Дипак Чопра - Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни
– Это профессиональные больные, — говорил он. — Люди, страдающие самыми настоящими болезнями, иногда редкими, которым платят, чтобы они во время экзамена демонстрировали симптомы студентам. Когда мой пациент увидел, что его опрашивает врач-индиец, то сразу преисполнился враждебности. Это чувствовалось по его ответам. После обычного вежливого приветствия я начал собирать анамнез — историю болезни. И пациент не давал мне определенных ответов ни на один вопрос. За время пребывания в больнице у вас был кашель? «Может быть». Вы хорошо спите? «Иногда». После каждого ответа он поворачивался к больному на соседней койке и спрашивал у него: «Майк, я кашляю? Майк, я хорошо сплю?» А Майк отвечал «Может быть» или «Иногда». Добиться от него четкого ответа было невозможно.
Однако отец не просто слушал пациента, но внимательно высматривал, нет ли у него каких-то необычных проявлений. И заметил, что зрачки у пациента еле заметно дергаются туда-сюда — это называется нистагм. А еще он заметил, что у больного что-то не то с речью.
– Ну-ка скажите «Британская артиллерийская бригада», — попросил он.
Пациент повторил эту фразу, но словно бы по слогам — этот симптом называется «скандированная речь».
Тогда отец протянул пациенту ручку, которую держал в руке, и отметил у него так называемый интенционный тремор — дрожь в руках при попытке намеренно выполнить какое-то действие.
– Давно ли у вас рассеянный склероз? — уверенно спросил папа.
Дело в том, что у больных рассеянным склерозом наблюдается классическая триада симптомов — скандированная речь, интенционный тремор и нистагм. Лицо профессионального больного просветлело.
– Господи, доктор! — воскликнул он. — Вы один из немногих, кто поставил мне верный диагноз!
Он был под таким сильным впечатлением, что рассказал папе все вопросы, которые задают на последнем экзамене, и напомнил правильные ответы. Это помогло папе сдать экзамен с отличием, а для молодого индийского доктора в то время это было крайне редкое достижение.
В отличие от брата, я никогда по-настоящему не сомневался, что стану врачом, причем великим диагностом, как отец. В Индии есть самые разные медицинские институты — там учат и классической научной медицине, и аюрведической медицине, и унани (еще одной разновидности традиционной медицины), а при этом выпускники всех этих учебных заведений считаются полноправными врачами. А я, со своей стороны, интересовался исключительно так называемой современной медициной, научной, той самой, которую практиковал отец. Хотя я был убежден, что в других разновидностях медицины тоже есть определенный смысл, но мне казалось, что западная медицина предлагает пациентам самые разумные и обоснованные методы лечения. Для меня это и была настоящая медицина, именно так я и хотел лечить больных.
Система образования в Индии не такая, как в США. В Штатах студент сначала ходит в колледж, потом поступает в медицинский институт. В Индии нужно после средней школы пройти год подготовительных медицинских курсов, а после них идти прямо в институт. Я прошел подготовительные курсы в Университете Дели и подал документы в три медицинских института. Отец преподавал в Военном медицинском колледже в Пуне, а брат поступил во Всеиндийский институт медицинских наук в Дели, поэтому я и подал документы в оба этих учебных заведения, а заодно еще в Бенаресский индуистский университет.
На экзаменах после подготовительных курсов я получил весьма достойные оценки, меня сразу взяли и в Военный медицинский колледж, и в Бенаресский индуистский университет. Однако мне больше всего хотелось учиться во Всеиндийском институте медицинских наук — он был и остается самым престижным высшим медицинским учебным заведением в стране. К сожалению, именно туда было труднее всего попасть. Каждый год набирали всего тридцать пять студентов, а заявлений подавали ни много ни мало десять тысяч. Приемная комиссия сначала отбирала девяносто абитуриентов на основании оценок, потом их вызывали на собеседование. Во время собеседования с доктором Кесвани, заведующим кафедрой анатомии, он спросил меня, почему я не хочу идти в колледж, где преподает мой прославленный отец.
– Он получил туда назначение как военный, — объяснил я. — У него не было выбора. А у меня есть, и я хочу учиться в вашем великолепном университете. Это современное учебное заведение, в штате много блестящих преподавателей, вот вы, например, и здесь дают современное представление о медицине. Многие преподаватели учились в Америке. — Я нарочно упомянул Америку, а не Англию. Доктор Кесвани считал, что последипломное образование в Америке гораздо лучше. А потом я добавил — так, на всякий случай: — Ну, еще мне нравится, что у вас новые здания и в вестибюле стоят теннисные столы.
