Тюдор Парфитт - Потерянный Ковчег Завета
Было непонятно, как столь старые и слабые барабанщицы могут издавать такой грохот, а ведь им предстояло стучать целый час без передышки.
Сосуд с пивом двинулся по кругу быстрее.
В селении царила нужда, и давно пивом не угощали вот так запросто. Некоторые, отвыкнув от хмеля, успели опьянеть.
Самой старшей из жен вождя уже явно овладели духи предков. Водя широко раскрытыми глазами по сторонам, женщина рухнула на пол и зарыдала. Слепо таращась в пустоту, она приподняла свое длинное европейского фасона платье, обнажив жирные ягодицы, стянула его через голову и голышом пустилась в пляс перед барабанщицами, которыми Садики уже не дирижировал.
Ритм все ускорялся. Садики — по его широкой мускулистой груди катился пот — надел обнаженной танцовщице на голову убор из черных орлиных перьев. Севиас пояснил — чтобы выказать уважение к предкам. Женщина продолжала танцевать, отбрасывая огромные тени на освещенные свечами стенки хижины. Потом упала перед вождем на колени и тихонько надела убор из перьев ему на голову.
Вождь умирал. Это понимали все. Он был бледен и явно болен. Жестом он подозвал меня поближе, взял за руку и прошептал на ухо:
— Наши предки пришли из Израиля, из Сенны. Они здесь, с нами. Прощай, Мушави. Возможно, мы встретимся в Сенне.
Сенна — неизвестный город, из которого пришли лемба и куда надеются попасть после смерти.
Лицо его, освещенное дрожащими огнями свечей, избороздили морщины старости и болезни. Глаза прятались в складках светлой пятнистой кожи. Вождь уставился на меня и дал знак, что мне пора встать и уйти. Смущенный и огорченный его словами, я вернулся на место — к блокноту, камере и диктофону.
Я долго прожил в селении и чувствовал себя здесь своим, словно стал одним из них. И я уже немало выпил пива чибуку.
После первых глотков оно начинает казаться довольно сносным, а потом и вовсе неплохим. Мне вдруг пришло в голову, что теперь не время сидеть в уголке, делать заметки и записывать музыку. Есть дела поважнее. Пора и самому принять участие. Я снял рубашку, чтобы меньше отличаться от полуобнаженных мужчин и женщин; они уже впадали в подобие транса, и их дикие тени бешено метались по стенам. Старшая жена вождя пересекла хижину, прислонилась ко мне, касаясь высохшими грудями моего плеча, и прошептала нечто невразумительное на языке шона — многочисленного африканского народа, на землях которого живут лемба.
Я начал двигаться под тяжелый ритм барабанов. Одна из жен помоложе танцевала передо мной голая по пояс и пьяно покачивалась — она заклинала предков, водя руками по груди, животу и ногам.
Барабанщицы стучали все быстрее.
Еще одна женщина — глаза у нее затуманились — скинула одежду и встала в середине хижины. Мужчины подбадривали танцовщицу и любовались ее стройным телом и полными грудями.
— Она говорит с предками! — проревел мне в ухо Севиас. — Они скоро ответят. И лучше, чтоб тебя здесь уже не было!
К полуночи атмосфера изменилась. Настало время, полагал я, возносить тайные молитвы и читать магические заклинания. Все они хранились в глубоком секрете. Этот неписаный свод законов управлял жизнью племени и, несомненно, содержал тот самый ключ к их прошлому, который я искал. Заклинания и магические формулы были для меня важнее всего. Именно в этом я хотел участвовать. Именно для того и приехал.
Я поднял руки и запрокинул голову, глядя в соломенную крышу. С меня градом катился пот. Я переживал сильнейшее волнение. Меня приняли! Я — один из них! Скоро спустятся души предков, и я узнаю, что будет дальше. Никто из посторонних никогда этого не видел. В моем мозгу словно открылся канал — канал связи с израильскими предками лемба.
Я упивался эффективностью своей передовой исследовательской методы, когда мне в висок врезался кулак. Ударила меня самая старшая и самая здоровенная супруга вождя. Я упал на распростертое вонючее тело местного горького пьяницы — бродяги по имени Клопас. На пару мгновений я потерял сознание. Меня выволокли наружу и прислонили к стене хижины.
— Я огорчил жену вождя, — сказал я. — Мне так неловко.
Но никакой неловкости я не испытывал, только ярость.
— Мушави, — Севиас наклонился ко мне, — ты никого не огорчил. Предки так тебя приветствовали. Наверное, хотели предупредить. Слегка тебя предупредили. Если бы предки сильно разозлились из-за твоего прихода, они бы тебя не легонько ткнули, а разорвали на куски. А теперь тебе нужно уйти, потому что предки уже пришли. Непосвященным этого видеть не положено.
Духам мое присутствие не понравится, объяснял Севиас. Тайны раскрывать нельзя. Есть детали, о которых мне знать не положено.
