Альфред Леманн - Иллюстрированная история суеверий и волшебства
Также Гудруна забывает свои заботы и печали после убийства Сигурда, выпив напиток, приготовленный по следующему рецепту:
Много вредных вещей было в сыпано в пиво:
Листья деревьев, жженные желуди бука,
И потроха разварные, и сажа печная, а также
Печень свиная, что ненависть так утоляет.
Одна удивительная магическая операция передана в рассказе о Кормаке. Этого великого скальда и его возлюбленную Стенгерду разъединял зейд, так что они не могли вступить в брак. Стенгерда вышла замуж за Торвальда Тинтена; это послужило причиной большого неудовольствия между Кормаком и Торвальдом, а также братом последнего Торвардом. Оно кончилось тем. что Кормак и Торвард вызвали друг друга на поединок. И вот Кормаку рассказали, что едва ли поединок будет вполне честный, так как Торвард будет действовать волшебными средствами, а следовательно, чтобы не быть побежденным, и Кормаку придется сделать то же. Поэтому он отправился к ворожее Тордисе, которая обещала помочь ему и оставила его ночевать. Далее в саге рассказывается: «Когда он проснулся, то заметил, что что-то ощупью двигается около его изголовья. Он спросил: кто это? Тогда посетитель направился к двери; Кормак последовал за ним и увидел, что это была Тордиса; она пришла к тому месту, где они должны были сойтись на поединок; под плащом она держала гуся. Кормак спросил, что это значит. Она бросила гуся и сказала: „Отчего ты не можешь быть спокойным?“ Тогда Кормак опять лег, но внимательно наблюдал за ней; она приходила три раза, и он каждый раз наблюдал за ее действиями. Когда Кормак вышел в третий раз, она заколола двух гусей, собрала кровь в чашку; затем она схватила и третьего гуся и хотела заколоть его. Тут Кормак спросил: „Что это ты делаешь, матушка?“ — „Кажется, — ответила она, — что невозможно помочь тебе; я могла бы теперь уничтожить то волшебство, которое лежит на тебе и на Стенгерде, и вы могли бы бороться с ним, если б я заколола этого третьего гуся так, чтобы никто об этом не знал“. Но Кормак сказал, что не верит этому искусству». Однако сомнительно, чтобы эти слова Кормака заслуживали доверия, если припомнить, зачем он пришел к ворожее. Тем не менее весь рассказ интересен тем, что показывает нам вполне мистическую магическую операцию, в которой было бы трудно найти какой-либо смысл.
Рис. 19. Гудруна, выпивающая волшебный напиток (из «Gudrunlied»)
Четвертый род волшебства, зейд, был сильнейшим из всех. В чем он состоял — неизвестно; для его исполнения требовалось пение, зейдовый жезл, который держала в руке женщина, делавшая зейд, и зейдовые подмостки, на которых она стояла. Зейдом преимущественно занимались женщины, так как при нем обнаруживалась, как полагали, «гнусная слабость», почему мужчины считали это дело для себя неприличным. Из этого можно заключить, что зейд был связан с разными операциями и церемониями. Это видно уже из того, что приготовления к нему начинались обыкновенно с вечера, между тем как зейдовые подмостки возводились только на другой день.
Посредством зейда достигались сильнейшие действия, вызывалась буря и творились всякие другие бедствия. Сага о людях из Лаксдаля рассказывает, как Кари, сын Хрута, был умерщвлен пением, которое было направлено именно на него. В связи с зейдом стояло так называемое «гамлобери» (блуждание двойника), т. е. зейдовая женщина могла, оставаясь телесно на подмостках, уходить в другом виде, часто в виде животного, в отдаленные места и узнавать о том, что там делается. Если во время такого блуждания двойник был ранен или убит, то это тотчас же обнаруживалось на оставшемся теле. В саге о Фритьофе Фрекнесе говорится, как две такие женщины-оборотни мгновенно упали мертвыми с подмостков, когда Фритьоф убил их двойников. Поэтому представления о ведьмах и полетах ведьм были известны также и на севере еще в эпоху язычества. Если же они творили слишком много зла, то к ним применяли те же самые меры, которые предписываются законом Моисея: их побивали каменьями.
Искусство гадания
Искусство гадания было у норманнов столь же богато разными способами, как и волшебство. Относительно некоторых из этих способов легко доказать, что они находились в связи с богослужением и, следовательно, это была некоторого рода религиозная мантика; другие же были более или менее независимы от религии. Поэтому в сагах часто говорится о «Блотфрете»; о Торольфе Мострарскеге говорится в саге о людях с Песчаного берега, что он принес большую жертву (Блот) и, чтобы узнать будущее (Фрет), отправился к своему другу Тору, у которого он был верховным жрецом. Смысл здесь, очевидно, тот, что Торольф приносил жертву Тору и в этом случае узнавал свою судьбу, вероятно по внутренностям жертвенных животных. Известно, что выходцы, желавшие поселиться в чужих странах, бросали за борт своих вырезанных из дерева богов и поселялись там, где последние приставали к берегу. Этот способ, очевидно, был испытанием воли богов, следовательно носил религиозный характер.
