолюта.
Красиво и убедительно звучат рассказы о подобных переживаниях. "Бог внутри" — вот окончательный девиз всех сторонников мистической интроспекции.
В обычном сновидении мы имеем дело со схожими феноменами. То есть, оценочная и реагирующая части перцептивного аппарата как бы «приглушены», контроль над вниманием в значительной мере ослаблен, — и вот начинается игра саморазвивающихся образов. Здесь и мнимая экстериоризация воспринимаемого, и та же любопытная закономерность: чем ярче и плотнее предъявленный сновидцу обрез, тем более он «символичен», тем больше пищи для размышлений над природой бытия, над собственной судьбой он дает.