В ожесточении я подумал: если не раскрою их секретов сейчас, то, вероятнее всего, не раскрою никогда. Сейчас или никогда.
Рядом с хижиной стояли несколько стариков, они нетерпеливо всматривались в ночное небо, надеясь увидеть признаки надвигающегося дождя. Севиас присел рядом со мной и прислонился к стене. Его доброе морщинистое лицо казалось озабоченным. Беспокоил его не только дождь, точнее, отсутствие дождя, хотя это волновало Севиаса не меньше, чем других, — ведь от погоды зависела жизнь его и его семьи. Он волновался из-за меня, поскольку я сильно расстроился, когда меня не допустили к тайнам племени. Я уже говорил ему, что сбор информации не принес ожидаемых результатов.
Подняв голову и умоляюще протянув ко мне руки, Севиас спросил с едва заметным намеком на улыбку:
— Мушави, ты нашел, что искал, пока жил у нас?
Севиас частенько величал меня «Мушави» — уважительное имя, которым лемба пользуются исключительно между собой. Возможно, оно происходит от «Мусави» — это по-арабски означает «идущий за Моисеем (Мусой)». Вероятно, называя меня Мушави, Севиас желал мне польстить, но вопрос его я не понял. Ведь он отлично знал, что тайны племени большей частью остались для меня за семью печатями.
Улыбаясь как можно терпеливее, я сказал:
— Севиас, многих секретов вы мне так и не раскрыли, и ты это хорошо знаешь. А старейшины, не забывай, велели посвятить меня во все.
— Да, — серьезно согласился он, — но я тебе много раз объяснял — что бы ни решили на совете, есть то, о чем нельзя рассказывать непосвященным. Заклинания, молитвы, магические обряды. Многие наши тайны просто нельзя раскрывать. Мы тебе уже говорили. Мой брат, вождь, тоже говорил. И другие говорили. Если ты, Мушави, узнаешь про эти священные вещи, тебя придется убить. Таков закон.
Его морщинистое лицо изображало крайнюю озабоченность.
Севиас — человек добрый. Все месяцы, что я прожил в его краале, он, несмотря на засуху, нестабильную политическую обстановку и в племени, и стране в целом, а также семейные заботы, держался спокойно, доброжелательно и с достоинством. Я вдруг понял — дни, когда я сидел, делая записи, под огромным деревом в краале Севиаса, были самыми счастливыми в моей жизни.
Севиас пошаркал мозолистыми ногами по иссохшей земле.
— А как же ваши священные предметы, — не унимался я, — вещи, которые вы принесли с собой с севера, из Сенны? Мне о них рассказывали, но видеть я так ничего и не видел.
— Да, правда, — подтвердил Севиас. — Мы принесли с собой из Иерусалима священные предметы и из Сенны тоже. Очень важные и священные вещи из Израиля и Сенны.
Сенна — тот самый затерянный город, где, по утверждению лемба, жило их племя после того, как покинуло землю Израиля.
Профессор М. Мазива — духовный лидер племени лемба в Южной Африке — много порассказал мне об этой легенде. Лемба пришли из Сенны, «из-за моря». Где находится Сенна, никто не знает. На пути их лежала Пусела — но никто опять же не знает ни что это такое, ни где находится. Племя пришло в Африку, и здесь они два раза вновь строили Сенну. Такова вкратце история.
— Севиас, — не унимался я, — ты можешь хотя бы сказать, что сталось с вашими священными предметами?
Старик молча смотрел в небо. Наконец он пробормотал:
— Наше племя рассеяно по обширному краю. Ты ведь знаешь — мы нарушили Закон. Мы ели мышей, а это запрещено, и Господь рассеял нас среди народов Африки. И священные предметы тоже рассеяны и спрятаны в разных местах.
— А Нгома? Как ты думаешь, где он может быть?
Нгома — деревянный барабан, в котором хранятся священные реликвии. Через Африку лемба шли за Нгома; его несли жрецы впереди всего племени на плечах. Нгома доставили из Израиля в незапамятные времена. По преданию, Нгома несли впереди в сражениях; кроме того, он провел лемба через весь африканский континент.
По традиции Нгома носили на двух шестах. Шесты продевали через деревянные кольца, приделанные к барабану — по два с каждой стороны. Нгома — реликвия священная, можно даже сказать — божественная. Внутри его хранились культовые предметы. Нгома считался настолько священным, что его не разрешалось ставить на землю. В конце дневного пути его подвешивали к дереву или помещали на специально изготовленную подставку. Прикасаться к Нгома дозволялось лишь потомственным жрецам из рода Буба, которые заботились о Нгома и охраняли его. Каждого, кто до него дотрагивался, — кроме жрецов и царя — поражал священный огонь, исходивший из барабана. Нгома брали в битву, и он приносил победу. Нгома уничтожал противника своих хозяев.
