Джеймс Редфилд - Десятое пророчество
Перед моими глазами сменялись тысячелетия, поколение за поколением жили и умирали. Потом, мало-помалу, некоторые из людей начали задумываться над тем, что видели и испытывали каждый день.
Когда на их руках умирал ребёнок, они пытались понять, почему это случилось и как избежать этого в будущем. Эти отдельные люди начинали осознавать себя — начинали понимать, что они существуют именно в данном месте, именно в данный момент, что они живут.
Им удалось отойти от привычных автоматических реакций и охватить мысленным взором всю картину существования. Они знали, что в жизни имеют место солнечные и лунные циклы, времена года, а то, что всё живое когда-нибудь умирает, говорило о том, что она имеет конец.
Какова же тогда её цель?
Присматриваясь поближе к тем, кто размышлял, я понял, что могу воспринимать их Видения рождения; они пришли в земное измерение с особой целью — положить начало первому этапу пробуждения человечества.
И, хотя и не во всём объёме, я ощущал глубину их разума, вдохновение, порожденное Видением мира. Ещё до рождения они знали, что человечество готовится отправиться в долгое путешествие, которое могли охватить мысленным взором.
Но они знали также, что каждцй шаг на этом пути будет даваться усилиями очередного поколения, — ибо, пробуждаясь для стремления к более высокой цели, мы одновременно утрачивали покой безмыслия.
Вместе со свободой и ликованием от сознания того, что мы живём, пришёл страх и неуверенность: да, мы живём, но для чего?
Я видел, что вся долгая история человечества будет движима вперед двумя этими диаметрально противоположными моментами.
С одной стороны, нам поможет освобождаться от наших страхов сила интуиции, мысленные образы, подсказывающие, что жизнь нацелена на исполнение некоего предназначения, на то, чтобы двигать культуру вперёд, в позитивном направлении, — задача, справиться с которой можем только мы, каждый из нас, действующих храбро и мудро.
И сила этих чувств будет напоминать нам, что, сколь ненадёжной ни казалась бы жизнь, мы не одни, что за тайной существования скрывается некая цель и некое значение.
С другой стороны, мы часто будем впадать в другую крайность — будем стремиться защититься от Страха, временами теряя из виду цель, чувствуя себя одинокими и покинутыми.
Этот Страх заставит нас отчаянно защищать самих себя, драться, чтобы обеспечить себе и удержать власть, красть энергию друг у друга и всегда противиться изменениям, эволюции, независимо от того, какую новую, ценную информацию они могут принести.
Пробуждение продолжалось, проходили тысячелетия, и я видел, как люди постепенно объединяются во всё более многочисленные группы, следуя естественному стремлению идентифицировать себя с большим числом себе подобных, образовывать более сложные общественные организации.
Я видел, что это стремление порождено смутным интуитивным ощущением — в полной мере известным лишь, в Афтерлайфе — того, что предназначением людей на Земле является эволюция в сторону объединения.
Подчиняясь этой интуиции, мы поняли, что можем эволюционировать, оставив позади кочевую жизнь собирателей и охотников, чтобы начать выращивать различные растения и регулярно собирать урожай, и что таким же образом можем одомашнить и начать разводить многих и существующих рядом с нами животных, чтобы постоянно обеспечивать себя белками и производными продуктами.
Храня глубоко в подсознании образы Видения мира, мы стали предполагать, что должно произойти нечто, чему суждено явиться одним из наиболее драматических преобразований во всей истории человечества: скачок от кочевой, бродячей жизни к образованию крупных сельских поселений.
С развитием этих сельскохозяйственных сообществ стали возникать излишки продовольствия. Это породило торговлю и позволило человечеству разделиться на первые профессиональные группы: пастухов, строителей и ткачей, а позже — ещё и купцов, кузнецов и солдат.
Вскоре было изобретено письмо, создан счёт. Однако, прихоти природы и проблемы, с которыми сталкивала жизнь, заставляли людей задумываться и задавать себе всё тот же вопрос: для чего мы живём?
Как и прежде, я наблюдал Видение рождения тех из них, кто стремился понимать духовную действительность на более высоком уровне.
