Лобсанг Рампа - Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE)
Лама улыбнулся мне доброй улыбкой. Очевидно, он был очень доволен моим интересом. Это было на самом деле очень занимательно.
Старый лама, которого я встретил в самом начале, быстро подошел ко мне. Поинтересовавшись, как мои дела, он улыбнулся, увидев у меня в руках кусочек каскара саграды.
— Пожуй его, мой мальчик. Это пойдет тебе на пользу, он излечит твой кашель, потому что, пожевав, ты будешь бояться кашлянуть.
Затем он упорхнул, подобно маленькому эльфу. Он был высокопоставленным ламой, но небольшого роста.
— Сюда, сюда! — сказал он. — Посмотри на это. Это растение из нашей страны. Узнаешь?
Это была кора дерева, которое мы называли «скользким вязом». Она была очень полезна для страдающих гастритом. Мы измельчали эту кору, приготавливая из нее пасту. Страждущий принимал эту пасту, и боли у него уменьшались.
— Погоди, малыш, погоди. Я уверен, тебя ожидает великое будущее, если ты придешь работать к нам.
Я поблагодарил его и другого ламу за их доброту и вышел. Так закончился первый из моих многочисленных визитов сюда.
Туг я услышал поспешные шаги. Подбежал мальчик с распоряжением от моего Наставника. Лама Мингьяр Дондуп ждал меня в своих апартаментах, которые сейчас были уже почти и моими, ведь я должен был поселиться в одной из соседних комнат. Я туго затянул свою мантию, стараясь выглядеть аккуратным, и без промедления отправился. Мне не терпелось поскорее узнать, какая комната будет моей.
Глава 12
Спасение монаха
Моя личная комната — Вид из окна — Наставник рассказывает о Хатха-йоге — Удивительные картины — Прогулка по окрестностям — Кис-Кис ведет меня за собой — Раненый монах — Я поднимаю тревогу — Наставник приходит на помощь
Моя комната оказалась замечательной. Она была небольшой, но вполне удовлетворяла моим запросам. Меня очень обрадовало, что здесь стояло два низких стола, на одном из которых лежало большое количество журналов и газет. На другом находились лакомства, которые мне всегда очень нравились. Когда я вошел, монах-слуга улыбнулся мне и сказал:
— Боги удачи, наверное, благоволят к тебе. Твоя дверь находится по соседству с дверью высочайшего ламы Мингьяра Дондупа.
Я знал это. Его замечание не было для меня новостью. Он продолжал:
— Вот дверь прямо в его комнату. Но запомни, ты не должен входить в нее без позволения своего Наставника, потому что он может находиться в глубокой медитации. Ты встретишься с ним через некоторое время, а пока я предлагаю тебе присесть и подкрепиться.
С этими словами он вышел из комнаты. Моя комната! Как приятно это звучит! Как замечательно получить собственную комнату после того, как был вынужден долго спать в спальне, заполненной целой гурьбой мальчишек.
Я подошел к столу и тщательно обследовал разложенные там сласти. Поколебавшись немного, я наконец решил, что мне съесть. Это было розовое пирожное, верх которого был посыпан чем-то белым. Я взял его в правую руку, затем на всякий случай взял еще одно в левую и отошел к окну. Мне хотелось определить, в какой части здания я находился.
Я положил руки на каменный подоконник и высунул голову наружу. Вдруг одно из моих индийских пирожных полетело вниз, и я посмотрел ему вслед, бормоча проклятия себе под нос. Я поспешно проглотил второе, лишая его возможности разделить судьбу упавшего. Покончив с ним, я принялся рассматривать открывающийся вид.
Я находился в юго-восточной части здания. Моя комната была крайней, как раз на углу пристройки. Из окна я мог видеть Парк Сокровищ — Норбу-Линга. Сейчас он был заполнен ламами, — казалось, они ведут оживленный разговор, постоянно жестикулируя. Некоторое время я наблюдал за ними. Один из них сидел на земле. Другие постоянно двигались вокруг него и что-то декламировали. О! Я знаю, что они делают. Они репетируют публичные дебаты, в которых собирается принять участие сам Далай-Лама.
Несколько странников брели по Лингкорской дороге — брели с таким видом, словно надеялись под каждым кустом, под каждым камнем отыскать золотой слиток. Это была разношерстная публика. Некоторые из странников были истинными, чистосердечными пилигримами. Другие были шпионами — русскими шпионами, которые следили за нами и китайцами, и китайскими шпионами, которые следили за нами и русскими. Я подумал, что если уж они шпионят друг за другом, то вполне могли бы оставить нас в покое.
