Владимир Вестник - Впервые о главном секрете благополучия (Том 1)
Было ясно, что матом он хотел как-то скомпенсировать неловкость из-за проявления осторожности, которая может оказаться излишней. Но он простой и грубоватый, с хозяином не дружит. Потому ему было несложно преодолеть неловкость. Мне сложнее. Когда отношения хорошие, особенно не хочется какой-либо неприятной мелочью вносить в них шероховатость. Если я солидаризируюсь с хамоватым Семеном, продемонстрировав тем самым пренебрежение мнением хозяина, это, конечно же, будет ощутимым ударом по его самолюбию. Было ощущение, что как-то неловко, как-то не по-мужски проявлять трусливость и чрезмерную осторожность, когда гарантии дает вполне разумный и, похоже, вполне опытный и ответственный человек, с которым, к тому же, знаком.
Я попытался на глаз определить степень опасности. Нет, это невозможно: хоть с рулеткой вымеряй, а когда машинно-гаражного опыта нет, всего не предусмотришь. Тем более, при таких малых расстояниях. Что ж, остается выбирать между мнениями двух автомобилистов, каждый из которых считает себя достаточно опытным. С одной стороны хамоватый Семен все-таки тоже производит впечатление опытного автомобилиста. Но, в отличие от него, хозяин более интеллигентный, рассудительный и аккуратный, делал это не раз, к тому же, так уверенно утверждает о безопасности. Ведь и сам встал туда, куда приглашает.
Тут я вдруг вспомнил о необходимости учитывать фактор ЭГП, а значит, о необходимости быть бдительным с его людьми. И это было главным, что позволило мне все же преодолеть неловкость перед хозяином и придало решительность. ЭГП — штука коварная, с ним в поддавки лучше не играть. Не хватало еще пострадать непонятно ради чего. Чай, давно уже не мальчишка, чтобы пренебрежение безопасностью путать с мужеством и доблестью. Я сошел со своего места, и встал перед бампером, не обращая внимания на недоуменные, сокрушенные возгласы хозяина.
— Ну вот! Чего испугались-то? Теперь ведь точно сил не хватит. — Сказал он раздосадованно. Он деланно расхохотался над нашими страхами. Действительно, стало стыдновато. Но, как говорится, своя рубаха ближе к телу. У каждого свои интересы. Ему — быстрее бы решить свою проблему. Нам же важно не потерпеть урон. Помочь — пожалуйста. Только не ценой собственной безопасности. Спасибо и за то, что взялись помочь.
Было видно, что его чувствительно задело недоверие к нему, особенно, с моей стороны. Солидный, интеллигентный и мастеровитый человек, разве он давал когда-либо повод усомниться в своей серьезности и адекватности? Когда теперь удастся народ собрать, чтобы машину поставить? Ведь собирался уже сегодня ехать по делам. Сам он, конечно, остался на своем месте со стороны днища.
Насчет того, что сил свалить машину не хватит, он оказался прав. Как мы ни напрягались, свалить не смогли. Машина наклонялась гораздо меньше. Конечно, теперь приложение усилий было менее эффективным, чем когда стояли со стороны днища и тянули на себя. Тогда я предложил раскачать, а затем толкнуть. Мы мало-помалу раскачали машину и, наконец, она тяжело и мощно рухнула на колеса. С раскачкой это оказалось совсем нетрудно.
— Ох! — Резко выдохнул хозяин. То ли от удивления, то ли оттого, что слегка задело.
Он оказался запертым в вертикальной нише в железобетонной стене, которая была как раз за ним. Видимо, это было углубление для встроенного шкафа. Эта ниша была чуть шире его тела. Если бы не эта ниша, глубиной около тридцати сантиметров, в лучшем случае быть бы ему инвалидом. Борт машины был в пяти сантиметрах от стены. Впоследствии я удивлялся, что он оказался в нише. Неужели все-таки он предполагал опасность? Или он случайно оказался перед нишей? Мы с Семеном потянулись было поверх машины к нему, чтобы вытащить, но было не дотянуться. Он тут же остановил нас:
— Не надо. Все в порядке. Я сам выберусь.
Было видно, что он стоит свободно. Но чтобы выбраться, ему придется лезть через верх машины. Он был шокирован. Мертвенно бледное лицо покрылось крупными каплями пота. Очевидно, он ужаснулся тем последствиям, которые могли быть, послушайся мы его. Похоже, кроме ужаса он испытывал неловкость оттого, что, подверг нас серьезной опасности и что, в отличие от нас, имел за спиной спасительную нишу.
Я посмотрел на то место, где стоял при первой попытке. Зазор между машиной и стеной был около пяти сантиметров. Если бы хватило сил свалить машину с первой попытки, было бы либо два пожизненных инвалида-паралитика, либо два трупа. Хорошо, что идея о предварительной раскачке машины не пришла, когда пытались тянуть на себя.
