Николай Рерих - Химават
“Гитанджали” явилось целым откровением. Поэмы читались на вечерах и на внутренних беседах. Получилось то драгоценное взаимопонимание, которое ничем не достигнешь, кроме подлинного таланта. Таинственно качество убедительности. Несказуема основа красоты, и каждое незагрязненное человеческое сердце трепещет и ликует от искры прекрасного света. Эту красоту, этот всесветлый отклик о душе народной внес Тагор. Какой такой он сам? Где и как живет этот гигант мысли и прекрасных образов? Исконная любовь к мудрости Востока нашла свое претворение и трогательное звучание в убеждающих словах поэта. Как сразу полюбили Тагора! Казалось, что самые различные люди, самые непримиримые психологи были объединены зовом поэта. Как под прекрасным куполом храма, как в созвучиях величественной симфонии, победительно соединяла сердца человеческие вдохновенная песнь. Именно так сказал сам Тагор в своем “Что есть искусство?”
“В искусстве наша внутренняя сущность шлет свой ответ наивысшему, который себя являет нам в мире беспредельной красоты, поверх бесцветного мира фактов”.
Все поверили, и верят, и знают, что Тагор принадлежит не к земному миру условных фактов, но к миру великой правды и красоты. Прочно зародилась мечта: где бы встретиться? Не доведет ли судьба и здесь, в этом мире, еще увидать того, кто так мощно позвал к красоте-победительнице? Странно выполняются в жизни эти повелительные мечты. Именно неисповедимы пути. Именно сама жизнь ткет прекрасную ткань так вдохновенно, как никакое человеческое воображение и не представит себе. Жизнь — лучшая сказка.
Мечталось увидеть Тагора, и вот поэт самолично в моей мастерской на Квинсгэттеррас в Лондоне в 1920 году. Тагор услышал о русских картинах и захотел встретиться. А в это самое время писалась индусская серия панно “Сны Востока”. Помню удивление поэта при виде такого совпадения. Помню, как прекрасно вошел он, и духовный облик его заставил затрепетать наши сердца. Ведь недаром говорится, что первое впечатление самое верное.
На обеде Мирового Объединения Верований в 1934 г. в Нью-Йорке доктор Кедарнат Дас Гупта обрисовал нашу первую встречу с Тагором следующими словами: “Это произошло около 14 лет назад в Лондоне. Тогда я навестил Рабиндраната Тагора и он сказал: “Сегодня я хочу доставить Вам огромное наслаждение”. Он привел меня в Южный Кенсингтон в квартиру Рерихов, заполненную великолепными полотнами. Пока мадам Рерих показывала картины, я думал об одном прекрасном понятии Востока: пракрити и пуруша, проявление мужского через женское. Я навсегда запомнил эту встречу”.
Таким же незабываемым и для нас осталось это явление Тагора, со всеми проникновенными речами и суждениями об искусстве. Незабываемым осталось и его письмо, насыщенное впечатлениями нашей встречи. Затем встретились мы и в Америке, где в лекциях поэт так убедительно говорил о незабываемых законах красоты и человеческих взаимопониманий. В суете левиафана-города слова Тагора иногда звучали так же парадоксально, как и волшебная страна Толстого. Тем больше был подвиг Тагора, неустанно обходившего мир с повелительным зовом о красоте. Сказал поэт: “Цивилизация ждет великого завершения выражения своей души в красоте”. Можно цитировать неустанно из книг Тагора его моления и призывы о лучшей жизни, такие легко выполнимые в непреложной стране самого поэта.
Разве далеки от жизни эти зовы? Разве они лишь мечты поэта? Ничуть не бывало. Вся эта правда во всей своей непреложности дана и выполнима в земной жизни. Напрасно невежды будут уверять, что мир Тагора и Толстого утопичен. Трижды неправда. Какая же утопия в том, что нужно жить красиво? Какая же утопия в том, что не нужно убивать и разрушать? Какая же утопия в том, что нужно знать и напитывать все окружающее просвещением? Ведь это все вовсе не утопия, но сама реальность. Так же, как реальна доступная помощь везде и во всем. Если бы хотя в отдельных, притушенных искрах не проникал в потемки земной жизни свет красоты, то и вообще жизнь земная была бы немыслима. Какая же глубокая признательность человечества должна быть принесена тем гигантам мысли, которые, не жалея своего сердца, поистине самоотверженно приносят напоминание о вечных основах жизни. Без этих законов о прекрасном жизнь превратится в такое озверение и безобразие, что упущено будет каждое живое дыхание.
Страшно проклятие безобразия. Ужасно гонение, которое во всех исторических эпохах сопровождало истинное искание и познавание. Когда невежда предписывает свой канон, это равносильно воцарению бессмыслицы и слабоумия разрушения. Велик дар Толстого и Тагора человечеству. Не эгоистичные скряги, но самые щедрые дарители дают и дают нескончаемо. Расцвета подлинной культуры жаждет сердце Тагора. Шантиникетан — твердыня просвещения, навсегда связанная со множеством великих имен. Многие художники и деятели культуры Индии, вместе с зарубежными сотрудниками разделяют идеи Шантиникетана.
