Кристофер Бейч - Круги жизней. Реинкарнация и паутина жизней
В последующих гипнотических сеансах прояснились и его отношения с Кэролайн. Поскольку Харгривс бегло говорил по-итальянски, ему поручили работать с местным движением Сопротивления. В Салерно его основным связным была молодая женщина по имени Елена Бокчи, предыдущая инкарнация Кэролайн. Работая вместе в экстремально опасных условиях, они полюбили друг друга. Отец Елены вскоре погиб в бою, и Харгривс сделал все, чтобы помочь ее семье. Питер обещал жениться на ней, как только закончится война, однако обещание выполнить не смог. Узнав о гибели Харгривса, Елена покончила с собой, прыгнув со скалы. Гари осознал, что Харгривс даже после смерти продолжал испытывать страшную вину за то, что не сдержал данного Елене обещания, и мучился, не имея возможности предотвратить ее самоубийство, очевидцем которого был, находясь в своей духовной форме.
Однако любовь Гари и Кэролайн, оказывается, возникла задолго до Второй мировой войны. В другом сеансе Гари открылась жизнь, в которой он был Севастьяном Умновым, послом русской императрицы Елизаветы Петровны при дворе Людовика XV в XVIII веке. Принимая во внимания нестабильные отношения между Россией и Францией в то время, главной его задачей была контрразведка. Кэролайн в той жизни была его младшей сестрой Лизонькой, с которой у него была кровосмесительная любовная связь. Во время длительных зарубежных поездок Севастьяна Лизонька постоянно опасалась, что у него возникнет страсть к другой женщине. Однако ее страхи были беспочвенными: Севастьян любил ее так же безумно, как и она его. Тем не менее, расстроенная слухами о любовных похождениях своего брата, Лизонька поспешно вышла замуж за другого. Через несколько недель, страшно сожалея о разрыве отношений, которыми она по-настоящему дорожила, она повесилась. Узнав о смерти сестры, Севастьян был совершенно сломлен и никогда больше не возвращался в Россию. В конце концов он умер естественной смертью, одинокий и несчастный.
Кроме того, что этот сеанс помог обнаружить еще один, более глубокий пласт отношений Гари и Кэролайн, он раскрыл два новых интересных момента. Во-первых, профессиональные навыки и интересы Севастьяна снова были сходны с тем, чем занимался Гари, во-вторых, Кэролайн в прошлом, чтобы справиться со своими проблемами, тоже прибегла к суициду. Если у Гари в предыдущих жизнях были связи с Кэролайн, которые могут объяснить их взаимное притяжение, что же связывает его с Элизабет, с которой у него не менее, если не более глубокие отношения? Может быть, их любовь тоже имеет корни я предыдущих жизнях, где они были вместе? Неудивительно, что и на этот вопрос был получен утвердительный ответ. Последующие сеансы открыли, что Гари и Элизабет разделили друг с другом несколько жизней, в которых они были любовниками, причем во всех эта любовь была под запретом, а значит, держалась в секрете. В их самой недавней жизни Гари был Джереми, преподавателем математики в Оксфорде в XIX веке.
Джереми вел двойную жизнь: уикэнд проводил с семьей в окрестностях Оксфорда, а рабочие дни — в городе, в компании своей возлюбленной, которая в его настоящей жизни стала Элизабет. Джереми нежно заботился о любовнице и незаконных детях и обещал заботиться о них всегда. К несчастью, в свои неполные сорок лет он неожиданно умер от пневмонии, и обещание осталось невыполненным. Его жена унаследовала состояние и не испытывала нужды, а возлюбленная осталась без средств к существованию, и для нее настали тяжелые времена. Имея честные намерения, Джереми не мог предугадать свою трагическую смерть и не распорядился надлежащим образом. (Теперь Гари наконец понял, откуда шла его гипертрофированная тревожность о финансовой безопасности семьи и почему он чувствовал непреодолимую потребность оформить страховку на огромную сумму как раз на случай своей непредвиденной смерти).
Хотя Гари и Элизабет любили друг друга во многих предыдущих жизнях, в настоящей их любовь впервые была открытой и законной. Неудивительно, что после стольких веков тайных свиданий их женитьба была столь многообещающей. Совместная жизнь Гари и Элизабет была предрешена еще до их последнего рождения, а вот жизнь Гари и Кэролайн — нет. Эта предрешенность — ключ к их прочным отношениям, именно из-за нее, несмотря на силу чувств, у Гари и Кэролайн в этой жизни не было будущего. “Мне казалось, мы два актера, забывшие свои роли”, — рассказывал Гари.
