Сергей Мальцев - Невидимая битва
Подробности эти горячо обсуждаются в великосветских салонах — в домах Белосельских, Барятинских, Строгановых, Трубецких — и, сделав круг, водворяются в умах даже близких друзей поэта. Дантес опять посещает карамзинский кружок и само семейство Карамзиных считает своим долгом сохранять нейтралитет и беспристрастие в этой «щекотливой» ситуации.
20-21 ноября слухи эти, наконец, доходят до того, кто был главным их предметом и сам ничего о них не знал. В это же время Геккерн-отец уговаривает Дантеса написать письмо Наталье Николаевне о том, что тот «отказывается от каких бы то ни было видов на нее», чтобы, наконец, «прервать эту несчастную связь», и сам берется передать его адресату. Вручая ей это послание, он сопроводил его соответствующими советами и наставлениями, и — как он сам потом описывал свою миссию в письме графу Нессельроде — «доводил свою откровенность до выражений, которые должны были ее оскорбить, но вместе с тем и открыть ей глаза».[19]
21 ноября Пушкин берется за написание очередного вызова на дуэль, но теперь он делает это по-другому и не вызывает лично Дантеса на поединок, а прямыми оскорблениями в адрес отца-Геккерна вынуждает его сына самого сесть за дуэльное письмо. Для этого он не стесняется в выражениях, давая выход накипевшим за все это время чувствам:
«…Но вы, барон, — вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, истощенный лекарствами, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: «Верните мне моего сына…»
«…Я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такою пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызвала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном…»
Это письмо было написано в двух экземплярах, Геккернам и для друзей, чтобы предать огласке после дуэли, независимо от ее исхода. И тут же он пишет письмо Бенкендорфу, где излагает подробно историю дуэли — ухаживания Дантеса, анонимки, вызов на дуэль, отсрочка, сватовство — и свое убеждение, что автор диплома от «ордена рогоносцев» Луи Геккерн. В этом письме Пушкин не жалуется, а дает отповедь клевете: «…не могу и не хочу предоставлять кому бы то ни было доказательств того, что утверждаю».[20]
Но, оказывается, и это еще не конец. До самой дуэли целых два месяца.
Жуковский убеждает поэта воздержаться от рокового шага, и письма остаются лежать неотправленными. Потом их обнародуют друзья Мастера, уже после его смерти. < Мальцев С. А., 2003 >
Очередной инициативой Жуковского была встреча Пушкина с царем. На ней поэт дает самодержцу российскому обещание не затевать больше дуэлей ни под каким предлогом.
Через Екатерину Гончарову-Геккерн Жорж и Луи Геккерны узнают об этом обещании, и все повторяется снова по тому же сценарию. На публике они — счастливое семейство, ищущее искреннего общения и примирения с семьей Пушкиных, Пушкин же всегда отвечает, что не желает иметь никаких отношений с ними, чем приводит друзей и знакомых в недоумение, ведь ситуация теперь приобрела черты благопристойности. Поддержанный сочувствием со стороны общества и «нейтралитетом» со стороны друзей поэта Дантес принимается еще энергичнее ухаживать за его женой. Всем он доверительно сообщает, что «женился, чтобы спасти честь госпожи Пушкиной»,[21] и слухи о любовном романе, проходя круг за кругом через все салоны и будуары, крепнут и раскрашиваются новыми подробностями.
Положение летописца деяний Петра Великого становится все более невыносимым. Княгиня Мещерская, приехавшая в Петербург в декабре 1836 «была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице … при появлении будущего его убийцы».[22]
Теперь желание поэта одно — чтобы все это кончилось как можно быстрее. И вот черту этой затянувшейся истории подводят два события.
