Флоринда Доннер - Сон ведьмы
Мы пошли проторённой дорогой через густые заросли высокого бамбука, обрамлявшего ручей. Здесь было прохладно и темно, а воздух наполнялся зелёной прозрачностью листьев. Леон Чирино шагал впереди нас, его соломенная шляпа была сдвинута на глаза так, чтобы её не унёс ветер.
Мы догнали его на узком мосту. Опираясь на балюстраду из свежесрезанных шестов, мы немного отдохнули, наблюдая за группой женщин, стиравших бельё. Из чьих-то рук выскользнула рубашка, и юная девушка прыгнула в воду, чтобы поймать её. Тонкое платье вздулось воздушным пузырём, затем облепило её грудь, живот и мягкий изгиб бёдер.
Прямая грунтовая дорога по ту сторону моста вела к маленькой деревушке, в которую мы так и не зашли. Свернув на заброшенное маисовое поле, мы пошли вдоль оросительной канавы. Затвердевшие початки жалко обвисали шелухой на засохших стеблях; при слабых дуновениях ветерка они издавали трескучее шуршание. Мы подошли к маленькому дому. Его стены были недавно покрашены, а черепичная крыша частично переделана. Банановые деревья, листья которых были почти прозрачны на солнечном свете, словно часовые стояли стеной перед дверью.
Дверь была приоткрыта. Без стука и отклика мы вошли в дом. На кирпичном полу, опираясь о стены, сидело несколько мужчин. Увидев нас, они в знак приветствия подняли наполовину наполненные ромом стаканы, а затем вновь продолжили беседу низкими, ленивыми голосами. В узкое окно врывался солнечный луч. Пыль, клубящаяся в нём, подчёркивала спёртую духоту и острый запах керосина. В дальнем углу комнаты на двух упаковочных ящиках стоял открытый гроб.
Один из мужчин поднялся и, нежно взяв меня под локоть, подвёл к гробу. Мужчина был небольшой, но крепко сложённый. Его седые волосы и морщинистое лицо указывали на возраст. Что-то моложавое было в изящном наклоне его скул и озорном выражении его красно-коричневых глаз.
— Взгляни на неё, — шепнул он, склоняясь над мёртвой женщиной, лежавшей в грубом неокрашенном гробу, — видишь, как она ещё красива.
Я едва сдержала крик. Это была та самая женщина, которую мы откопали прошлой ночью. Я подошла поближе и внимательно осмотрела её. Несмотря на серо-зелёный цвет кожи, который не мог скрыть даже грим, в ней было что-то живое. Казалось, будто она улыбается своей собственной смерти. Её тонкий нос венчали круглые очки без стёкол. Яркие выкрашенные губы были полуоткрыты, обнажая прекрасные белые зубы. Её длинное тело было завёрнуто в мантию, отделанную белым. На подставке лежала красно-чёрная деревянная маска дьявола, украшенная двумя угрожающе вывернутыми рогами барана.
— Она была очень красива и очень дорога для меня, — сказал мужчина, расправляя складку на мантии.
— Невероятно, как она ещё красива, — согласилась я с ним. Боясь, что он перестанет говорить со мной, я не стала задавать ему вопросы.
С волнением продолжая расправлять красную мантию, он подробно рассказал мне о том, как они выкопали её из могилы на кладбище вблизи Курмины и принесли в его дом.
Внезапно он взглянул на меня и понял, что я здесь посторонняя. Он осмотрел меня с любопытством.
— Ох, милая моя! Ну что я за хозяин? — воскликнул он, — я всё говорю и говорю, а ещё не предложил тебе ни еды, ни питья, — он взял меня за руку и представился: — я — Лоренцо Паз.
Я хотела сказать ему, что мне кусок в горло не полезет, но он быстро провёл меня через узкий проход на кухню.
Здесь у керосиновой плиты хозяйничала Мерседес Перальта. Она размешивала какую-то стряпню из лекарственных растений, которые принесла с собой, — ты лучше похорони её поскорее, Лоренцо, — сказала она, — не надо слишком долго держать её над землёй.
— Она ещё хороша, — уверял её мужчина, — я уверен, её муж отвалил солидный куш тем, кто бальзамировал её в Курмине. Для большей надёжности я посыпал гроб негашёной известью, а её тело обернул в ткань, пропитанную керосином и креозолом, — он умоляюще посмотрел на целительницу, — я должен быть уверен, что её дух последует за нами.
Кивнув, донья Мерседес продолжала мешать свою стряпню.
Лоренцо Паз наполнил ромом две эмалированные кружки. Он подал одну мне, а другую — донье Мерседес, — мы похороним её, как только она остынет, — пообещал он и вышел в другую комнату.
— Кем была эта мёртвая женщина? — спросила я донью Мерседес и села на кипу сухих пальмовых листьев, сложенных у стены.