Не легко возделывать поле Культуры. Нередко люди полагают, что итог грандиозных исторических свершений всегда увенчан лаврами. История иногда увековечивает целые эпохи преодолений всего несколькими жгучими словами. Но как много шипов встретилось на пути, и сколько бесценных сил потрачено, чтобы сложить ступени человеческих достижений поверх всех помех, вражды и невежества. Тем радостнее свидетельствовать, как ценны плоды посева Тагора. В лице Тагора мы видим замечательный синтез мыслителя, поэта, барда, художника и учителя жизни. Из глубин веков слышна весть о возможности такого слияния счастливых достижений. И когда здесь, на нашей terra dolorosa, “земле печали”, перед собственными глазами подобное явление предстоит всем нападкам хаоса, поистине, для нас открываются новые возможности. Благодарностью полнятся сердца свидетелей вдохновенного подвига. Не требуют признательности гиганты мысли. Но она нужна космосу как строительный материал сияющего будущего.
Не назвать ту грань Культуры, которую бы не затронул Тагор. Разносторонне образованный, творческий и созидающий, Тагор не просто благожелателен, но действенно найдет совет помощи. И естественно для Рабиндраната Тагора сердечно созвучать пакту защиты сокровищ мировой культуры. Чей дух сможет трепетать с большим жаром, охраняя плоды созидания? Тагор знает трудности настоящего. Он остро ощущает, сколько злобы и ненависти нависло сейчас над миром. Тагор знает не по газетам, но всем своим чутким сердцем, какие мировые опасности встают в наши армагеддонные дни. Тагор не скрывает этих опасностей. Как всегда, смело, он говорит о вопросах мира и просвещения. Можно себе представить, сколько шипения где-то раздается о его призывах о мире.
Последнее его письмо, полученное недавно, с болью отмечает мировое положение: “Мой дорогой друг. Проблема мира сегодня является наиболее серьезной заботою человечества, и наши усилия кажутся такими незначительными и тщетными перед натиском нового варварства, которое бушует на Западе со все возрастающей яростью. Безобразное проявление обнаженного милитаризма повсюду предвещает злое будущее, и я почти теряю веру в самую цивилизацию. И все же мы не можем сложить наши устремления — это только ускорило бы конец”.
Великий поэт сердцем чуял беду теперешнего смятения. Мыслитель знает, что каждый работник Культуры храбро оборонит свой пост и пожертвует собой в защите сокровищ мира. И в этом самопожертвовании также ясно проявляется знамя служения человечеству Толстого. Как Толстой никогда не был политиком, так и Тагор стоит несокрушимо могучим учителем жизни.
Вряд ли кто другой с подобной убедительностью объединил бы новейшие течения с предписаниями древней мудрости. Такой синтез большинству людей покажется, может быть, невозможным. Даже уважаемые философы часто останавливались пред неприступным “или — или”. Будто бы жизнь имеет не единственный источник, и будто бы космические законы не непреложны. Древнейшее откровение Риг-Веды гласит: “Истина одна — человек зовет ее разными именами”. Я часто слышу, как даже образованные люди говорят об устарелости изречений Конфуция или Вед. Изучение древней мудрости они полагают как недостаток прогресса. Лишь сейчас некоторые выдающиеся научные изыскания начинают вновь подтверждать ценность знаний, дошедших до нас из глубин древности. Врожденная мудрость Тагора и его глубокое понимание современной литературы и науки равновесно сочетаются, являя золотой путь, что большинству кажется утопией. Впереди утверждается достижение, и мало кто может принять его с полным вниманием и доброжелательностью.
На семидесятилетнем юбилее Тагора мы написали: “Виджая Тагор!” Трудна такая победа, но драгоценнее всего восторг сияния героя в служении человечеству.
Для стороннего поверхностного наблюдателя Толстой и Тагор могут показаться несходными; те, кто с удовольствием выискивает противоречия, несомненно, и здесь постараются употребить свой ум для разъединения. Но если благожелательно и без предубеждений сопоставить двух мыслителей, мы будем сожалеть, что нет совместного изображения Толстого и Тагора — в сердечном разговоре, в глубокой мудрости, в желании нести благо человечеству. Мы с радостью увидели портрет Тагора в латвийской газете “Сегодня”, по случаю его семидесятилетия. Известный поэт Латвии, Рудзитис, великолепно описал великого Тагора в монографии, а недавно проф. В.Булгаков прислал мне из Праги прекрасную карточку Толстого, снятую вместе с ним в 1910 г. в Ясной Поляне. И опять великие облики Тагора и Толстого встают передо мной в их возвышенном служении человечеству. И мне бы хотелось видеть двух гигантов мысли рядом на одном портрете.