Прямо под моим окном было болото. Через него протекал небольшой ручей, который вливался в Счастливую Реку. Лингкорская дорога проходила по мосту, соединявшему берега реки. С нескрываемым весельем я разглядел на нем группу городских мальчишек. Мы называли их «черными головами» из-за того, что они не брили головы, как это делали мы, монахи. Они дурачились, стоя на мосту. Бросая в реку деревянные щепки, они перебегали на другую сторону моста, наблюдая, как щепки появляются из-под него.
Вдруг один из мальчишек не удержался и неожиданно свалился в воду головой вниз. Как ни в чем не бывало, он, барахтаясь, направился к берегу, покрытому очень вязким илом, с которым мне уже пришлось иметь дело. Все мальчишки сбежались на берег и принялись помогать только что выбравшемуся из воды приводить себя в порядок. Они знали, что отец и мать вряд ли похвалят его, если он вернется в Лхасу в таком виде.
Дальше на востоке я увидел лодочника, продолжавшего упорно работать, переправляя людей через реку. Он трудился в поте лица, надеясь заработать побольше денег. Все это очень интересовало меня, потому что я еще никогда не плавал по реке на лодке, и сейчас это было самым большим моим желанием.
Чуть дальше от переправы располагался еще один парк, Кашна-Линга. Он находился на дороге, которая вела в китайскую резиденцию. Из своей комнаты я мог видеть стены этой резиденции. Мне хорошо был виден сам сад, хотя он был скрыт от взглядов высокой стеной. Мы, мальчишки, всегда считали, что за стенами китайской резиденции творятся разнообразные зверства. Кто знает? Может это так и было.
Еще дальше на восток находился Хати-Линга, очень красивый и старый парк, который располагался на болотистой почве. За парком можно было разглядеть Бирюзовый Мост. Он был необычайно красив. Мне доставляло удовольствие смотреть, как люди поднимаются на это сооружение и через некоторое время спускаются с другой стороны.
За Бирюзовым Мостом виднелся город Лхаса: Зал Совещаний и, конечно, золотая крыша Йо-Канга, лхасского собора, который, должно быть, был старейшим зданием в нашей стране. И наконец, далеко за городом виднелись горные цепи, усыпанные хижинами отшельников и множеством небольших монастырей.
Я был очень доволен комнатой и открывающимся из нее видом. Тут меня осенило, что мне не видна Потала. Но высокие чиновники Поталы также не видят меня. Здесь я буду кидать камешки или комья тсампы в ничего неподозревающих странников, и никто из них, очевидно, не увидит меня!
В Тибете у нас не было кроватей. Мы спали на полу. Иногда у нас не было даже подушек, мы просто закутывались в одеяла и располагались на полу, положив под голову свернутую мантию.
Мне некуда было идти, я сел спиной к окну так, чтобы свет падал из-за плеча, и взял журнал. Заголовок ничего не значил для меня, потому что, будь он на английском, французском или немецком языке, я все равно не сумел бы ничего прочесть. Но как только я открыл этот журнал, я понял, что он индийский. Я увидел какую-то картинку и смог прочесть под ней несколько названий и обрывки слов.
Я пролистывал страницы. Слова ничего не значили для меня, и я принялся просто разглядывать картинки. Я взялся за журнал с некоторым предубеждением, но сейчас мое отношение к нему изменилось в лучшую сторону. Мне нравилось разглядывать картинки, в то время как мои мысли блуждали где-то далеко. Я лениво переворачивал страницы и вдруг остановился и стал смеяться.
Я смеялся от всей души. На двух центральных страницах журнала была помещена серия картинок, на которых люди, стоящие на головах, завязывали себя в узлы или что-то вроде этого. Теперь я знаю, что это были всего лишь некоторые упражнения йоги, которая в то время была очень распространена в Индии. Я смеялся громко и долго, пока неожиданно не увидел своего Наставника, Ламу Мингьяра Дондупа, который, улыбаясь, стоял у двери.
Прежде чем я вскочил на ноги, он остановил меня жестом, сказав:
— Не надо, Лобсанг, оставим формальности. Формальности подходят для официальных случаев, но эта комната — твой дом, так же, как и моя комната, — он прошел через открытую дверь, — это мой дом. Но что заставило тебя так смеяться?
Я притих и показал картинки. Наставник подошел и сел на пол рядом со мной.
— Ты не должен смеяться над верованиями других людей, Лобсанг. Разве тебе понравилось бы, если бы кто-то смеялся над твоей верой? Это, — он указал на картинки, — упражнения хатха-йоги. Я сам не занимаюсь йогой, никто из высших лам не занимается ею. Ее практикуют лишь те, кто не может заниматься метафизическими науками.