Они явились в земное измерение специально для того, чтобы расширить знание человечества о Божественном источнике, но их первые интуитивные ощущения Божественного, смутные и неполные, приняли форму политеизма.
Человечество начало признавать то, что, как мы предполагали, было множеством жестоких и требовательных божеств — богов, существовавших вне нас и управлявших погодой, временами года и созреванием урожая.
В своей неуверенности мы полагали, что должны ублажать этих богов посредством обрядов ритуалов и жертвоприношений.
Спустя тысячи лет, множество сельскохозяйственных общин, сливаясь, превратилось в развитые цивилизации Месопотамии, Египта, долины Инда, Крита и Северного Китая, причём, каждый народ придумал свою собственную версию относительно богов, управляющих природой.
Но такие божества не могли долго противостоять Страху. Я видел, как целые поколения душ проникали в земное измерение, неся послание о том, что человечеству суждено прогрессировать, делясь накопленным знанием и сравнивая его со знанием других.
Однако, попав сюда, эти люди оказывались пленниками Страха, а их интуиция вырождалась в подсознательную потребность завоевывать, господствовать и навязывать свой образ жизни другим.
Так началась великая эра империй и тиранов, когда один за другим появлялись великие вожди, которые, объединив силы своего народа, завоёвывали столько земли, сколько было возможно, убеждённые, что их представления о культуре должны быть приняты всеми.
Но, на протяжении всей этой эры многие из тиранов оказывались, в свою очередь, побеждёнными и подавленными иным, более сильным культурным влиянием.
В течение тысячелетий различные империи возникали на вершине человеческого сознания, распространяли свои идеи, на некоторое время опережали других, благодаря большей жизненности, экономическому, плану и военной технологии, но позже их подавляло нечто более сильное, более организованное.
Медленно и трудно, но даже старые, уже отработавшие своё идеи, заменялись новыми.
Я видел, как постепенно, с трудом, с кровью, но всё же, ключевые истины прокладывали себе путь из послежизненного измерения в физическое.
Одна из важнейших истин — новая этика взаимодействия — начала укореняться в различных точках земного шара, но наиболее чёткое своё воплощение обрела в философии древних греков.
В одно мгновение я мог наблюдать Видения рождения сотен людей — сынов греческой культуры, и каждый из них надеялся не утерять память о том, что знал.
Поколение за поколением они видели жестокий, разрушительный эффект бесконечного насилия человечества над самим собой и знали, что люди способны превозмочь эту столь укоренившуюся привычку — подавлять и завоёвывать себе подобных, чтобы перейти к иной, новой системе — системе обмена идеями и сравнения их, системе, защищающей суверенное право каждого на собственную точку зрения, независимо от его физической силы, системе, которую уже знали и которой следовали в Афтерлайфе.
На моих глазах на Земле появился и оформился этот новый способ взаимодействия, в конце концов, получивший имя демократии.
При этом методе обмена идеями, общение между людьми всё ещё нередко вырождалось в опасную борьбу за власть, но, по крайней мере, теперь, впервые в истории, процесс шёл в сторону преследования носителей эволюции скорее на словесном, нежели на физическом, уровне.
Одновременно другая идея, которой предстояло полностью изменить человеческое понимание духовной реальности, став своего рода водоразделом, начала просматриваться в летописях небольшого племени, обитавшего на Ближнем Востоке.
Я смог также наблюдать Видения рождения многих сторонников этой идеи. Эти люди, рождённые в иудейской культуре, знали, что, хотя подсказки нашей интуиции относительно Божественного источника верны, описания этого источника оказывались неверными, искажёнными.
Наши представления о существовании множества богов являлись, всего лишь, фрагментарной картиной гораздо более грандиозного целого.
На самом деле, поняли они, есть только один Бог — по их понятиям, всё ещё требовательный, грозный и патриархальный и все ещё существующий вне нас, но впервые он представал открытым для каждого, отзывчивым, и он был единственным творцом всех людей.
На моих глазах это интуитивное знание о едином Божественном источнике проникло в различные культуры по всему миру и начало обретать более ясные формы.
