Дан Борисов - Взгляд на жизнь с другой стороны
В лагере в этот раз было уже гораздо веселее. От утренних линеек я отбодался быстро. Линейка (или утреннее построение для поднятия флага) проходила на центральной площади лагеря. Лагерь был большой, по сравнению с подмосковными лагерями даже огромный. Отряды строились многоконечной звездой. Наш отряд располагался далеко от середины и, что происходило в центре площади, не было видно. Зато я видел, как из строя периодически выпадают некоторые, особенно девочки. Я узнал, в чем дело, оказывается у них солнечный удар. На следующий день я легонько симульнул – присел на травку и получил освобождение на всю смену. Вместо линейки я потом бегал на море.
Это было просто чудесно. По утреннему безлюдному пляжу, никого не боясь, деловито бегали крабы. Крупные крабы были в цене, мы их не ели – готовить было негде, но из клешней получались шикарные застежки для пионерских галстуков. После ночных штормов на берег и кроме крабов выбрасывало много чего интересного, фигурные камешки, раковины, плевки засыхающих на солнце медуз. Однажды я подобрал черноморскую акулу – катрана.
Но самым чарующим было одно утро, когда я, выбравшись из зарослей акации на море, даже присел от неожиданности. Корабль! Хотя, казалось бы, чему удивляться? Корабли на море обычное дело. Но это был не просто корабль, это была мечта о флибустьерском дальнем синем море. Прямо на меня шел большой парусник с огромной шапкой белых парусов, слегка подкрашенных утренним солнцем в розовато-оранжевый цвет. Мне было радостно и страшно. Корабль подходил к берегу всё ближе, а я знал, что здесь очень длинная отмель. Однако, не дойдя до отмели (сколько-то там кабельтовых) красавец корабль вошел в крутой бойденвинд (или еще какой-нибудь винд, а может быть оверштаг), показал мне в полной красе свой левый борт и стал удаляться от берега. Я так и сидел на песке, глядя в море, пропустив вместе с линейкой и завтрак. Когда пришли ребята, корабль уже был белой точкой на горизонте.
В один из дней нас свезли в соседний совхоз собирать черешню. Этот день оставил два незабываемых впечатления: огромная, сочная желтая черешня, которая больше шла в рот, чем в ящик, а потом, ближе к вечеру, нескончаемая очередь в туалет.
Всё шло прекрасно, но мне не давал покоя дамоклов меч с цементом и лампочками. Я ждал гневного письма из дома. И наконец, почта пришла. Внутренне содрогаясь и трепеща, я шел получать корреспонденцию, но счастье и в этот раз улыбнулось мне, я получил ласковое письмо от матери с приложением клюквы в сахаре и чего-то еще. Ни управдом, ни сосед из второго подъезда не выполнили своих угроз.
В Москве я летом не задерживался, сразу отправлялся в Тулу.
В эти годы там началась эпопея с голубями. Юрка вдруг воспылал страстью к голубиной охоте и я вместе с ним. Мы построили во дворе голубятню, купили десяток копеечных чиграшей (это московское название, в Туле они назывались по другому), перевязали им крылья нитками и начали воспитывать. Когда, наконец, мы сочли, что наши пернатые подопечные почувствовали себя единым коллективом, а нашу городушку воспринимают, как дом родной, крылья им освободили и позволили летать, а позже и гонять стали.
Кто никогда не имел дело с голубями, не понимают причин азарта, а, на самом деле, эта забава сродни карточной игре. Юрка забирался на крышу и часами сидел там в дозоре. Иногда он орал оттуда:
– Чужой!!!
По этой команде я подымал нашу копеечную команду в воздух. Дальше было напряженное ожидание, вобьется чужой в стаю или нет, а потом сядет ли? Если не сядет, надо поднимать своих опять. Если сел, нужно, чтоб скинулся и зашел в голубятню. Для совсем упорных была пружинная рамка с сеткой.
Подсчет пульки совершался один-два раза в неделю на птичьем базаре.
Выяснилось, что голуби бывают трех основных видов, не считая диких: 1) черно-белые с длинным клювом и голыми ногами (цена им была от десяти до пятидесяти копеек); 2) цветные или чисто белые с коротким клювом и лохматыми ногами, турмана (их цена – от трех рублей и выше) и 3) прочие (почтовые, декоративные…), которые нас не интересовали.
Поймать чужого турмана было очень заманчиво. Ему можно было связать крылья и оставить себе – они очень красивы в полете, турманами их назвали за пристрастие к кувыркам в полете – но такой голубь не всегда попадал в пару, что было важно, и потом, если он сбежал от кого то, скорей всего сбежит и от тебя. Чаще всего чужих несли на базар.
