Василий Ленский - Звезды Тянь-Шань
— Я и не думал, что здесь целое поселение, — сказал Дун, подойдя сзади. — Вчера вечером я не обратил на это внимание.
— Я видел это еще вчера, когда перед сном вылетел из своего тела. Луна была и все выглядело не так как теперь, а в таинственном свете.
— Как это? — удивленно смотрел на меня Дун.
— Информацию, причем более сущностную, можно получать непосредственно, минуя обыденные органы. В таких делах тело даже мешает. Для восприятия энергетической ситуации можно использовать любой из известных органов: слух, зрение, вкус, обоняние, осязание, ум. Но зрение привычнее, а ум всего лишь двухполярный.
— Как можно видеть, когда глаза не воспринимают? — продолжал Дун.
— Я тебе еще раньше говорил, что между любыми объектами существует информационная связь Чи. Но там я тебе говорил о считывании из внутреннего мира. Ее можно считывать из внешнего мира и даже использовать один из известных органов. Например, зрение. В этом случае зрение должно быть в сознании единственным, кроме того, анализатор зрения должен быть хорошо тренирован в восприятии энергии Чи. Он имеет теперь двойное свойство: следовать за световыми и энергией Чи видами.
Дун был удивлен. Он по-прежнему считал внешнее тело сторонним, а внутреннее своим. Он думал, что Чи можно развить только в мышцах и внутренних органах. Чувствовать Чи, в его понимании, это означает чувствовать его в теле.
— Дун, разве ты не чувствуешь внешнее тело? — спросил с иронией я.
— Нет, — чистосердечно признался Дун.
Я показал в сторону луга и спросил:
— А это что?
— Коровы, — ответил Дун.
— Откуда ты узнал, если ты не воспринимаешь внешнее тело?
— Корова не зависит от меня — отвечал Дун.
— Ты хочешь сказать, что печень зависит от тебя?
— Зависит, — ответил Дун, — если поем острого.
— А коровы, если ты их хлестнешь бичом?
Дун чувствовал, что я веду к чему-то другому.
— Следовательно, ты говоришь не о восприятии, а о принадлежности. Чему принадлежит это тело?
Дун словно впервые посмотрел на свое тело и сказал:
— Мне.
— А это тело? — широко обвел я руками горы, небо, долины.
— Тоже мне, — наконец выпалил Дун.
— Внутренний мир ты решил воспринимать в новых свойствах. А внешний? Кстати, тоже твое тело — только внешнее.
— Неужели это тоже управляется? — ахнул Дун.
— Ты меня удивляешь, Дун. Ты ногой срубаешь дерево, используя свойства, которыми не владеют обыденные люди и считаешь это тренируемым. Внешний же мир для тебя как каменная и раз навсегда данная статуя. Здесь точно также все связано Чи. Сюда тоже есть сознание.
— Как развивать Чи внутри, я знаю, а теперь, после вашего урока я различаю ее в двух видах. Но как различать и двигать Чи во внешнем мире?
— Тебе придется сначала осмыслить, что на тех понятиях, на которых ты переключаешь себя и ориентируешь, все будет так как уже есть. Новое ты не получишь. Каждая точка восприятия сознания имеет свои законы. Одну из них по отношению к миру внешнему и внутреннему ты уже имеешь. Ты уже исчерпал ее. Однако, упрямо пытаешься привязать к ней новые свойства. Пытаешься выжать из нее новое свойство. Пытаешься понять старыми средствами новое свойство. В этом ты обречен.
— Мне нужна подсказка.
— Я тебе подскажу, только не удивляйся. Тебе придется отречься от всего и отпустить все миром.
— Как это? — удивился Дун.
— Мы же уже договорились, что прежними своими умениями и понятиями ты новое не поймешь, не раскроешь, не постигнешь. У меня к тебе вопрос: зачем тебе тогда нужны прежние знания, прежние навыки и прежнее миропонимание?
— Получается, что не нужны, — облегченно ответил Дун.
— Тогда зачем ты цепляешься за них?
— Привычка, — засмеялся Дун.
— Вот только теперь я могу продолжать обучать тебя. Мне нужна была помощь от тебя и этой помощью стало твое осознание. Если бы этого не произошло, то ты каждый бы мой совет перекручивал бы старыми своими пониманиями так, что этот совет не имел бы ко мне никакого отношения, но создавалась бы видимость, что это я даю тебе советы. Результаты не получал бы ты, но создавалась бы видимость, что это я не могу тебя обучить.
— Разве так бывает? — спросил удивленно Дун.
— Все привыкли к тому, что понимают друг друга. Они правы потому, что все говорят одно и то же: старое, привычное, но в вариациях. Давай договоримся, что новое — это не вариации старого.
— Само собой, — уверенно ответил Дун.