Семен тоже озадаченно смотрел на то место, где стоял при первой попытке. Он коротко, растерянно и вяло сматерился и замолк в задумчивости. Я ожидал как неизбежности, что сейчас, после минутной растерянности, Семен разразится громкой и продолжительной смесью мата, возмущения, оскорблений и поучений. Если он по пустякам выдавал гневные нецензурные тирады, то сейчас, вроде бы, самое время для подобного. Но он задумчиво молчал. Его, обычно хмурое и темное лицо сейчас было спокойным и, к моему удивлению, вроде бы, даже посветлело и подобрело.
Ну конечно же, он испытывал то же, что и я! От сознания того, что несчастье было рядом, но прошло мимо, никакого раздражения к хозяину не было. Наоборот, была радость от того, что все могло быть слишком ужасно, но все обошлось. Видимо, он, как и я, чувствовал себя второй раз родившимся.
Я подумал, что вот так, иногда в совершенно спокойной, скучной, ничего не предвещающей бытовой текучке, буквально из-за пустяка возникает большая трагедия.
Я сказал хозяину:
— Так и будешь стоять? Давай вытащим тебя. В чем проблема-то?
— Не надо. Постою, отдохну. Сам выберусь. Я не ушиблен. Спасибо вам большое за помощь. Не беспокойтесь. Видите, — я не зажат. Все нормально. Идите по своим делам. Большое вам спасибо.
— Лестницу тебе, может? — Предложил Семен.
— Или веревку подадим. Ухватишься, вытащим. — Сказал я.
— Не надо. Дальше сам управлюсь. Я легко выберусь. Спасибо. Все.
Засунув руки в карманы, хозяин нервно топтался на месте, потупив взор. Крупные капли пота продолжали стекать по белому лицу. Он был какой-то съежившийся и жалкий. Казалось, даже в росте уменьшился. Он явно хотел, чтобы мы ушли. Или боялся, что Семен сгоряча возьмется что-нибудь вручную объяснять? Мы распрощались и ушли, полагая, что у него могут быть причины остаться одному.
Я иду по асфальту, постепенно осознавая истинный масштаб опасности, которая миновала. На обочинах дороги лежат окурки и разный мусор, вытаявший из снега. Обхожу кучу мусора рядом с переполненными мусорными контейнерами, мимо которых лежит путь. Это меня нисколько не раздражает. Какая это ерунда! Главное — жив-здоров! Голубое небо. Легкие белые облачка. Яркое веселое солнце. Остатки снега на газоне. Легкая зеленая вуаль молодых листочков на деревьях и кустах. Где-то в глубине дворовых тополей весело перекликаются птички. Голоса играющих детей. Как хорошо весной! Да что там, — как хорошо в любое время года, когда цел и здоров! Как легко и внезапно всего этого можно лишиться из-за какого-то пустяка, по недостаточной осторожности!
После этого случая я понял, что лично для меня даже кратковременное дело с представителем ЭГП может таить опасные сюрпризы.
Лишь со временем я по-настоящему осознал всю тяжесть того, что могло тогда произойти. В худшем случае была бы смерть, а в лучшем — жизнь сделала бы крутой поворот, и дальнейшее существование было бы чередованием лечения с мучениями. Хотя в такой ситуации не так просто определить — где, на самом деле, лучший вариант.
При воспоминании об этом случае у меня до сих пор возникает чувство глубокой признательности к Семену. Благодаря бдительности этого необаятельного человека не произошло ужасного. Но, конечно же, основная моя признательность к главному защитнику, многократно отводившему от меня серьезные опасности — Богу. Ведь только Он, в конечном итоге, решает, по какому направлению развиваются события.
И ни в коем случае не возникает негативных чувств к хозяину. У этого добродушного и обаятельного человека не было и не могло быть в отношении нас с Семеном злого умысла. Ведь в случае несчастного исхода у него самого возникли бы проблемы, как минимум, нравственные. В данном случае ЭГП, воздействуя на его подсознание, предопределил ошибку мышления.
Плата за наивностьАндрей приехал в деревню растерянный, задумчивый и озабоченный. Улыбчивость, свойственная ему, на этот раз никак не проявлялась. На мои вопросы о случившемся, отвечать не хотел. Приглядевшись, я заметил, что у виска краснеет небольшая ранка. Выдран клочок кожи размером с ноготь.
— Что случилось-то?
— Давай об этом потом.
Странно, обычно сам сходу все выкладывал. До ужина говорили с ним о делах. Видимо, все еще пребывая во власти неприятных воспоминаний, он говорил кратко и односложно. Налет трагичности не сходил с его лица. Я поджарил картошку, добавив в нее печенки, подогрел чай. Накрыл стол. За ужином он, наконец, разговорился:
