Луис Ривера - Matador
— Как я мог бы стать кумиром? — наконец подал голос Рафи. — Я, слепой, как крот…
— Покажи ты им то, что показал мне тогда, в той деревне, где мы познакомились, они бесновались бы от восторга. Мужество преодоления, Рафи, мужество преодоления… Вот, что по-настоящему достойно уважения. Для них ты смешон не потому, что слеп, а потому, что слался. Они видят перед собой маленького человека, безвольно опустившего руки. Как они должны к тебе относиться? В лучшем случае жалеть… А ведь смеяться над тем, что жалеешь, так легко. Но попробуй посмеяться над тем, что уважаешь.
— И все равно, я не понимаю… Даже если я выйду против молодого быка, настоящего быка. Это ведь все равно будет клоунада. Я не смогу показать настоящее владение мулетой или шпагой…
— Конечно, не сможешь. Но ты сможешь показать, что не сломался. Ты сможешь показать свою волю, решимость и мужество бороться со своей слепотой. Если для тебя все будет всерьез, то и для них это уже не будет пустым развлечением. Люди любят смотреть драму. У большинства из них серая пресная жизнь. И не потому, что она так сложилась. А лишь потому, что у них не хватает смелости и мужества самим стать участниками трагедии. Тысячи смотрят на то, как матадор рискует жизнью на арене. Но единицы сами выходят к быку. Почему? Ведь возможность есть у каждого… Да потому, что смотреть на чужую игру со смертью очень волнующе, но абсолютно безопасно. Это замечательное сочетание… Вроде испытываешь острые ощущения, но при этом твердо знаешь, что вернешься домой целым и невредимым. Так же притягивает чужое мужество… Поверь, они будут смотреть не на то, как ты владеешь мулетой и управляешься с быком. Они будут смотреть на человека, который смог взять в руки мулету и выйти против быка… Пусть даже и совсем молодого.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказал Рафи.
— Получится. Если перестанешь думать, что ты жертва… А чтобы избавиться от этой иллюзии, постоянно напоминай себе, что ты не центр мироздания, который вдруг все вознамерились обидеть. Следуй своему выбору. Следуй ему, чего бы тебе это ни стоило. На гору восходит только тот, кто готов умереть ради вершины. Если есть сомнения на этот счет, забудь о своей цели, все равно у тебя ничего не получится. Будь готов умереть ради цели, Рафи. Ради любой цели. Даже самой пустячной… Только так ты сможешь сделать в своей жизни хоть что-нибудь. Будь готов умереть. Побеждает только тот, кто ради победы готов отдать жизнь. Это самая сложная наука, но она — единственное, что стоит принимать в расчет. Ну и, выходя на арену, помни о том, что ты не самая важная на этой земле птица, над которой никому не позволено смеяться. Это тебе поможет.
Рафи молча кивнул. Ему нужно было подумать над тем, что сказал хозяин. Слишком неожиданно было слышать эти слова от того, кого привык считать не очень удачливым клоуном и расчетливым дельцом.
— И вот еще что, — снова заговорил хозяин цирка. — Я дам тебе еще один раз выйти на арену. Только один раз. Если ты по-прежнему будешь валять там дурака, я тебя выгоню из труппы. Дармоеды-белоручки мне не нужны. Они нигде не нужны… Так что поразмысли над моими словами хорошенько. И помни — только один шанс. Если человек не понимает подобных вещей с первого раза, дальше с ним возиться бесполезно. У нас у всех есть только одна попытка, Рафи. У всех и всегда. Жизнь слишком коротка, чтобы превращать ее в учебный бой с деревянной шпагой. Все, иди.
* * *Труппа остановилась на ночлег в чистом поле. Хозяин решил, что лучше показаться перед потенциальными зрителями утром, отдохнувшими и свежими. Поэтому они остановились в нескольких милях от очередного городка, название которого Рафи ни о чем не говорило.
Сразу после ужина юноша взял свою палку и решил найти какое-нибудь уединенное тихое место, где можно было бы подумать о том, что сказал ему сегодня хозяин. Впрочем, он и так каждый вечер искал уединения. Он держался в труппе особняком, ни с кем не разговаривая без крайней необходимости. Даже со своим соседом по фургончику, матадором Луисом, он сводил все общение к минимуму. Ему казалось, что другие будут либо жалеть его, либо смеяться над ним. Ни то, ни другое его не устраивало. Исключением была Мария… Но где она теперь?.. А все остальные были для Рафи не более чем вынужденными спутниками, своего рода меньшим из двух зол. Так что своих коллег Рафи избегал. Он даже мало кого знал по именам и вообще плохо представлял, кто входит в труппу. Он сам, матадор Луис, клоун-хозяин, жонглер… Кто еще? Кто-то был, Рафи иногда слышал и женские голоса, но кто эти люди и чем занимаются, — его это не интересовало. Важно было только одно — найти Марию. А остальное… Что ему до всего остального?..
