Василий Ленский - Звезды Тянь-Шань
Абдыбая здесь не было. Олег махнул рукой и сказал:
— Приехал странный какой-то, а теперь у дяди, наверное.
Я решил встретиться с ним на следующий день, либо после свадьбы. Было уже поздно. Олег свалился на стол и я решил отвести его домой.
Через несколько сотен метров он окончательно обвис и я по темным улицам понес его на плечах. На темном участке дороги возле сада от деревьев отделились две фигуры. Несмотря на то, что была кромешная тьма, я узнал Петра Шутова и его зятя. В Талгаре они славились своими хулиганскими делами и издевательствами над молодежью. Однако в присутствии нас в общественных местах они вели себя прилично. Особенно Шутов боялся Эдика. Эдик в критических ситуациях не разговаривал. Он руководил обществом «Дзержинец» по борьбе с хулиганством, и мог любого, даже вооруженного, нокаутировать в несколько секунд.
Я хотел попросить Шутова помочь довести Олега, но на меня посыпался град ударов руками, предметами и ногами. Пока я смотрел, куда примостить Олега, удары шли по голове так, что тысячи искр вылетали из глаз. Ногами били в живот. Когда я, наконец, пристроил Олега к дереву, хулиганы развернулись и скрылись в темноте.
Чувствовалось, что операция была продумана и подготовлена. Меня ждали. Шутову нужен был разгул, так как среди некоторой части его хулиганский авторитет воспевался. Многие из них и сами были непрочь над кем-нибудь поиздеваться. Такое стало случаться чаще и чаще. Но у Шутова кто-то из родственников был в районном отделении милиции, или в каком-то другом отделе правоохранительных органов. Насилования и насилия покрывались кулаком и дядей. Единственным препятствием для шефского торжества были мы. На нас смотрели все с надеждой, но кризис назревал. И вот теперь, тщательно подготовившись, Шутов пошел «ва-банк».
Я поднял Олега. Глаза застилала кровь. В беседке я положил его и пошел смывать кровь в колонку. Умывшись, я решил незаметно проскользнуть домой, чтобы не волновать мать, а затем незаметно привести окровавленную одежду в порядок. На душе не было никаких эмоций, кроме беспокойства за Абдыбая. Нетрудно было предположить, что вторым будет он. Вскоре в дверь раздался стук. Я не удивился, когда увидел Абдыбая.
— Здорово тебя разукрасили, — невесело пошутил он. — Ну ладно, завтра поговорим, а пока отдыхай.
— Будь осторожен, Абдыбай, — сказал я, хотя знал, что Абдыбай прятаться не станет.
Он даже не спросил, кто напал на меня. Он знал.
* * *На следующий день на улице ко мне подбежал мальчик и сказал:
— Вы ищете Абдыбая? Я все видел.
Не дожидаясь моих вопросов, он стал рассказывать.
В темноте, но не далеко от фонаря к Абдыбаю подошли двое мужчин.
— Напрасно ты распускаешь руки, Петя, — сказал Абдыбай, но эти двое достали ножи.
Было смешно угрожать Абдыбаю ножами. И он сказал:
— Если ты не спрячешь нож, я этим же ножом отрежу тебе правую руку, чтобы ты больше никогда не держал в страхе людей и не занимался насилованием девушек.
Петр ринулся молча на Абдыбая с ножом. Но вдруг он отлетел в сторону, согнувшись, и тут же со всех ног бросился бежать в сторону завода. Почти одновременно его зять кинулся сбоку на Абдыбая и тоже отлетел в сторону, дергаясь. Не обращая внимания на зятя, Абдыбай побежал за Шутовым. Инстинкт гнал того в охранное помещение завода. Он спасал себя, находясь в страхе. Абдыбай не успел его догнать, как он заскочил в проходную с собственным ножом в животе. Абдыбай не стал трогать зятя, у которого тоже торчал где-то собственный нож, и продолжил дорогу домой.
Мальчик говорил, что Абдыбай был очень спокойным и даже посмеивался. Но дома ему сказали, что дядя Шутова заведует Талгарской милицией. Уже тогда люди характера ХУМ начинали брать реванш близости «своего» к телу после всеобщего подъема периода всенародного энтузиазма Советской власти. Теперь к власти прорывались другие, в характерах которых было заложено по их сущности. Абдыбай понимал это. Он видел, как нарастает бесправие и как преступники делают вид, что занимаются правоохранением. В надежде на справедливость он сообщил в милицию. Сел на первую попавшуюся машину и уехал в Алма-Ату.
«Нужно будет переждать, пока Шутов выздоровеет и этого злодея привлекут к уголовной ответственности», — наивно думал Абдыбай. С его позиций, он защищался от запланированного злодейства. Тем более, что они были вооружены. Но он глубоко ошибался. Огромное число жалоб и писем от общественности на Шутова и компанию будет уничтожено в Талгарском РОВД и все будет представлено в совершенно ином свете. Суд затянется так, что ни одного свидетельского показания и ни одной жалобы не будет на нем. Дата заседания суда будет никому не известна и масса народа, избитых в свое время, изнасилованных, родственников через несколько дней с удивлением узнают, что суд состоялся. Абдыбая определили в тюремное заключение особого режима сроком на шесть лет.
«Это конец, — размышлял я. — Богатырь с характером непреклонной честности и правдивости будет сломлен машиной насилия, против которой была возмущена его душа даже в подсознании».
Я не сомневался, что вскоре погибнет и Шутов. Злодей был вычеркнут из моего сознания точно также, как была вычеркнута та собака, которая укусила меня. Когда мне сообщили о смерти Шутова, то я воспринял это как само собой разумеющееся. По понятным причинам он тут же уехал куда-то в Россию, но от своей сущности никуда не уйдешь. Мне без интереса был его зять. Только какое-то чувство брезгливости прошло по отношению к нему в моей душе. Сколоченная «стараниями» шефа компашка распалась. Так душевным порывом друга среди населения было установлено то равновесие, которое позволяет жить.
Индия, 1995 г.
