Генри Болтон - Мистическая Прага
На полу стояло множество ступок разной формы (большинство из них были без пестиков), щипцов, лопаток и кочерег, топориков для рубки поленьев и дров для растопки. В углу, подальше от пыли и копоти, летящих из печей, возле окна было сложено несколько тяжелых фолиантов и всяческих внушительных книг, а также манускриптов, посвященных герметической премудрости, многие из которых содержали красочные иллюстрации, поясняющие сложный, туманный текст. На деревянных клиньях, вбитых в щели между кирпичами стен, висела утварь, похожая на ту, что обычно используют кулинары, но содержащиеся в ней красный шафран Марса, ярь-медянка и голубой витриол[40], а также покрывавшие их коричневые пятна смолы и мастики не придавали им аппетитности.
Практически весь центр комнаты занимал огромный аппарат странного вида. Он представлял собой полую металлическую трубу высотой примерно в девять футов, в которой было просверлено десять сквозных отверстий, через нижние проходили вытянутые горлышки перегонных кубов, а в верхние были вставлены отводящие трубки сосудов, фиксированных на консолях, крепившихся к стенам. Горлышки двух перегонных кубов, соединенных с покоящимися на печах сосудами, были изогнуты в виде латинской буквы «S» и входили в каждое пятое отверстие трубы. Вода, собиравшаяся вверху, отгонялась по еще одной отводящей трубке, у основания которой имелся сливной кран. Этот любопытный аппарат, предназначенный для перегонки бренди, был построен по чертежам, за много лет до этого выполненным Брунсвиком, но к тому времени, о котором идет речь, от описанной конструкции полностью отказались, предпочтя ей более простые варианты.
На закопченных от дыма балках покоились чучела крокодила и редкой азиатской птицы, чьи когда-то роскошные перья были покрыты толстым слоем пыли и грязи, накопившихся за годы забвения.
В длинном коридоре, ведущем в эти комнаты, вдоль стен лежали кучи угля, глиняные тигли, коробки с огнеупорной мастикой и грубые химические субстанции вперемешку с кусками железа, свинца и меди, также покрытыми грязью. Повсюду царили беспорядок и хаос, полумрак едва рассеивался солнечными лучами, проникавшими через окна неправильной формы, располагавшиеся напротив печей. Мебели было очень мало: несколько стульев, одно удобное кресло перед самым большим перегонным кубом, и массивный грубо сколоченный стол, на котором стояли песочные часы, лежали в беспорядке сита, ножи, ножницы, разбитые воронки, обрывки бумаги, куски тиглей и глиняных горшков, и всего этого было так много, что стол вряд ли можно было использовать по его прямому назначению.
Возле двери стояли две закрытые бочки с водой. По стене коридора также тянулись ступенчатые полки, уставленные сосудами и чашами, что были соединены стеклянными трубками. Отводящие трубки сосудов заканчивались сифоном, набитым ватой, через которую медленно просачивалась жидкость.
В лаборатории трудилось несколько алхимиков и врачей, которым в грубом физическом труде помогали слуги. Доктор Леонард фон Эрбах дистиллировал в сосуде виски, полученный на раннем рассвете, когда Луна была в Стрельце; после двадцати девяти дистилляций напиток станет драгоценной панацеей от множества заболеваний, и доктор сможет прописать это средство пациентам, способным расплатиться золотыми дукатами. Двое учеников были заняты тем, что нарезали кору дерева и вытягивали из нее эластичные древесные волокна, другой подготавливал печь для изготовления Crocus Veneris, что требовало различных степеней жара. Отстранившись от всего, фон Хиршберг готовил любовный напиток, обладающий властью воспламенять сердца и собирать золотой урожай с кошелька одной доверчивой придворной дамы.
Сидевший на стуле возле окна доктор Михаил Майер увлеченно изучал манускрипт, содержавший бесчисленные тайные символы, точное значение которых он записывал между строк. Несколько страниц этого манускрипта содержали короткое послание, адресованное императору Рудольфу доктором Иоганном Брюкнером, профессором медицины в Кенигсберге. Император отдал манускрипт Майеру с просьбой его расшифровать. Рудольф не обладал достаточными эзотерическими познаниями относительно герметических символов и, думая, что эти страницы содержат в себе тайну получения Философского Камня, приказал своему ученому секретарю добыть ее, что Майер, к величайшему удовольствию Рудольфа, и сделал.
