Флоринда Доннер - Сон ведьмы
Подготовка заключалась в следующем. Она спрятала мои волосы под тесную вязаную матросскую шапочку и вымазала моё лицо чёрной растительной пастой. Она заставила меня поклясться, что я ни с кем не заговорю и не буду задавать вопросов.
Игнорируя моё предложение воспользоваться джипом, Мерседес Перальта вскарабкалась на заднее сидение старого меркурия Леона Чирино. С мятыми бамперами и разбитой рамой, его машина выглядела так, словно её вытащили со склада металлолома.
Прежде чем я рискнула спросить, куда мы едем, она велела мне залазить и присматривать за её корзиной, наполненной лечебными травами, свечами и сигарами. Громко вздохнув, она перекрестилась и заснула.
Я не решалась заговорить с Леоном Чирино; вся его концентрация, казалось, шла на то, чтобы управлять машиной. Ближний свет едва освещал пятачок дороги перед нами. Слегка сгорбившись, он напряжённо крутил баранку, словно этим как-то мог помочь машине пересекать тёмные холмы.
Когда она артачилась на крутых подъёмах, он тихо уговаривал её продолжать путь. Но под гору он выжимал из машины всё, проходя повороты в темноте на безрассудной скорости, так что я заволновалась за наши жизни. Сумерки врывались сквозь неостекленные окна и щели в картоне, который скрывал ржавые дыры в полу.
Торжественно улыбаясь, он наконец резко остановился и погасил передние фары. Донья Мерседес зашевелилась на заднем сиденье.
— Мы приехали, — мягко сказал Леон Чирино.
Мы вышли из машины. Стояла тёмная безоблачная ночь. На небе не было ни одной звезды. Прямо перед нами что-то протянулось чёрной полосой. Я неловко шагнула и ухватилась за донью Мерседес, у которой, казалось, никаких проблем видеть в темноте не было.
Леон Чирино взял меня за руку и повёл. Я услышала около себя приглушённый смех. Здесь явно были другие люди, которых я пока не могла видеть.
Наконец, кто-то зажёг керосиновый фонарь. В слабом дрожащем свете я различила силуэты четырёх мужчин и доньи Мерседес, сидящих кругом. Леон Чирино отвёл меня на несколько шагов от группы. Я чувствовала полный упадок сил. Он помог мне сесть, прислонив меня к какой-то глыбе, торчащей из земли, затем подал фонарь и проинструктировал, как держать его и освещать то, что скажут. Затем он дал мне две солдатские кружки; та, что побольше, была наполнена водой, в другой был ром. Я должна была подавать их мужчинам по их просьбе.
Молча и без усилий двое мужчин начали копать мягкий грунт, аккуратно возводя у ямы кучу земли. Прошло по крайней мере полчаса, прежде чем они остановились и потребовали ром. Пока они пили и отдыхали, Леон Чирино и другой мужчина продолжали копать.
Так, сменяя друг друга, они работали, пили — кто ром, кто воду — и отдыхали. За час мужчины выкопали яму, в глубине которой спокойно мог спрятаться человек. Когда один из них ударил лопатой о что-то твёрдое, они перестали работать. Леон Чирино попросил меня посветить внутрь ямы, но не смотреть туда, — это он, — сказал один из мужчин, — теперь нам надо обкопать его, — он и его партнёр присоединились к тем, кто находился в яме.
Я умирала от любопытства, но не смела нарушить своего обещания. Ах, если бы я только могла говорить с доньей Мерседес, которая сидела неподалёку от меня. Она была так неподвижна, что казалось, будто она в трансе.
Мужчины лихорадочно работали в яме. Прошло почти полчаса, прежде чем я услышала голос Леона Чирино, говорящего донье Мерседес, что они готовы открыть его.
— Музия, зажги сигару из моей корзины и дай её мне, — приказала она.
— и принеси мне корзину.
Я зажгла сигару и уже хотела встать, чтобы принести её ей, как Леон Чирино зашептал со дна ямы: — присядь, Музия! Присядь!
Я остановилась и передала сигару и корзину донье Мерседес.
— Не смотри в яму ни за что на свете! — шепнула она мне в ухо.
Я вернулась туда, где сидела, борясь с почти непреодолимым желанием посветить фонарём в яму. Я знала с абсолютной уверенностью, что они выкапывают сундук, полный золотых монет. Я даже могла слышать звук лопат, тупо ударяющих обо что-то, что казалось большим и тяжёлым.
Очарованная, я смотрела, как донья Мерседес достала из своей корзины чёрную свечу и банку с чёрной пудрой. Она зажгла свечу, установила её на землю возле ямы, затем приказала мне потушить фонарь.
Чёрная свеча источала жуткий свет. Донья Мерседес села у свечи.