– Значит, вам хочется играть в настольный теннис и изучать архитектуру? — с улыбкой съязвил доктор Кесвани.
Я бы с удовольствием похвастался, что был одним из первых в списке принятых, но на самом деле я оказался первым в листе ожидания: тридцать шестым номером. А номером первым во всей стране была очаровательная юная Амита Дешрай, которая раньше хотела работать в министерстве иностранных дел и дослужиться до посла. Но потом, подобно Дипаку, передумала и решила стать врачом.
К счастью, каждый год три-четыре абитуриента из тридцати пяти поступивших в престижный Всеиндийский институт забирали заявления, потому что получали стипендии в других медицинских учебных заведениях. В результате я все-таки попал, куда хотел.
Но даже тогда, чтобы я мог стать врачом, требовался парламентский закон. В то время во Всеиндийский институт брали только тех, кому на первое августа того года уже исполнилось семнадцать лет. А меня в начальной школе из первого класса перевели сразу в третий, потому что учителя и директор решили, что я очень смышленый; это называется «перепрыгнуть через класс». Так что по возрасту принять меня не могли, и мне надо было ждать еще почти два года, но отец поделился этой проблемой с одним своим больным, будущим президентом Индии Фахруддином Али Ахмедом. Тот потребовал, чтобы парламент изменил закон. По новому закону, который вступил в силу через двадцать один день, я проскочил в институт и стал самым юным студентом-медиком за всю его историю.
Учиться было нетрудно. Я вырос в медицинском мире, легко ориентировался и в терминах, и в инструментах. Все давалось мне сравнительно легко. В отличие от американских медицинских институтов, в Индии обучение строится на заучивании материала. Аналитического мышления почти не требуется — знай учи и повторяй наизусть. На подготовительных курсах нас вызывали к доске и заставляли рассказать всю таблицу Менделеева. Я ее до сих пор помню. Мы прибегали к всевозможным техникам запоминания. В медицинском институте мы зазубрили, что симптом болезни печени — сильное покраснение ладоней. Это называется ладонная эритема. Второй симптом — у пациента по всему телу, в основном на верхней части торса, появляются красные пятна, немного напоминающие паутину. Чтобы это запомнить, мы учили стишок, который я запомнил на всю жизнь, а придумал его доктор Бин из Бостона:
Без виски и джина
старушка Бертина
прожить не могла ни денька.
Чуть выпьет немножко —
краснеют ладошки
и пятна — как след паука.
Дипак учился на два курса старше меня и показывал пример, следовать которому мне было очень трудно. На первом курсе он очень сердился на меня, потому что я не сидел взаперти в своей комнате за учебниками, а ходил в кино или торчал с приятелями в кофейнях и приходил домой затемно. К тому же мне по-прежнему нравились спортивные соревнования. Я несколько лет был лучшим игроком в крикет и в настольный теннис и получил много наград. А мой брат не раз и не два говорил маме, что горд моими спортивными достижениями, но очень беспокоится за достижения академические. Через некоторое время мама случайно встретила в банке того самого доктора Кесвани с кафедры анатомии. Он подошел к маме и спросил, как дела у ее сыновей.
– За Дипака я не волнуюсь, — ответила мама. — Он прилежный ученик. А вот за Санджива мне тревожно: по-моему, он слишком увлекается спортом.
– Не волнуйтесь, я с ним разберусь, — пообещал доктор Кесвани.
Мой сосед по общежитию занимался круглые сутки. Когда бы я ни проснулся утром, как бы поздно ни вернулся вечером — в его комнате всегда горела лампа, он грыз гранит науки. И всячески показывал, что не одобряет моей лености, и это меня злило, так что когда нам с ним предстоял экзамен по анатомии брюшной полости в рамках курса, который читал доктор Кесвани, я не сдержался и заявил:
– А спорим, я сдам лучше тебя!
Сосед принял вызов. Тут уж мы оба засели за учебники и по баллам за письменный экзамен разделили третье место. А во время устного экзамена произошла интересная история. Доктор Кесвани задал мне двадцать вопросов, и я правильно ответил на все.