— Тогда у меня к тебе вопрос: вот ты получил новое. Чем ты будешь его объяснять?
Дун оторопело смотрел на меня. Он напрягся не умом, а всем своим существом. Но ответа изнутри не получил.
— Раз оно новое, то и объяснять его нечем! — наконец почти выкрикнул он.
— Неплохо для начала. Отсюда обет первый: Чтобы старое не уничтожило новое, необходимо прекратить болтать. Глубоко ошибаются, когда говорят, что йога хранилась в тайне. Что ты скажешь на это?
— Ее результаты нечем было объяснять обыденным людям, — уверенно и с сияющим лицом сказал Дун.
— У меня к тебе еще вопрос: понял ли ты обет не болтливости как тайну?
— Нет, — засмеялся Дун. — Но зачем это говорить, когда это произойдет само собой?
— Подумай и ответь, — сказал я.
— Значит, я уже ученик? — спросил Дун.
— Нет, пока я тебя определяю. Должны быть определенные исходные способности. Без них от старого не уйдешь. Без этих свойств любое увлечение новым обречено на пустую трату времени. И так ты не ответил на мой вопрос.
— Тайны не будет для меня, но таинственным будет казаться для других из-за моего молчания. Но так как я буду владеть неизвестными для них свойствами, то все будут считать, что я скрываю от них секрет их получения.
— Ты ответил не полностью.
— Если я сделаю попытку объяснять, то я потащу новые свойства туда, где им не суждено было ни родиться, ни выражаться, ни объясняться.
— С первым обетом мы покончили. Какие из этого ты сделал выводы?
— Отказаться от всего, что мне привычно, — спокойно ответил Дун.
— Какое свойство ты при этом приобретешь?
— Ребенка, — легко и весело сказал Дун, словно он уже освободился от багажа прошлого опыта.
— Итак, мы начали с того, что нужно научиться отпускать. Помнишь, я тебе сказал, что я вылетел из тела. У меня к тебе вопрос: умеешь ли ты отпускать хотя бы тело?
— Расслабиться что ли?
— Нет, я же сказал отпускать. Расслабляться — это означает снять тонизацию. Обычно тело тут же переходит в другое свойство — расширение сосудов. Это останавливает дееспособность. Обыденный человек воспитан так, что остановка дееспособности считается ничегонеделанием. Так, например, считают, что спящий человек бездействует. Отдыхающий — бездействует. Расслабленный — бездействует. От этого одностороннего и линейного понимания ты должен отказаться. Спящий человек не бездействует. Он переключает внешнюю активность и становится активным внутри. Итак, запомни, если ты активен в внешнем мире и бодрствуешь, то внутри все становится пассивным. Если ты внешнее сделал пассивным, отдыхаешь или спишь, то внутри все раскрывается и начинается активнейшее движение. Чем активнее ты во внешнем мире, тем активнее ты будешь спать, то есть спать будешь крепко и с удовольствием. Мало активные или зауженно активные плохо спят, то есть слабоактивные в своем внутреннем мире. Это правило запомни: чтобы крепко спать и вставать жизнерадостным, нужно будоражить себя во все стороны в течение дня. Чтобы быть активным и жизнерадостным на следующий день, ты должен глубоко погрузить себя во внутренний мир. Я надеюсь, ты понял, что обыденные понятия отдыха и релаксации к вопросу отпускания не имеют отношения.
— Что же такое «отпустить», если не расслабиться? — удивленно спросил Дун. — Значит, мы не отпускали себя, а переключали, когда расслаблялись после тренировок.
— Да, во время тренировок, вы слали «привет» из внешнего мира во внутренний. Чтобы внутри было найдено соответствующее решение, внешнее нужно было снять, то есть совершить глубокую релаксацию.
Дун весь был во внимании. Он чувствовал, что ему не хватает каких-то свойств, а я пытаюсь обеспечить ему рождение новых качеств в нем.
— Так что же такое «отпустить»? — вновь спросил он.
— Надо вывести себя в предельное внешнее существование и продолжить его в бесконечность.
— Напрячься?
— Нет. Мышцы должны быть устранены, но не в режиме релаксации. Все должно восприниматься в свойствах радостного дня. Что ощущаешь ты, когда предстоит успех, либо что-то праздничное и желаемое, но ты еще не начал действия?
— Это особое чувство…
Я засмеялся.
— Вот и настал момент, когда тебе нечем объяснить состояние. Это состояние упражняется. Наступает момент, когда тело вообще исчезает и появляется присутствие только во внешнем мире. Обыденные люди не получают это идеальное состояние, потому что в старом качестве наличие такого побуждения вызывает у них действия и они переобразовывают это энергетическое качество в линейные действия. Во-вторых, если человек остановил себя в бездеятельности, то он тут же заснет. Ты понимаешь, почему?