На балу у Воронцовых-Дашковых Дантес сыплет своими шутками в адрес Наталии Николаевны, и одна из них показалась ему настолько оригинальной, что он произносит ее во всеуслышание. Поинтересовавшись у Пушкиной, довольна ли она мозольным оператором, присланным его женой, добавляет по-французски: «Мозольщик уверяет, что у вас мозоль красивее, чем у моей жены».[23] На французском «мозоль» и «тело» звучат одинаково, и получился каламбур, который так задел достоинство женщины, что все свидетели ужаснулись.
Второе событие — отеческий совет царя Наталье Николаевне беречь свою репутацию, дабы лишний раз не возбуждать известную всем ревность мужа. Как заметила Анна Ахматова, это означало, что «по-тогдашнему, по-бальному, по-зимнедворцовому жена камер-юнкера Пушкина вела себя неприлично».[24]
Это произошло 24 января 1837-го. 25 января Пушкин пишет последнее письмо,[25] провоцирующее Геккернов на смертельный поединок. Копию письма поручает своему секунданту Данзасу и дает распоряжение предать его, если будет убит, широкой огласке, поясняя: «Поединка мне уже недостаточно…»[26] Никаких переговоров между секундантами, решает он, никакой волокиты. Перед самой дуэлью просматривает найденные накануне новые исторические материалы и готовится после развязки, если останется жив, за нарушение обещания, данного царю, ехать с женой и детьми в ссылку в Михайловское, где наконец-то можно будет заняться работой.
Но не пришлось. 27 января он уже лежит со смертельной раной и в перерывах между приступами мучительных болей ждет только одного — смерти. «Боль возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась, взор его сделался дик, казалось, глаза его готовы были выскочить из своих орбит. Чело покрылось потом, руки похолодели, пульса как не бывало…»[27]
Это конец и больше событий в судьбе нашего героя нет.
Отпустим теперь душу Мастера и больше не будем тревожить ее своим пристальным вниманием к страданиям его жизни. Нас сейчас будут интересовать только те, кто общими усилиями доводили его нервы до белого каления.
Участники. Все дороги ведут в Рим
Пушкин и его жена попали в ужасную западню, их погубили… Когда-нибудь я расскажу вам подробно всю эту мерзость.
Из письма Вяземского Мусиной-Пушкиной от 16 февраля 1837 годаНам предстоит провести расследование, и для этого вооружимся некоторыми методами криминалистов.
Единственный материальный предмет, сохранившийся в качестве непосредственного участника тех далеких событий, — анонимный «диплом» про магистров и рогоносцев. Весь ход исследований пушкинистов так или иначе вращается вокруг этого растиражированного в нескольких экземплярах рукописного текста. Изучалась родословная бумаги, на которой он написан, проводились неоднократные почерковедческие экспертизы. В начале семидесятых годов прошлого века впервые внимание было обращено на словарный состав текста. Сделал это профессор Вишневский, опубликовавший статью со своей версией преддуэльной истории в журнале «Октябрь», № 3 за 1973 год. И мы воспользуемся некоторыми его выводами и наблюдениями.
При криминалистической экспертизе документа учитываются особенности языка писавшего, в частности, употребление им слов, указывающих на принадлежность к какому-то роду деятельности, профессии. Так вот, в тексте диплома, написанного по-французски, есть одно слово, которое невозможно найти даже в большом французско-русском словаре. Это слово «coadjuteur» — «коадъютор». Обычно оно переводилось на русский язык и пояснялось как «заместитель» и «помощник». Но заглянем в объемистый «Русско-французский словарь» на 50 000 слов. Там все, что есть по этой теме, выглядит так:
помочь — assister, seconder, secourir, …
помощник — aide, adioint
помощь — aide, assistance, secours
заместитель — remplasant, suppleant, adioint, substint
— Никакого «коадъютора». Если бы авторы диплома захотели написать «помощник» или «заместитель», они использовали бы эти более употребляемые слова. И приходится в поисках смысла и перевода термина «коадъютор» заглянуть уже в энциклопедии и в исследования пушкинистов.