И те, и другие отношения демонстрируют повторяющуюся кармическую модель. Глубокая любовная связь чаще всего имеет корни в предыдущих жизнях, в которых влюбленные были вместе. Отношения между мужчиной и женщиной потенциально так богаты и неизбежно так сложны, что для полного их развития обычно требуется множество жизней. Когда нам встречаются пары, безумно влюбленные друг в друга, или озлобленные конфликтом, или поддерживающие друг друга совместным творчеством, возможно, перед нами пары душ, находящиеся на разных стадиях любовного странствия. Это странствие может быть более длительным и интересным, если на разных жизненных отрезках пары поменяются ролями, чтобы испытать обе стороны партнерства.
Философское отступлениеИсточник, из которого я впервые узнал о карме и возрождении, подчеркивал безличность кармы. Не существует никакого следящего за нами судьи, выдающего нам в последующих жизнях награды или же наказывающего нас. Карма описывалась как закон природы, действующий для восстановления гармонии, нарушенной нашими выборами. В данном случае, как и во фрейдовской теории психики, очень подходит метафора равновесия. Но как закон равновесия не может объяснить склонность психики принимать новые вызовы, так он не в состоянии объяснить наше постоянное побуждение проносить недостатки через многочисленные жизненные круги. Карма не просто уравновешивает космические уровни или возвращает психодуховную систему к лишенному напряжения нулевому состоянию. Эта духовная кибернетическая структура способствует нашему росту, предоставляя постоянную обратную связь с выборами, которые мы совершаем. И делает она это совершенно обезличенно, по крайней мере, я так думал.
В те далекие дни я представлял себе карму огромной органической машиной, которая собирает энергии, присущие всем нашим мыслям и действиям, приводит их в систему и автоматически переводит в условия и обстоятельства последующих жизней. Со временем я понял две вещи. Первое: креативность и мудрость перевода кармой прошлых выборов в будущие жизни настолько грандиозны, что метафора машины выглядит слишком упрощенно. Здесь действует разум, не только совершенный, но и созидательный, который даже в современном мире компьютеризированного механического разума ассоциируется не с машиной, а с живым существом. Таким образом, метафору машины пришлось оставить и заменить ее метафорой живого разума, или разума живого существа (существ).
Вторая вещь, которую я понял: хотя карма и возрождение объясняют многие загадки, на которые я искал ответа, они не объясняют сами себя. Карма и реинкарнация — это законы, управляющие эволюцией человеческого сознания, но мы не знаем, кто создал эту систему, кто спроектировал этот шедевр.
Те, кто верит, что мы всегда можем объяснить большее, исходя из меньшего, свойства гения — из свойств случайно соединенных органических молекул, не в состоянии понять ни логику, ни значение этого вопроса. Для меня карма и возрождение взяли на себя многие обязанности, традиционно приписываемые Богу. Порядок сменил прихоти божества, которое разрешает или хочет, чтобы его любимые создания страдали по причинам, не поддающимся объяснению. В карме и возрождении страдание обретает значение и оправдание, цель и особую задачу. Несмотря ни на что, Вселенная сострадательна. Однако в итоге карма и возрождение, чтобы объяснить себя, требуют большего, чем простой факт их существования. В этом месте величие разума, не говоря уже об энергии, настолько превысило мои возможности, что у меня не было иного выбора, кроме как сдаться этой силе, полностью подчинившей меня себе и определившей законы моей жизни.
Не имея ни названия, ни точной концепции, “нечто великое” доказывало свое существование благодаря свидетельствам очевидцев. Это не было путешествие по замкнутому логическому кругу, построенному по законам средневековых аргументов, — это было частично предположение, частично опыт, частично гипотеза, частично очевидность. У меня просто не оставалось другого выбора, кроме принятия такой окружающей реальности.
Отказавшись при описании кармы от метафоры машины, я открыл для себя две возможности: или вся кармическая система была оркестрована одним мега-разумом, мегасуществом, или же она управляется множеством разумных существ. Сначала я выбрал первое. Монотеизм воспитал во мне привычку думать о духовных сферах как об абсолютно единообразных, унифицированных, где правит Один. Я полагал, что многообразие существ есть только здесь, в физической Вселенной, а там, с другой стороны, есть только Бог (или некий единый Разум). Конечно, там есть и человеческие души, но Бог не нуждается в том, чтобы они занимались текущей работой во Вселенной. Бог, по определениям, всеведущ, всемогущ и поэтому может Сам позаботиться обо всех мелочах. Даже когда я отказался от такой концепции Бога, мысль о гомогенном и унифицированном духе продолжала преобладать в моих рассуждениях.