Повинуясь какой-то непроизнесенной команде, мужчины по очереди высунули свои головы прямо перед ней. Каждый раз, когда возникала голова, она отсыпала небольшую порцию чёрного порошка в ладонь, а затем натирала им каждую голову. Вскоре, после того, как она управилась с головами, она намазала чёрным порошком руки мужчин.
Моё любопытство достигло предела, когда я услышала треск открываемой крышки.
— Мы достали её, — сказал Леон Чирино, высунув свою руку из ямы.
Донья Мерседес подала ему банку с чёрным порошком, затем банку с чем-то белым, и после этого задула свечу.
Нас снова поглотила полнейшая тьма. Стоны и вздохи мужчин, вынимавших что-то из ямы, ещё больше подчёркивали неестественную тишину. Я прижалась к донье Мерседес, но она оттолкнула меня.
— Всё сделано, — прошептал Леон Чирино напряжённым голосом.
Донья Мерседес вновь зажгла чёрную свечу. Я с трудом различила контуры трёх мужчин, которые несли большой узел. Они положили его на кучу грунта. Я наблюдала за ними с такой увлечённостью, что чуть не упала в яму, услышав голос доньи Мерседес. Она приказала Леону Чирино, который всё ещё находился в яме, поскорее забить гвоздями то, что там было, и вылезать.
Леон Чирино появился сейчас же, и донья Мерседес массировала ему лицо и руки, в то время, как трое других мужчин, взяв лопаты, засыпали яму.
Когда они закончили работу, донья Мерседес поставила свечу в центр зарытой ямы. Леон Чирино бросил на неё последнюю лопату земли и погасил пламя.
Кто-то зажёг керосиновый фонарь и мужчины немедленно продолжали свой труд; они утрамбовали землю так идеально, что никто не смог бы догадаться о произведённых раскопках. Я следила за ними всё это время, но в последний миг всё моё любопытство сфокусировалось на узле, завёрнутом в брезент.
— Теперь никто не узнает, — сказал один из мужчин и тихо засмеялся, — а сейчас надо уходить отсюда. Скоро начнёт светать.
Мы подошли к узлу. Я освещала путь. Мне очень не терпелось узнать, что там такое. В попытках я налетела на узел, брезент соскользнул, приоткрыв часть женской ноги, одетой в чёрный ботинок.
Не в силах сдержать себя, я сдёрнула брезент и осветила раскрытый узел. В нём был труп женщины. Мой испуг и ошеломление достигли таких размеров, что я даже не закричала, хотя желала этого и прилагала к этому все силы. Всё, что я смогла сделать, это каркнуть. Затем всё в моих глазах потемнело.
Я залезла на заднее сидение машины Леона Чирино и уткнулась в колени доньи Мерседес. Она плотно прижала к моему носу платок, смоченный смесью нашатыря и розовой воды. Это было любимое средство доньи Мерседес. Она называла его духовной инъекцией.
— Я всегда знала, что ты трусиха, — отозвалась она и начала массировать мне виски.
Леон Чирино крутился вокруг, — ты очень смелая, Музия, — сказал он, — но у тебя ещё нет сил, чтобы отступить. Тебе придётся потерпеть. Несколько дней придётся потерпеть.
Я не отзывалась. Мой испуг был слишком велик, чтобы можно было успокоиться. Я со злостью обругала их за то, что они не предупредили меня о своих действиях.
Донья Мерседес ответила, что всё, сделанное ими, делалось преднамеренно, и частью их замысла была моя полная неосведомлённость. Это давало им род защиты против осквернения могилы. Слабым местом оказался мой жадный интерес к тому, что было под брезентом.
— Я говорила тебе, что мы приехали выполнить обещание, — сказала мне донья Мерседес, — мы закончили первую часть — выкопали труп. Теперь мы должны похоронить его снова, — она закрыла свои глаза и заснула.
Я пересела на переднее сиденье.
Тихо напевая, Леон Чирино поехал по грунтовой дороге к побережью.
Было уже утро, когда мы достигли заброшенной кокосовой рощи.
Почувствовав запах морского бриза, Мерседес Перальта проснулась. Она громко зевнула и выпрямилась. Высунувшись в окно, она, казалось, вдыхала плеск дальних волн.
— Вот хорошее место для остановки, — заявил Леон Чирино, притормозив в нескольких шагах от пальмового дерева, прямее и выше которого я ещё не встречала. Казалось, что тяжёлые серебристые листья подметают облака на тёмно-синем небе.
— Здесь поблизости находится дом Лоренцо Паза, — продолжал болтать Леон Чирино, помогая донье Мерседес выйти из машины, — прогулка пойдёт нам на пользу, — улыбаясь, он подал мне её корзину.
Мы пошли проторённой дорогой через густые заросли высокого бамбука, обрамлявшего ручей. Здесь было прохладно и темно, а воздух наполнялся зелёной прозрачностью листьев. Леон Чирино шагал впереди нас, его соломенная шляпа была сдвинута на глаза так, чтобы её не унёс ветер.