Птичий базар собирался ранним утром возле городского рынка. Не смотря на свою любовь к утреннему сну, я с удовольствием подымался вместе с Юркой. Мы шли с голубиными корзинами по пустым старым улочкам с умытыми росой, прилепившимися друг к другу деревянными домиками. Совсем не слепящее еще низкое Солнце мелькало в листах деревьев. Незабвенная тихая радость летнего утра и предвкушения.
Как бы рано мы не выходили, никогда не приходили первыми – на базаре уже формировались ряды. Мы редко стояли на месте, интересней было ходить – других посмотреть и себя показать. У чужого иногда находился прежний хозяин, но никакой скидки ему не полагалось, хочешь вернуть – плати. Торговался, в основном, Юрка, я же был дюже простый. Спрашивающему о цене он говорил примерно так:
– Четыре с полтиной, как отдать… – при этом слегка задирал нос и раздувался от важности.
Что такое «как отдать»? Я не понимал и плохо понимаю до сих пор. Юрка попугайничал от других продавцов. Наверно это означало готовность скинуть полтинник в случае чего. Но для этого покупатель должен был найти дефект, а это не всем удавалось. На базаре были свои асы, но их уже знали и обычно голубей им в руки не давали – всю торговлю испортит. Однако попадались лохи или грузины.
Грузинами называли всех кавказцев, торговавших на рынке по большей части фруктами и вином. Самая выгодная сделка всё-таки, не смотря на бессеребрянничество и простоту, была моя. Мы тогда уже собирались домой. Юрка куда-то ушел, а я стоял, его ждал, с оставшимся в корзине щекастым голубком, которого не взяли и за гривенник. Подошли два грузина. Они бы, скорей всего, прошли мимо, но я неловко двинул корзину и зацепил одного из них. Он не обиделся, а заинтересовался, долго смотрел на жалкого голубка, потом уставился на меня и спросил:
– Зачем птичку мучаешь?
– Продаю…
Второй попытался его увести. Не смотря на утро, от них явственно попахивало вином. Этот оказался упрямым и не уходил.
– Сколько стоит этот птичка? – и достал из заднего кармана брюк пучок свернутых денег, размером с сигаретную пачку. Я столько денег вместе еще никогда не видел. Ну и обнаглел:
– Пять рублей, – говорю и, подумав, добавил, – как отдать!
Грузин, молча, вытащил из пачки синенькую и отдал мне. Я достал из корзины и передал ему голубя. Он высоко подбросил его в воздух и вальяжно удалился. Показуха – одно из самых слабых мест кавказцев.
Примерно в это же время на рынке обосновался зверинец. На зверей было жалко смотреть – они мучились на жаре в маленьких клетках на колесах. Но другого зверинца в Туле не было и народу здесь всё время толкалось много. У меня тогда появился примитивный фотоаппаратик «Весна». Мы всей компанией ходили фотографировать зверей, печатали по ночам на тонированную фотобумагу, потом приходили переснимать, хвастаясь, чьи снимки лучше. На самом деле непотребством были и снимки и сам зверинец. Медведя там поили водкой за счет посетителей, я так подозреваю, что не только медведя, горилла со слежавшейся рыжей шерстью задумчиво курила «Беломор», периодически предлагая затянуться смотрителю, в общем, полное непотребство или как теперь это называется полный поп-арт.
После очередной продажи голубей здесь же, возле рынка я попал в кино на только что вышедший фильм «Айболит-66». Сначала разочаровался, пока по экрану бродили и что-то пели клоуны, но остальное оказалось совершенно потрясающим. Я такого кино еще никогда не видел. Одного просмотра мне не хватило. Никто из приятелей моего восторга не разделял, и я ходил в кино один еще дней десять подряд, пока фильм не сняли с просмотра.
С Тульским рынком у меня связаны еще два воспоминания. Это было уже году в 68-м. Я немножко поторговал свининой в мясном ряду. Вообще-то торговал дед, а я немного помогал, пока ему надобилось отходить. Поскольку я торговал мясом единственный раз в жизни, этот прилавок живой картинкой стоит у меня перед глазами.
Игра во взрослую жизнь.
У меня образовался лишний рубль, и как серьезному взрослому человеку мне необходимо было его пропить. На рынке была грузинская винная палатка, маленькая, деревянная, похожая на шестигранную афишную тумбу. Там сидел усатый, слегка выбритый человек и наливал вино по двадцать копеек за стакан. Даю двугривенный – получаю стакан, пью. Честно говоря, я пил сухое вино первый раз в жизни и эффект получился примерно такой же, как с пивом в Сандуновской бане – мне не понравилось. Я сморщился и вернул пустой стакан.
