Генри Болтон - Мистическая Прага
Вскоре после этих событий Сендивогий женился на вдове Сетона, желая выведать у нее секреты, которые она могла узнать от покойного мужа, однако женщина смогла лишь дать ему скромный остаток бесценного порошка да манускрипт сочинения по алхимии, написанного ее мужем и озаглавленного «Двенадцать трактатов космополита» («Twelve Treatises of the Cosmopolitan»). Хитрый «поляк» вновь отправился путешествовать по миру и, применяя порошок, рецепта приготовления которого не знал, совершил несколько публичных трансмутаций в различных городах Европы, получив широкую известность. Все коронованные особы в Европе сгорали от нетерпения, желая увидеть его, и Рудольф, конечно же, был среди них первым. Сендивогий предоставил монарху немного порошка, и тот собственными руками совершил чудо трансмутации. Обрадованный успехом, он повелел установить на стене комнаты, где была совершена проекция, мраморную табличку со словами:
«Faciat hoc quispiam alius
Quod fecit Sendivogius Polonus!»
«Кто б мог под солнцем сделать так,
Что совершил здесь сей поляк!»
Эта памятная табличка оставалась на том месте до 1740 г. Сендивогий получил титул государственного советника и был награжден золотой медалью, которую вручил ему лично император, а Мардехай де Делле сочинил в его честь стихи на латинском. Бедный Сетон, к сожалению, не мог ни присутствовать на представлении, ни разделить славы своего товарища.
Репутация Сендивогия как обладателя Философского Камня, естественно, была крайне опасна, однако Рудольф обращался с ним более чем почтительно, в то же время не выпуская Госсенхауэра из Белой башни. Оба эти человека работали с одним и тем же порошком, но одному он принес отчаянье, другому же — процветание. Испросив позволения покинуть Прагу, Сендивогий отправился в Краков, однако по пути туда был схвачен людьми моравского князя и заключен в темницу. Ценой за его освобождение, конечно, была тайна трансмутации. Ему удалось подпилить прутья решетки окна, сделать из своей одежды импровизированную веревку и бежать из заточения. Когда история стала известна императору, он конфисковал имущество князя и отдал его во владение поляку. Там, в имении под названием Гаварна, недалеко от границы с Силезией, Сендивогий многие годы прожил в королевской роскоши. В мемуарах его распорядителя по фамилии Бодовски говорится, что Сендивогий хранил свой философский порошок в маленькой золотой коробочке, и в путешествиях вешал коробочку на шею с помощью золотой цепочки, а основная часть порошка хранилась в тайнике, сделанном в одной из ступеней его кареты. Проезжая по местам, где могли орудовать грабители, Сендивогий менялся одеждой со своим слугой и садился вместе с кучером, приказывая слуге занять его место в карете. В Варшаве он с большим успехом обманул польского короля Сигизмунда, в Штутгарте же потерпел поражение из-за зависти другого алхимика, которого звали Иоганн Генрих Мюллер. Мюллер начал свою сознательную жизнь учеником цирюльника и выучил секреты и трюки профессиональных «алхимиков» от Даниэля Раппольта, будучи его слугой. После этого он явился к Рудольфу II и вызвал глубокое изумление и уважение последнего заявлением, будто его не берут никакие пули, предложив всем желающим стрелять в него свинцовыми пулями, которые расплющивались, ударяясь об кольчугу, спрятанную у него под одеждой. Находясь в гостях у Иоганна Франке, он производил золото высочайшего качества или, лучше сказать, незаметным движением руки подбрасывал слитки в тигель, когда никто не видел. Император, потрясенный его работой, присвоил ему титул «лорда фон Мюлленфельса». Став благородным дворянином, искушенный в двуличии алхимик стал служить у Фредерика, герцога Вюртемберга. Приезд в Штутгарт Сендивогия, имевшего великолепную репутацию благодаря двум успешным проекциям, наполнил душу Мюлленфельса завистью, и он решил во что бы то ни стало проучить соперника. Когда Сендивогий отправился на север, Мюлленфельс бросился за ним вдогонку, взяв с собой вооруженных всадников, арестовал Сендивогия именем герцога, конфисковал всю его одежду, отобрал золотую коробочку с Философским Камнем и драгоценный манускрипт Сетона, украшенную бриллиантами шляпу, стоившую около сотни тысяч риксталеров, и золотую медаль, дарованную императором Рудольфом, а самого Сендивогия привязал к дереву, предварительно раздев донага. Несчастного освободили проезжавшие мимо путешественники, и, как только у него появилась возможность, он послал жалобу императору, требуя возвращения своего имущества, а также выдачи Фредериком Мюлленфельса. Возмущенный герцог вздернул своего алхимика на виселице, сколоченной во внутреннем дворе его замка, а также вернул шляпу, медаль и манускрипт, заявив, что понятия не имеет ни о какой «тинктуре». Эти события произошли в 1607 г.