Поэтому едва опустела его миска, он встал и отошел от костра. Слепому не нужно долго искать место, где он был бы один. Несколько десятков шагов, и человеческие голоса стихают, запахи тают и вот ты один на один с вечной ночью, окружающей тебя. Один на один с собой, своими мыслями, сомнениями и чувствами…
Рафи снял куртку, бросил ее на землю и сел. Издалека до него доносились голоса и смех артистов, звуки гитары, которые время от времени перекрывало громкое не слишком стройное пение. Но все это было очень далеко, казалось, в другой жизни. А окружал Рафи совсем иной мир, мир ночи. Прохлада, туман, от которого слегка першило в горле, стрекотание сверчков и тихий шелест ветра в ветвях кустов. Рафи неосознанно поднял голову, чтобы посмотреть на звездное небо. Но увидел лишь тьму…
Слова хозяина странным образом внесли некоторое успокоение в душу юноши. И дело даже не в том, что после них он смог хоть немного, хоть самую малость, но изменить отношение к своей слепоте. Благодаря тому, что сказал хозяин, Рафи понял, что тот мирок, в котором он жил все эти годы, — не что иное, как его иллюзия. Все те правила, которые он установил для себя, все ценности, которые создал и которые считал единственно правильными, все те образы, которые он заботливо, мазок за мазком, нарисовал для себя и в которые безоглядно поверил, — все это лишь его представление о том, что его окружает, а не настоящий мир. Там, всего на расстоянии вытянутой руки, существуют другие правила, ценности и образы. Другие не значит неправильные… Но и не значит, что верные. Просто другие. И каждый маленький мирок имеет право на существование. А следовательно…
Додумать Рафи не успел. Он вдруг услышал легкие шаги у себя за спиной. Он вскочил и завертел головой по сторонам, будто надеясь что-то увидеть. Человек подошел ближе.
— Не путайся. Это я, Вероника… Ты знаешь меня? Ничего, если я посижу немного с тобой?
Рафи уже слышал этот голос, но не мог вспомнить, кому он принадлежит. Кто эта Вероника?.. То ли акробатка, то ли танцовщица..
— Н-нет… — от неожиданности Рафи немного растерялся.
— Правда? Я не хотела тебе мешать, но.,. Надоело слушать эти слезливые песни, которые знаю наизусть, и одни и те же разговоры. Ты правда не против, если я немного побуду здесь? Спать не хочется. Сегодня такая красивая ночь… На небе полно звезд.
— Я не знаю, — сказал Рафи, немного придя в себя. Он снова опустился на землю, — Садись, если хочешь.
Ему было немного досадно, что его отвлекли от размышлений, но не хотелось обижать девушку. Он почувствовал, что она села рядом. Очень близко. Так, что их плечи соприкоснулись, и Рафи почувствовал тепло ее тела. По спине побежали мурашки…
— Почему ты никогда не остаешься с нами после ужина? — спросила Вероника.
— Не знаю… Я люблю быть один, — ответил Рафи.
— Тебе никогда не бывает скучно одному?
— Я привык.
— К этому можно привыкнуть?
— Ко всему можно привыкнуть.
— Но зачем? — спросила Вероника. — Для чего привыкать к одиночеству, если ты можешь быть не одиноким? Для чего привыкать к плохому, когда совсем рядом хорошее, стоит только руку протянуть?
— Что плохого в одиночестве? — возразил Рафи.
— А что хорошего?
Они замолчали. Досада, которую испытал Рафи, теперь переросла в глухое раздражение. В самом деле, и что здесь понадобилось этой акробатке? Почему ей не сидится вместе со всеми? Захотелось пожалеть слепого парня? Или простое любопытство?.. И то и другое казалось Рафи одинаково противным.
— Ты все-таки сердишься на меня за то, что я помешала тебе, — услышал он уверенный голос девушки. — Только поле-то не твое, так? Так что сидеть здесь всем дозволено.
— Ну и сиди, — сказал Рафи. — А я пойду. Поле большое…
Он встал и нагнулся за курткой. Однако девушка продолжала сидеть на ней, как ни в чем не бывало. Словно куртка принадлежала ей.
— Почему ты такой злой? — спросила Вероника.
В ее голосе не было обиды или кокетства. Одно лишь любопытство. Будто она спросила, сколько Рафи лет.
— Я не злой, — растерянно ответил юноша. Его сбил с толку тон, которым был задан вопрос Спроси она как-то иначе, Рафи просто ушел бы, оставив куртку на земле. Но вот это серьезное любопытство, словно девушка действительно была уверена в том, что он злой человек, и просто захотела выяснить причину этого, заставило его задержаться.