В других случаях более сомнительно, насколько далеко понималось содействие богов. В рассказе о Кормаке говорится, как можно узнать при выборе места для нового жилья, будет ли оно счастливо. Если обмер после нескольких раз оказывался сходным, то это значило, что хозяину будет хорошо жить; если же выходило короче, то нечего было ждать добра; его судьба определялась, таким образом, судя по обмеру. Для норманнов, геометрические знания которых были, конечно, невелики, было нелегким делом вымерить прямоугольную площадь так верно, чтоб обе диагонали четырехугольника были приблизительно равны. Надо было несколько раз измерять стороны и диагонали; при этом если обмер сразу оказывался верен, то в этом видели признак того, что хозяин вообще счастлив, коль скоро ему посчастливилось в столь трудном деле; отсюда заключали и об его будущем счастье.
Некоторые люди имели природное дарование предсказывать грядущие события; они назывались ясновидцами. В рассказе о Кормаке упоминается об одной ясновидящей, которая наперед ощупывала тех, кто шел на битву; если ей «не попадалось на пути больших узлов», то все должно было обойтись благополучно. Весьма важную роль играло толкование снов. Едва ли есть хоть одна сага, где бы не говорилось много раз о снах и их значениях. Всякий мужчина и всякая женщина могли объяснить сны, но о некоторых говорится, что они понимали это дело особенно хорошо; так, например, в саге о людях из Лаксдаля Гест, сын Оддлейва, описывается как «великий и мудрый предводитель, ясновидящий по многим частям». Отсюда мы узнаём, что толкование снов делалось не на основании определенных правил, следовательно не имело никакого научного характера, но было делом мимолетного вдохновения. Это ясно видно также и из того, что видевший сон редко бывает доволен его объяснением, но заявляет, что, конечно, может быть найдено еще лучшее объяснение. Такие заявления были бы невозможны, если бы при толковании снов держались каких-либо точных правил. Достаточно привести один пример.
В начале этого раздела рассказан сон Торстейна, сына Эгиля, об орлах и лебеде. Теперь выслушаем объяснение этого сна Бартом: «Эти птицы, вероятно, суть духи-хранители великих мужей; твоя жена забеременеет и родит прелестную девочку, которую оба вы будете очень любить. За эту дочь будут свататься хорошие женихи из тех мест, откуда прилетели орлы; они воспылают к ней сильной страстью, будут биться из-за нее и оба лишатся жизни. После этого явится третий искатель ее руки; он прибудет оттуда, откуда прилетел сокол, и женится на ней. Вот я объяснил тебе сон так, как выходит на мой взгляд». Торстейн возразил: это дурное и недружеское объяснение моего сна, и я тебе прямо скажу, что ты совсем не умеешь толковать сны». Таким образом, можно объяснить сон более или менее дружески и, если кто его толкует не так, как хотелось бы видевшему, тот, значит, не понимает этого искусства.
Наконец, у норманнов были также женщины, посвятившие себя предсказанию будущего, они назывались волюрами. В Исландии они встречались, кажется, очень редко, но в Норвегии были многочисленны, равно как и в Гренландии, куда они, вероятно, явились непосредственно из Норвегии. В саге о Торфинне Карлсефни, которая именно относится к Гренландии, имеется подробное описание действий такой волюры.
Эта волюра звалась Торбиорг; зимой она шаталась с пирушки на пирушку; ее приглашали к себе все те, кто хотел узнать свою судьбу или что случится в этом году. В этом не было ничего особенного, так как все волюры старались попадать на пиры. Торбиорг была приглашена на пир к Торкелю, одному очень уважаемому крестьянину той страны, и она явилась. «На ней был голубой плащ, завязывающийся спереди лентами, усыпанный донизу каменьями; на шее были надеты стеклянные бусы, на голове — черная барашковая шапочка, подбитая белым кошачьим мехом; в руке она держала посох с медным набалдашником и усаженный камнями; она была подпоясана поясом, на котором висела сумка с трутом и другими снарядами для добывания огня; рядом висел кожаный мешок, в котором она хранила волшебные снадобья для производства своего искусства; на ногах были меховые башмаки из телячьей кожи с длинными ремнями, на концах которых насажены были оловянные пуговицы; на руках у нее были теплые перчатки из кошачьего меха. Как только она вошла, все сочли своим долгом подобострастно приветствовать ее; она принимала каждый привет, глядя по тому, как он ей нравился». Ее хорошо угостили, и тогда Торкель спросил, может ли она сказать что-либо о том, о чем все так хотели бы узнать. Она возразила, что могла бы сказать только в том случае, если она останется здесь ночевать.