Сендивогий, лишенный теперь средства, с помощью которого он мог обманывать богатых покровителей алхимии, стал ничтожным бродяжничающим шарлатаном, продававшим панацеи «от всех болезней» простолюдинам, а также поддельное серебро евреям, появляясь то в Польше, то в Германии. Он избежал преследований и Умер в восемьдесят лет естественной смертью, находясь в 1646 г. в Кракове. Несколько герметических трактатов, записанных Сетоном и отредактированных Сендивогием, были в начале XVII столетия изданы на латинском, немецком и французском языках.
Бессмысленность алхимических опытов отразил в своих строках Спенсер:
Растратить жизнь вотще, облечь себя юдолью
В тоскливом бдении все ночи коротать,
Впустую дни провесть с невысказанной болью,
Чтоб завтра в страхе и уныньи чуда ждать.
Забрали душу в плен кресты. Кресты, молитва…
А желчь с уныньем тут как тут — изволь впустить.
Несчастные лжецы! Конец — ваша ловитва,
Жизнь можно было б вразумительней прожить.
События, описанные в этой книге, свидетельствуют, что во времена правления Рудольфа «тонкое искусство Алхимии» практиковалось представителями практически всех слоев общества, и лишь отдельные люди оказывались столь смелы, чтобы открыто противостоять распространенному заблуждению. Очень редко сторонники прогрессивных взглядов совершали обоснованные атаки на неверные теории и гипотезы, которых фанатически придерживались адепты мистицизма. Однако таких противников обычно считали просто пессимистичными глупцами и не обращали на них внимания. Если бы английский поэт Чосер был более популярен, его «Кентерберийские рассказы» могли бы открыть глаза думающим людям, однако в те времена его практически не читали.
«Для наших опытов нужна нам ртуть, —
Сказал каноник. — Вы слугу пошлите
И ртути унца три приобретите.
Лишь только ртуть слуга нам принесет,
Как вещь чудесная произойдет».
Ртуть получив, он попросил углей,
Чтоб опыты начать ему скорей.
Когда слуга и уголь им добыл,
Каноник ящик небольшой открыл,
И, вынув тигель, начал объяснять он,
Хотя язык его был непонятен
И не касался он при этом сути.
«Возьми сосуд и положи унц ртути.
Все сделай сам, и божья благодать
Тебе философом поможет стать.
Немногим я свой дар открыть решаюсь,
Но, кажется, в тебе не ошибаюсь.
Один состав я в тигель опущу
И в серебро всю ртуть я обращу,
Ничуть не худшее, чем у торговки
В ее мошне. Металл добудем ковкий,
Без примеси, а нет — так, значит, лгал
Тебе я все и мерзкий я нахал.
Всей силою я порошку обязан,
Но за услугу так к тебе привязан,
Что силу эту показать готов, —
Хоть и боюсь досужих глаз и ртов».
И слуг они тотчас же отпустили,
Прикрыли ставни, двери затворили.
В каморке темной крепко заперлись
И за работу тотчас принялись.
Усвоив тут же уйму всяких правил,
Священник тигель на очаг поставил;
Раздул огонь, над ним захлопотал,
А друг его свой порошок достал.
Не знаю точно я его состава,
Но в ящике любого костоправа
Подобным зельям хитрым несть числа:
Не то истертый мел, не то зола.
Коль мнение мое узнать хотите, —
Ни фартинга не стоят порошки те,
Но вам скажу, довольно было крошки
Или какой-нибудь ничтожной мошки,
Чтоб жаждущего чуда ослепить.
Потом каноник стал его учить,
Как обращаться надобно с жаровней:
«Смотри, чтоб угли покрывали ровно
Весь тигель твой, и убедишься сам,
Какой секрет тебе я в руки дам».
«Ах, grand merci», — хозяин отвечал
И все старательней мехи качал.
Без памяти подарку был он рад.
Тем временем каноник (злобный гад,
Не знал он жалости к врагу ли, к другу ль)
Достал из ящичка древесный уголь,
В котором углубленье просверлил
И серебра немного положил
(Не больше унца там опилок было);
Дыру надежно воском залепил он.
А чтобы не попасться в том обмане,
Он серебро припрятал там заране,
Что втайне от священника припас.
Все в свой черед откроет мой рассказ.
Он свой обман давно уже замыслил
И каждый шаг свой наперед расчислил.
От замысла не мог он отступить.
(Об этом тошно мне и говорить.
Когда я мог, я б отплатил злодею.
Но я его настигнуть не умею:
Лишь только нападу на вражий след, —
Глядишь, а там его помину нет.)
Но слушайте, что было дальше, сэры.
Запрятав уголь за обшлаг свой серый,
Он к очагу вплотную подошел
И много всяких промахов нашел.
«Так все испортить, друг мой, вы могли!
Смотрите, как вы уголь загребли.