Письмо от Брюкнера, или Понтануса, как он сам обычно себя называл, представляло собой следующее (в скобках даны пояснения Майера):
«Моего великодушного и благородного Господина, самого могущественного правителя Священной Римской империи, короля Венгрии и Богемии, Рудольфа II, приветствую! Я, Иоганн Понтанус, путешествовал по многим странам, и потому могу уверенно говорить о существовании Философского Камня, и в поисках своих среди сущего встречал я множество обманщиков, но ни одного истинного Философа, который обучил бы меня, и оттого меня терзало множество сомнений, пока в конце концов я не нашел правды. Но когда я познал суть предмета в целом, я всё же совершал ошибки по крайней мере две сотни раз, пока не познал вещи в частности через труд и практику.
Я начал с (гниения[41]) (материи), которое продолжал в течете девяти (месяцев), но ничего не получил. Затем в течение некоторого времени я использовал (balneum Mariae[42]), но тщетно. После этого я применил (пламя) для (обжига) в течение трех (месяцев), но всё же не отыскал верного пути. Я исследовал все разновидности (дистилляций) и (сублимаций), как предписывали (философы) Гебер, Архелай и прочие, но вновь ничего не обнаружил. В целом, я пытался совершить алхимическую работу всеми возможными и представимыми средствами, как то (конской подковой), (прахом), (ваннами) и другими многочисленными методами разных свойств, которые можно обнаружить в книгах (философов), но безо всякого успеха. Все же в течение трех (лет) я упорно продолжал изучать книги (философов), в особенности Гермеса, чьи скупые слова содержат в себе сумму всей материи, в том числе и тайну Философского Камня, в туманных фразах разбирался я, дабы познать, что есть высшее, что есть низшее, небесное и земное. И стало ясно, что операция по воплощению материи в бытие в первой, второй и третьей работе есть не нагревание (ванн) или же (подковы) или (праха) или другого (пламени), что (философы) измышляют в своих книгах. Должен ли я рассказать о том, что делает работу совершенной, если мудрые сокрыли это? Истинно, движимый духом щедрости[43], я расскажу об этом, дополнив рассказом о самой работе.
Lapis Philosophorum[44], стало быть, есть лишь одно из его имен, ибо у него их много, что постичь весьма трудно. Ибо он из (воды), (воздуха), (пламени), (земли), что суть (соль), (сера), (ртуть) и флегма, он ядовит, но в то же время он есть argent vive[45], живое серебро; в нем множество избыточных компонентов, что сводятся к истинной сущности с помощью нашего огня. Тот, кто отделяет что-либо от предмета или материи, считая, будто так и нужно, совершенно ошибается в нашей философии. То, что избыточно, нечисто, грязно, мутно, все вместе, вся субстанция трансмутируется или превращается в совершенное, единое и духовное тело, с помощью нашего пламени, которого мудрецы тайну не раскрыли.
* * *Практическая же часть такова: пусть (материя) будет взята и тщательно (перемешана) с раскаяньем (философов), помещена на (огонь) с такой (степенью жара), что он лишь нагреет (материю), и в течение короткого времени (огонь) безо всякого вмешательства человеческих рук (завершит) всю работу, ибо он разлагает, разрушает, создаст и совершенствует, и заставляет три изначальных цвета, то есть черный, белый и красный[46], проявиться. И с помощью нашего огня целебное средство будет увеличиваться посредством добавления грубой материи не только в количестве, но и в качестве и в ценности. Из этого следует, что нужно со всем усердием искать сего огня, поскольку, однажды найденный, он удовлетворит любое желание, ибо он выполняет всю работу, и он есть истинный ключ всех (философов), никем не найденный. Усвой хорошо то, что я сказал о свойствах этого (огня), и ты с необходимостью познаешь его, в противном случае он будет скрыт от твоих глаз.
Движимый щедростью, я написал тебе об этих вещах, но я должен говорить прикровенно, ибо этот (огонь) не изменяется в соприкосновении с (материей), поскольку в нем нет ничего от материи, как я говорил раньше. И все эти вещи являются предостережением лучшим Сынам Искусства[47], дабы они не тратили бессмысленно свои средства, но знали, чего им следует искать, ибо это единственный путь, которым они могут познать совершенство тайны, и никак иначе.
Прощай».
Перед тем как передать письмо со своими пояснениями императору, Майер присовокупил к нему свои замечания по поводу использованных тайных символов, заявив, что «хорошо известные символы для обозначения семи металлов»[48] в действительности были символами планет, связанных с ними. Первичные же элементы бытия, как то земля, вода, воздух и огонь, обозначаются символами столь хорошо известными, что к ним уже давно нельзя применить понятия тайны. Они весьма древние, и были впервые обнаружены высеченными (с небольшими отличиями) на монументах Хинду в Китае, возраст которых неизвестен.
