Александр Рей - Сочинение на свободную тему (сборник)
Лена набрала в грудь побольше воздуха и нырнула на самое дно. Со дна… Глубокого, чистого дна, она смотрела на лучи света, что проникали в её мрак… Ей хотелось вновь ощутить эту яркость внутри себя, хотелось стать маленькой и снова «просто быть»… Но надо идти до конца. Она смотрела на свет, пока он не стал красным. Тогда она зажмурила глаза и решила их уже больше никогда не открывать…»
2. Зов
Писатель целыми днями мог идти за Зовом, пока не находил то, что искал – ощущения. Это было его страстью и наваждением, от которых он не мог и не хотел избавляться, которым он не мог не подчиняться. Зов – это сильное, яркое, безудержное желание идти… Идти, куда глядят глаза. Брать с собой сумку – и вперёд, без лишних сомнений, с чистой от мыслей головой, идти.
Впервые с ним это случилось лет в шестнадцать. Однажды он проснулся посреди ночи в полной темноте и лежал без движения, наслаждаясь новым, неведомым доселе ощущением приближающегося «чего-то». Когда настал момент, писатель встал и без лишних вопросов, не оскверняя кристально чистый позыв души словоблудием логики, оделся; тихонько, чтобы не беспокоить родителей, прикрыл входную дверь, и пошёл вперед… Как того велело желание.
Плутая так по улицам до самого утра, застав рассвет, а затем и проводив большинство людей на работу, он почувствовал, что Зов утихает. Желание идти незаметно пропало. Он огляделся по сторонам: его окружала совершенно незнакомая местность. В этой части города он никогда ранее не был. Кругом такие же серые, безликие дома-коробки́, как и везде… Ничего приметного… Разве что малюсенький музыкальный магазин выделялся на общем фоне спального района. Увидев вход и небольшую вывеску, шестнадцатилетний юноша понял, что именно сюда, к этому магазину и вело его странное, еле уловимое, но не дающее ни малейшего шанса воспротивиться, желание идти.
Оказавшись внутри, он обнаружил за прилавком молодого человека старше его года на три-четыре, пританцовывающего под какую-то дивную мелодию.
– Что это? – спросил будущий писатель, кивком указав на проигрыватель.
– Это, мой друг, музыка настоящих гурманов… – размыто ответил тот. Диск с «музыкой настоящих гурманов» был куплен на небольшие карманные деньги, что были с собой, и бережно доставлен домой.
Судя по всему, родители даже не заметили исчезновения сына, что вполне понятно – ведь он был вполне самостоятельным и никогда не докучал им, всецело заботясь о себе.
В тот день, в десятый раз прокручивая диск группы со странным названием «[re: jazz]», он размышлял о музыке и людях, которые её слушают. Ему показалось, что он кое-что понял… И эта мысль так понравилась ему, что, не задумываясь, он протянул руку к ближайшей тетради, лежавшей на столе. Это оказалась обычная школьная двенадцатилистовка. Именно там он (почему-то на последней странице) и записал свою мысль – просто не хотелось утратить плоды раздумий. Спустя пару чесов рядом с первой надписью появилась ещё одна… Затем ещё… И ещё… Когда в тетради образовалось четыре записи, он решил их пронумеровать.
«1. Сидя запертым в четырёх стенах, укрывшись от людей, любых событий и малейшего движения – от всего того, что и составляет жизнь в целом; слушая дивные чувства, мелодиями выливающимися из динамиков музыкального центра, я переживаю, я ощущаю, я испытываю… Я проживаю целые жизни… И всё благодаря этим звукам, сладкой патокой, через уши струящихся к самому сердцу. Музыка… Настоящая… Чистая…
Я почти физически ощущаю, как невидимые звуки плывут по воздуху, пока не доберутся до меня, а там уже дуновением тёплого ветра касаются кожи, опутывают шелковой шалью всё тело и, наконец, впитываются, проникают внутрь… Излечивая, успокаивая глубоко спрятанное, настоящее… Душу. Этот «ре: джаз» настоящая находка.
2. Оказывается, музыка может восприниматься совершенно по-разному в зависимости от обстоятельств.
Наткнулся на старый диск с электронщиной. Помню тогда, около года назад, он мне вообще не понравился. Сейчас, спустя некоторое время, я остался к нему равнодушным. Ни один из семнадцати треков не вызвал желание слушать ещё и ещё, как это бывает с хорошими композициями. То есть музыка так, для фона сойдёт. Именно для фона, когда не хочется слушать что-то серьёзное. Я и скинул всю музыка с диска в плеер. Подумалось: «А пусть будет…»
Когда сегодня я оказался в центре города, который, как и всегда, был погружен в дикую упорядоченную мешанину спешащих людей и машин, музыка в наушниках заиграла тот самый диск. Я огляделся…
Казалось, весь город движется в такт звучащим басам, постепенно добавляя новых людей, делая их движении в точном соответствии с только что вступившими скрипками… Каждый человек… Светофоры… Машины… И даже небо казались декорациями к звучащей музыке. До этого неживая, ничем не выдающаяся композиция, словно бы только что обрела какой-то, вполне определённый смысл. Или даже сама музыка оживила привычный, будничный город-муравейник.
Теперь всегда надо брать с собой плеер…
3. Одна и та же музыка звучит совершенно по-разному дома, в одиночестве и на улице… Совершенно разные ощущения.
4. Думаю, музыка способна повлиять на жизнь человека намного больше, чем я думал. Музыка и жизнь человека…»
Через неделю мелким-премелким (наимельчайшим) почерком, на который он был способен, были исписаны целых две страницы. Глядя на бело-синие листы, давшие приют таким разным мыслями, когда-то копошившимся в его голове, а теперь смиренно покоившимся на бумаге, он чувствовал, что от него чего-то ждут… Казалось, будто записи – в предвкушении некоего действа, своего рода мистической трансмутации… Он понимал, что все эти раздумья (каждое, вроде бы, по отдельности, под своим порядковым номером) объединены во что-то целостное одной общей идеей, безупречно укладывавшей их россыпи в затейливую мозаику истории, на взгляд шестнадцатилетнего, вполне достойной внимания.
Первый рассказ был готов спустя пару недель. Рассуждения о важности музыки, в конце концов, привели к смерти главного героя новеллы. Автор даже не сопротивлялся драматической концовке. Просто делал что должно – созидал, творил, писал…
«…
– Дима, Димочка… Послушай… – всегда говорила она, окрылённая, воздушная, с широко раскрытыми глазами, сияющим взглядом, когда открывала для себя что-то новое. – Вот… смотри, что я нашла.
Что бы Дима не делал, как бы сильно не был занят, он никогда не отказывал матери, заметив её горящий взгляд, и послушно шёл в комнату, зная, насколько важны для неё эти открытия. Он садился на софу, а мать шустрой, семенящей походкой подплывала к проигрывателю.
– Сейчас… Секундочку… Вот слушай, – она нажимала кнопку «Play», и указательным пальцем делала знак «ни звука», замирая в таком положении на всё время звучания мелодии. В этот момент взгляд всегда был устремлён вверх. Туда, где находились её чувства. Казалась, она сама витает где-то между небом и землей, следуя за струящейся в пространстве музыкой.
У матери были немного странноватые предпочтения. Это касалось всего: и мужчин, и еды, и, тем более, музыки. Но именно это и выделяло её на фоне иных. Именно это и сделало её значимой в его глазах.
Когда музыка иссякала, из статуи она вновь превращалась в живого человека. И часто с заплаканными глазами полным счастья и благоговениея голосом протягивала:
– Ну как?
– Классная музыка, мам… – отвечал Дима, ни капельки не лукавя. Ведь мама и в самом деле среди сотен мелодий отыскивала одну-единственную, «настоящую, живую музыку», как она сама её называла. Никому неведомый музыкант или группа в мгновение обретали блестящее будущее. Мать занималась тем, что отыскивала талантливых и перспективных музыкантов, художников, писателей, а затем «рекомендовала» их творческим мастерским и продюсерским центрам.
…
Как могло так случиться, что спустя многие годы на одной из радиостанций прозвучала та самая мелодия, что впоследствии стала для матери похоронным маршем, было для него непостижимо. Ведь она тогда так не успела «продвинуть» этого музыканта… Не уложилась в срок. И как вышло, что та же самая мелодия распорядится и его жизнью? В совпадения он не верил…
На трассе машин практически не было, поэтому Дима непривычно расслабился за рулём, чего себе никогда не позволял. Когда дошло, что он вот-вот заснёт, в надежде хоть как-то взбодриться он протянул руку к магнитоле усилить громкость. В тот самый момент в эфире трек сменился новым… Зазвучала та самая мелодия.
Громкие, словно раскаты грома, звуки смерти разнеслись по салону… Дима вздрогнул от неожиданности, его затрясло… Вмиг его окружила атмосфера страха, отчаянья и безысходности, пережитых в тот месяц. Мамино тело, болтающееся в петле… Траурная процессия, заполненная подлецами и двуличными мерзавцами, пришедшими «проводить» её… Одинокий, одинокий мир…