— Для тех, кто тратит большую часть своего времени на изучение людей, ты не очень наблюдательна, — заметила она, мягко улыбаясь, — я указывала тебе на неё несколько раз прежде. Она была женой фармацевта.
— Шведка? — ошеломлено спросила я, — но почему?., — конец моей фразы потонул в шумном хохоте мужчин в соседней комнате.
— Я думаю, они узнали, что ты была той, кто держал фонарь прошлой ночью, — сказала донья Мерседес и вышла в другую комнату посмеяться вместе с мужчинами.
Непривычная к спиртному, я почувствовала, что фактически засыпаю.
Голоса мужчин, их смех, а несколько позже ритмичный стук молотка доносились до меня как будто издалека.
12
Ближе к вечеру мужчины ушли с гробом на кладбище, а я и донья Мерседес отправились в деревню.
— Интересно, где все люди? — спросила я. Кроме девчушки, стоявшей у дверей с голым карапузом на спине, и нескольких собак, лежавших в тени домов, на площади никого не было.
— На кладбище, — сказала донья Мерседес, направляясь через площадь к церкви, — сегодня день поминовения умерших. Люди приводят в порядок могилы своих покойных родственников и молятся за них.
Внутри церкви было прохладно и сумрачно. Последние нити солнечного света, дробясь цветными стёклами узких окон, падали вниз, освещая статуи святых в стенных нишах. Распятие в натуральную величину, с разорванной, вывернутой плотью и упавшей, кровоточащей головой, освещённой ярким светом, возвышалось на алтаре. Справа от распятия стояла статуя счастливой девы из Коромото, облачённой в голубую бархатную накидку с вышитыми звёздами. Слева был косоглазый образ святого Иоанна, в узкополой шляпе и в красном фланелевом плаще, порванном и пыльном, небрежно наброшенном на его плечи.
Донья Мерседес потушила пламя семи свечей, горевших на алтаре, положила их в свою корзину и зажгла семь новых. Она закрыла глаза и, сложив руки, прочла длинную молитву.
Солнце едва мерцало за холмами, когда мы вышли из церкви. Малиновые и оранжевые облака, украшенные закатом, медленно тянулись к морю в золотистых сумерках. Когда мы пришли на кладбище, было уже темно.
Казалось, что здесь собралась вся деревня. Мужчины и женщины, присев возле могилы, молились тихими голосами, окружённые горящими свечами.
Мы прошли вдоль низкой кладбищенской стены к уединённому месту, где отдыхали Лоренцо Паз и его друзья. Они уже опустили гроб в землю и забросали его грунтом. Их лица, освещённые расположенными по кругу свечами, превратились в абстрактные маски, чьи призрачные формы скорее годились тем, кто был погребён под нами. Как только они заметили Мерседес Перальту, они ретиво бросились устанавливать крест в изголовье могилы.
Сделав это, они исчезли, быстро и беззвучно, как если бы их поглотила тьма.
— Сейчас мы вызовем сюда духа Бирджит Брицены, — сказала донья Мерседес, доставая из корзины семь свечей, которые взяла с церковного алтаря, и столько же сигар. Воткнув свечи в мягкий грунт на вершине могилы, она зажгла их и сунула в рот первую сигару, — следи внимательно, — шепнула она, передавая мне остальные сигары, — когда я выкурю её, у тебя уже должна быть раскурена следующая.
Делая глубокие затяжки, она выпустила дым в четырёх главных направлениях. Она сидела у могилы и непрерывно курила, шепча заклинания низким дребезжащим голосом.
Казалось, что табачный дым выходил не из её рта, а прямо из-под земли. Тонко струясь, он окутывал нас облаком. Очарованная, я сидела возле неё, подавала сигару за сигарой и слушала её мелодичное, но непонятное пение.
Когда она начала передвигать свою левую руку над могилой, я придвинулась к ней поближе. Мне казалось, что она встряхивает трещоткой, но в руке у неё ничего не было видно. Я только слышала трескучий звук зёрен или, возможно, мелкой гальки, которую она быстро перекатывала в руке. Крошечные искры, словно светлячки, выскакивали между её сжатых пальцев. Она начала насвистывать странный мотив, который стал вскоре неотличим от шуршащего шума.
Из дыма выплыла высокая фигура, облачённая в длинную мантию и колпак.
Я прижала руку ко рту, заглушая нервный смех. Я считала, что ещё нахожусь под воздействием рома и принимаю участие в каком-то трюке, который, возможно, является частью дневного празднества в память умерших.
Полностью поглощённая, я следила за фигурой, вышедшей из дымного круга и бредущей к кладбищенской стене. Взгляд задержался на грустной улыбке призрака. Я услышала мягкий смех, такой тихий и нереальный, что, возможно, он был лишь частью пения Мерседес Перальты.