Мне жалко вас, и я вас не оставлю,
Постойте-ка, сейчас я все исправлю.
С вас так и льет, вы слишком суетитесь.
Вот вам платок, — возьмите, оботритесь».
Пока священник пот с лица стирал,
Каноник мой — чтоб черт его побрал! —
Свой уголь положил как раз над тиглем
И, чтоб его за этим не застигли,
Как будто для того, чтобы помочь,
Огонь раздул мехами во всю мочь.
«Ну, а теперь, мой друг, нам выпить надо.
Вино нам будет за труды наградой.
В порядке вес, но лучше обождать
Из очага наш тигель вынимать».
Меж тем с начинкой уголь прогорел,
И серебро, по свойству твердых тел,
Хоть и расплавясь, в тигель все ж упало.
Как будто бы обмана не бывало,
Каноник пил, хозяин же не знал,
Какой с ним плут, и с нетерпеньем ждал.
Когда алхимик увидал — пора:
Не видно больше в угле серебра, —
Сказал он весело: «Сэр, поднимайтесь,
Кончать работу с богом принимайтесь.
У вас, я вижу, формы нужной нет,
Но это не беда, и мой совет:
Кусок известняка вы принесите
И чаи с водой немедля припасите.
Слеплю я форму: сплав в нее мы выльем
И нашим тут придет конец усильям.
А чтоб меня ни в чем подозревать
Вы не могли, я вас сопровождать
Пойду повсюду». Так и порешили.
Дверь на замок, а ставни все закрыли,
Всё принесли и заперлись опять —
Готовый сплав из тигля выливать.
Весь мел столкли, с водою замесили
И форму нужную потом слепили.
Чтобы рассказ не затянуть до ночи,
Как можно постараюсь быть короче,
Коль подберу пригодные слова.
Но как тайком достал из рукава
Листок серебряный каноник снова,
Как смял его по форме мелового
Вместилища, как снова не заметил
Того священник, — чтоб я не отметил?
Ну нет! Каноника не пощажу,
О всех его проделках расскажу.
А он листок в рукав запрятал снова,
Снял тигель с пламени, сказал: «Готово!»
Слил в форму сплав и погрузил всё в чан,
И никому неведом был обман.
«Смотри, мой друг, рукою сам попробуй,
Не надо ждать, пока другою пробой
Определят, что это серебро.
Пусть даже это сплав, и то добро.
От примеси его потом очистим
Да из него монету сами тиснем».
Когда в воде остыл тяжелый сплав,
Каноник в воду обмакнул рукав,
Спустил пластинку и опять достал.
«Хвала Христу, — священник закричал, —
И слава вам, каноник благородный!
Пусть буду вечно проклят я, негодный,
Когда, познания усвоив эти,
О них скажу кому-нибудь на свете».
«Так что ж, мы опыт повторим сейчас,
Чтобы наглядней способ был для вас,
Чтоб без меня могли бы добывать
Металлы благородные и стать
Алхимиком. Добавьте эту ртуть.
Пожарче надо нам огонь раздуть.
И сызнова мы повторим урок.
Как видно, вам пошла наука впрок».
Не чуя ног, священник заметался:
Вот наконец богатства он дождался.
Очаг раздул и добыл ртути снова,
Каноник же, не говоря ни слова,
С вниманием великим наблюдал.
Потом он палочку свою достал,
А палочка та полая была,
Унц серебра в себе она несла,
И тщательно залеплен был кругом
Конец ее с сокрытым серебром.
Когда священник выбился из сил,
Ему каноник снова подсобил.
Он в тигель высыпал свой порошок
И угли палочкой своей загреб,
И воск от пламени тотчас растаял.
Уловка эта удалась простая,
И в тигель серебро скользнуло так,
Что не заметил ничего простак[39].
В XVI в. относительно алхимии в образованных слоях населения существовали мнения совершенно различные: Меланхтон, например, писал, что алхимия — занятие глупцов и обманщиков, в то время как Мартин Лютер в труде «Canonica» говорит: «Искусство алхимии есть истинная и чистая философия древних мудрецов; она радует мое сердце не только своею пользою, извлекаемой из дистилляции и сублимации различных металлов, трав, вод и масел, но также и своей чудесной и более чем точной аналогией с воскрешением мертвых в судный день». Единственной серьезной попыткой опровержения системы, созданной алхимиками, была публикация в 1572 г. работы Томаса Либера, более известного под псевдонимом Эрастуса, профессора медицины из Базеля. Основной целью его нападок были абсурдные медицинские доктрины Парацельса, хотя он не оставил без внимания также и бессмысленных алхимических теорий и шарлатанства тех, кто занимался сим искусством, приводя многочисленные примеры их бесстыдного вранья. Но ни конструктивная критика, ни насмешки и колкие эпиграммы и стишки не поколебали статуса алхимии. Стихи иезуита Гретшера из Ингольштадта — яркий пример такого рода насмешек над алхимией:
