Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику
— Нет…
— А ты уверена?
— Конечно, уверена! У меня только вчера месячные закончились.
— А! Ну, все понятно. У меня, когда месячные, я тоже всех порвать готова, — заключила Люся, и к этой теме больше не возвращались.
Игорь Александрович, не демонстрируя заинтересованность, внимательно выслушал отчет Мариночки по поводу Иркиных вопросов о Радном. Ее озабоченность Стасом, положа руку на сердце, не выходила из ряда вон — Ира всегда предпочитала знать максимум о клиенте, тем более, берясь за интерьер. И, тем не менее, Николаев испытал невиданный доселе приступ ревности. Судя по исчерпывающему докладу секретарши и наводящим дополнительным вопросам, о нем Ира даже не заикнулась. Когда-то, совсем недавно, его бы это вовсе не тронуло, да и сам доклад он бы слушал лишь в пол уха и забыл бы через пару минут… Когда-то…
Он и тогда любил только ее, но не мог осознать этого. Все время после «каникул» у Поликарпыча и до сего дня он провел в глубоком раздумье, пытаясь разобраться в себе. Разобрался… Почему он не сделал этого раньше?! Ира обижала его? А он сам? Ведь не просто так она легла в его постель?! А он? А он напропалую рассказывал ей о своих ангелочках. Что должна чувствовать любящая женщина, слыша все это?! Да, но ведь она тоже посвящала его в свои любовные похождения?! А как еще она должна реагировать?! Вполне может быть, что всех этих приключений и не было вовсе! Она просто защищалась от его хамского отношения к ней. Какой он дурак!!! Она боялась ему сама звонить, если это не касалось работы! Неслась к нему по первому его зову! (Далеко не всегда, но об этом И.А. забыл.) А он просто элементарный козел и баран в одном лице!
Отпущенная домой Мариночка давно ушла, а он все сидел и успешно осваивал технику самобичевания. Доведя себя изысканными приемами моральной садомазохистской мастурбации до крайней степени возбуждения, Николаев набрал Иришкин номер. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», — отрапортовал мобильник дамским голосом. Игорь Александрович тяжело вздохнул, запер офис и отправился бродить — моральных сил, ехать домой, не было.
На трех граций в лице Наташи, Люси и Ирины он наткнулся около Фестивального. В прямом смысле наткнулся, если не сказать врезался. Девчонки дружно хохотали над его рассеянностью, он подхватил их смех и пригласил посидеть где-нибудь.
«Где-нибудем» стала «Эвелина» — кафешка у входа в Ривьеру. Какая-то риэлтерская контора занималась внедрением практики корпоративных вечеринок. Они платили и, соответственно, заказывали музыку в соответствии со своим вкусом. Вкус оставлял желать лучшего, если говорить мягко, а если как есть — гаже некуда. Ира, прикрыв ладонями уши, ностальгически вспоминала запредельные песнопения дома Радного, когда И.А. пригласил ее на танец. «Ах, какая женщина», — взвывал тошнотворный шансон, а И.А. не менее тошнотворно связывал звучащее под подобие музыки подобие поэзии со своими чувствами к Ире.
«Пожалуй, в мире нет ничего более омерзительного, чем влюбленный мужчина. Это ж надо вдруг стать таким идиотом!», — подумала Ира и решила как можно скорее предоставить его заботам сердобольной Наташи.
А сердобольная Наташа тем временем, вследствие ухода Люси в дамскую комнату, осталась наедине с Ириным мобильным. Она, недолго думая, отыскала «Женечка» и с бешено колотящимся сердцем включила дозвон.
— Да, Ира.
— Это не Ира. Ира сейчас очень пикантно виснет на неком Игоре Александровиче, — Наташа отключилась и перевела дух.
А Женечка залился хохотом у себя дома. Мелкие обстоятельства — проказники по своей сути. Они очень любят строить из себя глобальные события в жизни среднестатистического индивида. Только дай им волю, и они, как непослушные дети на попечении неопытного воспитателя, начинают капризничать и баловаться, изводя своими, по сути невинными, выходками. Женечка, отдавая дань своей страсти к приколам, безмерно обожал их. Ему доставляло немыслимое удовольствие играть в затеянные ими игры, но по своим правилам. Он расслаблялся и озорничал вместе с ними, легко переигрывал их наивные мелкие пакости и по-детски наслаждался шалостью.
Ира, стервенея от омерзения, села за стол. Рука легла на мобильник, и он тут же задрожал в ней.
— Алло…
— Ир, постарайся не называть меня.
— Да, Леночка, привет!
— Вы где сейчас?
— Нет, Лен, не дома. В «Эвелине», знаешь, у входа в Ривьеру.
— Долго еще будете?
— Да мы, можно сказать, только пришли. На Кинотавре были.
