За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна
— Евгений, и как ты рисуешь? Как передаёшь на полотне движение?
— Движение? — удивился он.
— Да, движение. Я смотрю и чувствую или вижу, не знаю, как передать. Ощущаю — так более точно, лёгкую рябь на воде и колыхание ветки.
— О, Николай, ты ещё не видел полотен великих художников. Вот где грандиозное зрелище! А что мои рисунки? Мазня…
Евгений улыбнулся и ничего не ответил, но видно было — доволен похвалой своей работы.
— Евгений, — снова обратился я к нему, — вот ты рисуешь, а как это: замысел, краски?..
— Краски — это символично! Очень многое значит, конечно, замысел, как в любом деле. Но главную роль играет способность входить в образ, который создаёшь, и передать этот образ мыслеформой, а краски символично завершают начатое.
— Евгений, что такое мыслеформа?
Евгений смотрел на меня с нескрываемым недоумением, а потом сказал:
— Если твой приход сюда первый, разве тебе не был дан Учитель, или хотя бы встречающий из ранее умерших?
— У меня есть Учитель, но он мне ничего не говорил об этом.
— Ты не шлёпаешь губами при разговоре, и я подумал, что ты давно здесь, а после завершения работ на повинностях ищешь место для жилья. Но если так, значит… — он немного походил по комнате и, остановившись у окна, завершил своё рассуждение, — … значит на тебя возлагается какая-то миссия. Тебе дан Учитель, он знакомит тебя с основами, а мелочи и всякие детали ты постигаешь сам; проходя через трудности, связанные с незнанием чего-либо, ты растёшь духовно. Знаешь, я не боюсь ошибиться, сказав, что тебе созданы условия, в которых ты чувствуешь одиночество.
— Не совсем так, — немного уклончиво ответил я, внутренне всё же не желая признаться в одиночестве, — но ты прав. Мелочи жизни я постигаю сам. Но как ты предположил подобное обо мне?
— Просто со мной было нечто схожее. Правда меня встречал отец. Он объяснил мне только то, что (как мне казалось) хотел. На мои же вопросы, выходящие за установленные им пределы, он отвечал уклончиво, или просто отмалчивался. Это очень меня злило, но отец был непреклонен. Только спустя многое время я узнал, что так было нужно. Набивая себе шишки, я совершенствовался, рос духовно, и скоро мне уже возвращаться на Землю…
Мы какое-то время молчали, думая каждый о своём…
— Скоро идти на Землю… — произнёс Евгений задумчиво, — а так хочется отодвинуть это время ещё, не знаю на сколько лет.
— Чего тебе не достаёт, чтобы пойти на Землю?
— У меня есть всё; не достаёт самой малости — техники рисунка, хоть и давно я понял свои ошибки. Но… возврат на Землю неизбежен! Это начало века двадцатого, я даже примерно знаю годы: 1910-20, - Евгений несколько сник. Видимо, желания возвратиться на Землю у него не было. Из затянувшегося молчания нас вывел чистый звучный женский голос:
— Милый! Ты уже дома? Почему так рано вернулся? Что-то случилось? — вопросы сыпались один за другим, не дожидаясь ответа.
— Она всегда так — буквально засыпает вопросами, причём на всё можно ответить одним предложением, — обратился ко мне Евгений.
— Ты не один? У нас гости? А кто пожаловал на сей раз? — и на пороге комнаты появилась женщина. О таких говорят: «Кровь с молоком».
— Нелли, моя жена. А это — Николай. Он путешествует. Мы встретились с ним на берегу озера, где я сегодня делал наброски на картину. И я решил его пригласить к нам… — представил нас Евгений и ответил на ранее заданные вопросы, готовые сорваться ещё раз.
— Это чудесно, — заворковала Нелли и прошла в другую комнату, обронив на ходу: — Только приведу себя в порядок…
— Нелли, — заговорил Евгений, улыбаясь, — моя первая любовь. Любовь с детства. Я был женат, и она была замужем. Да… — Евгений о чём-то своём задумался и продолжал, — … разве мог я думать, что когда-нибудь мы сможем соединиться… Мне пришлось её долго искать. Из-за неё я оставил свой дом на другой планете, более красивой, чем эта, имя ей — Розовая! Но я не жалею об этом. Я слишком её люблю, чтоб размениваться на такие мелочи. В прочем, красота — понятие относительное, это зависит от восприятия мира. Тебе вот понравилось здесь, потому что ты ощутил общность, какое-то единство внутреннего мира с окружающим! Мне же ближе розовые тона. Но! С любимой рай и в шалаше.