— Тогда жди. Подыграешь.
— Конечно, конечно. Можешь даже не беспокоиться. Я ж, наверное, завтра целый день просплю.
— Ладно, бывай, Шарапов!
Наташа вся дрожала. Она совсем забыла стереть Женечкин номер из списка исходящих вызовов. Видя ее напряженное лицо, и пока не совсем понимая, что происходит, Ира «представила полный отчет» о прослушанном всеми разговоре:
— Ленка Потапова звонила, моя одноклассница. Я ей пару дисков давала — занести хочет.
Конечно, всего пофамильного списка Ириных бывших одноклассников не мог знать никто, но также, почему-то, все напрочь забыли общеизвестный факт отсутствия у Палладиной каких-либо контактов с вышеупомянутыми.
После коротких дифирамбов всем присутствующим дамам и длинного тоста в честь Ирочки, И.А. снова пригласил ее на танец. Именно в его разгар в зал поступью каменного гостя вошел Женечка с не менее каменным выражением на лице. Наташа увидела его сразу, так как сидела лицом ко входу. Глаза ее округлились в ужасе. Она не помнила, что говорила ему, где они. Она вообще плохо помнила, что именно ему говорила, но раз он здесь… Натали била дрожь пойманной за руку на месте преступления. А Женечка мерной каменной поступью подошел к их столику, поздоровался с улыбочкой и сел. Улыбочка его не предвещала ничего хорошего. Наташа застыла в ужасе, боясь шевельнуться. Люся ничего не понимала, но спинным мозгом почуяла, что почему-то пахнет жареным. Надрывные вопли заказанного доблестными риэлторами медляка смолкли. Ира в сопровождении И.А. подошла к столику.
— Я вижу, ты не скучаешь? — взгляд Женечки, обращенный на Ирину, пылал гневом, слова прозвучали вроде как спокойно, но всем стало ясно, что шекспировский Отелло отдыхает.
— Я не скучаю?! — Ира клокотала возмущением. — Нет, я, конечно, не скучаю, но вот ты что здесь делаешь?
— На тебя посмотреть пришел…
— Да что ты, солнышко мое! Я сама понятия не имела, что забредем сюда, а ты на меня посмотреть пришел!? — Женечка только было открыл рот, но Ира не дала сказать ему ни слова. — Значит, вот так вот! Перевод срочный! Уделить мне время не можешь! Здорово! По кабакам шляешься и еще пытаешься мне тут лапшу на уши повесить!
Наташа сидела, ни жива, ни мертва. Неужели Женечка выдаст ее?! А Женечка сам чуть растерялся. Ира ликовала: подыграть, она подыграла, но повела свою линию, которую Женечка и не подумал предусмотреть.
— Ира! Смени тон, пожалуйста! Ты, кажется, с подругами на Кинотавр собиралась?
— Слушай, дорогой, не переворачивай ситуацию, пожалуйста! Я, конечно, понимаю, что ты не мог ожидать, что мы завалимся поужинать в тот же кабак, в котором ты собрался гульнуть малость…
— Ира!
— Женя! Как ты здесь оказался, а?
— Я же сказал, пришел на тебя посмотреть.
— Ага! Телепат ты мой доморощенный! Сказок мне не рассказывай!
— Хорошо… — (Наташа вся сжалась в комок.) — Сергей таксист позвонил, сказал, что ты в составе веселой толпы заваливаешь в «Эвелину»… — (Наташа перевела дух.)
— И что?
— Ира, скажи, как я должен это понимать?
— Что, понимать!?
— Я захожу, а ты танцуешь…
— А что я, по-твоему, должна на люстре висеть!? Жень, ты что, Игоря Александровича первый раз в жизни видишь!? Ты что, понятия не имеешь, что мы с ним уже тыщу лет, как партнеры!? Девчонки, простите, ради бога, у нас, я так понимаю, тут небольшая разборка… Игорь, извини, пожалуйста… Жень, пойдем, не будем людям настроение портить.
Ира решительно направилась к выходу. Она больше не могла сдерживать хохот и потому оборвала сцену. Только она сама знала, каких усилий стоило выдержать этот решительный твердый шаг, когда хотелось скорее выбежать и дать волю смеху. Женечка сухо извинился и быстро последовал за Ириной, сдерживая аналогичное состояние приступом благодарности.
Они бежали, взявшись за руки, по сверкающим разноцветными огнями аллеям Ривьеры и смеялись, как дети. Прохожие смотрели им вслед — пьяная влюбленная парочка. К этому выводу различные индивиды приходили не сговариваясь.
А в «Эвелине» присутствующие не без любопытства косились на столик, занятый двумя женщинами и немолодым представительным мужчиной. Игра в супружескую сцену пришлась на перерыв у музыкантов и привлекла всеобщее внимание.