— Я был на Розовой, там очень красиво, но мне хотелось увидеть что-то ещё…
— Да, и на этом наши испытания не завершились, — Евгений говорил увлечённо и не услышал мою реплику, — моя жена хотела быть со мной, но я думал о Нелли, я мечтал её найти. Когда же нашёл, то не желал оставить. Желание быть вместе было и с её стороны. Нелли была одинока. Муж оставил её. И, чтобы оградить наше счастье от притязаний со стороны моей жены, мы были вынуждены переселиться на иную планету. Нелли выбрала эту, я согласился. Но мы были никто друг другу, тогда мы решили…
— Тогда мы решили обвенчаться! — закончила фразу Евгения Нелли.
Она появилась неслышно и, подойдя к мужу, нежно обняла его за плечи, лукаво улыбаясь ему и мне.
— Я приглашаю всех к столу, — объявила она торжественно, тоном, не терпящим возражения.
Несколько дней я провёл в доме этой прекрасной четы. Часто я бродил по окрестностям один, изредка меня сопровождал Евгений.
Какие здесь чудные места! Как восхитительны озёра! Здесь очень много озёр. Жемчужинами они вкраплены в полотно леса и в гранит скал; их воды плещут на покатые берега равнин и на крутые обрывистые — холмов.
Дух этой планеты жил во мне и со мной. Я нашёл то, что искал! Мой выбор пал на город с названием — Дубовый Бор. Особенность этого города — дубовый бор в его центре. Массив прорезан улицами и дорогами. И кажется, что весь город тонет в зелени.
На одном таком разрезе, ближе к окраине города, я решил строить свой дом. Конечно, я читал у Óдина, как и что делается, но мне всё это было одному не под силу. Евгений предложил свою помощь и я принял его предложение. Но мне хотелось повидаться с Учителем, поговорить с ним, да и поделиться своими открытиями и наблюдениями. Тогда, представив дом Учителя, я перенёсся к нему. Но Учителя не было дома, и я, решив подождать его возвращения, отправился бродить по городу.
Слоняться по городу без дела не доставляет удовольствия, тогда я пересёк город и оказался на окраине, у околицы леса. Здесь всё было до боли знакомо. Здесь я учился передвигаться на определённое расстояние, здесь же пытался портняжить, и многое узнал и познал тоже здесь. На околице в этих местах словно жила часть меня самого. Внезапно я почувствовал рядом чьё-то присутствие. Оглянувшись, я увидел мужчину опрятно одетого. Он, видимо, тоже гулял. В нём не было ничего отталкивающего, скорее наоборот, он вызвал во мне особый интерес. Я пошёл в его сторону, решив заговорить с ним.
К моему появлению, казалось бы, в такой глуши, он отнёсся с безразличием. Он никак не отреагировал на моё приветствие. Это удивило меня. Но что было ещё более странным — его лицо! Словно маска. На его лице не дрогнул ни один мускул, он смотрел на меня и не видел; я для него не существовал. Мне стало неприятно от подобного зрелища, и я перенёсся к дому Учителя. Хорошо, что он уже вернулся и был дома.
Учитель обрадовался моему приходу. А я, вместо того, чтобы рассказать, где был, что видел, обрушил на него массу вопросов про не понятную мне встречу с холодным человеком (так я окрестил его). Учителю только и оставалось, что объяснить мне суть явления.
— Понимаешь, Николай, это световой фантом, созданный чьим-то сильным воображением и богатой фантазией. Это мыслеобраз и не более. Он совсем бесчувственен, ведь он не живой, хотя и материален. Он «оживёт» лишь в присутствии своего создателя. Да и то только тогда, когда его создатель захочет наделить своё детище новыми качествами или чертами. Тебя это удивило только потому, что ты впервые столкнулся с подобным явлением. Это не единственный мыслеобраз. Их много блуждающих, очень много.
— Учитель, а как же они живут?
— Им для жизни ничего не надо. Но когда создатели теряют к ним интерес, они начинают преследовать создавших их. Своим присутствием они могут даже подтолкнуть своего создателя на ужасные поступки. Им надо, чтобы о них думали постоянно. Мысли создателя о созданном образе питают его и дают ему силу жить.
