Питер Вашингтон - Бабуин мадам Блаватской
Размышляя над задачами Теософского общества, Олькотт в то же время нашел другую необычную возможность воплотить на практике свою давнюю мечту: принести на Запад восточную мудрость.
Одним из первых членов общества был барон де Пальм — европейский аристократ, переживавший трудные времена. Он обитал в меблированных комнатах, пока полковник и его подруга не предложили ему переселиться в их квартиру. Барон, к тому времени уже тяжело больной, вскоре умер и оставил все свое имущество Олькотту с тем условием, что полковник организует его кремацию.
Хотя в Азии обряд кремации был весьма распространен, в Европе и Америке его почти не практиковали. Правда, Общества кремации появились в 1873 г. в Нью-Йорке и в 1874 г. в Британии, но пока они еще не успели сжечь ни одного трупа. Полковник был членом нью-йоркского общества. Он решил, что может убить двух зайцев, предварив кремацию покойного де Пальма специальной теософской заупокойной службой.
Трудностей на этом пути было множество. Прежде всего возникли проблемы с тем, каким способом сжечь тело. Крематориев в Америке не существовало, а сжигать барона на большом костре в индийском стиле казалось неприличным. Кроме того, городской совет Нью-Йорка отнесся ко всей этой затее с большим подозрением. Пока Олькотт пререкался с властями, набальзамированное тело барона лежало непогребенным и неотпетым. В конце концов, члены Общества кремации тоже испугались и пошли на попятную, решив не компрометировать себя связью с сомнительной мадам Блаватской и ее новой религией. Олькотт был вынужден на собственные средства сложить печь. Все это многотрудное предприятие завершилось неожиданным успехом: набальзамированное тело сгорело быстро и легко, что сыграло свою роль в популяризации нового обычая.
Похоронный обряд вызвал не меньше проблем, чем сама кремация. О церковной службе, разумеется, не могло быть и речи. Поэтому полковник арендовал зал и самостоятельно разработал экуменическую литургию и подходящие к случаю молитвы. Однако торжественная церемония обернулась фарсом. Публика не поняла и осмеяла ритуал. Поднялся ужасный гвалт, когда во время одной из молитв, описывающей Бога как "Несотворенную Первопричину", некий методистский священник вскочил с места с криком: "Это — ложь!" И все же затея Олькотта привлекла внимание прессы.
Полковник, очевидно, не сомневался, что даже комическая пародия на церемонию, напечатанная в нью-йоркской газете "Уорлд", будет полезна для своеобразной пропаганды теософии. Завещание барона, передававшее Олькотту замки и земли в Европе, оказалось пустышкой: покойник не оставил денег даже на то, чтобы оплатить кремацию. Единственной полезной вещью в сундуке де Пальма оказались рубашки, да и те принадлежали самому Олькотту, хотя с них и были спороты именные нашивки.
Несмотря на популярность "Разоблаченной Изиды" и на сенсацию с похоронами барона, Теософское общество прозябало. За два года после его основания большинство первоначальных членов покинуло его ряды, а новых людей присоединилось очень мало. К концу 1878 г. основатели остались почти в одиночестве. Книга Олькотта о его духовных исследованиях "Люди с того света" не имела успеха у публики; денег катастрофически не хватало; вообще стало очевидным, что Нью-Йорк не сулит особой удачи. Поэтому Блаватская и Олькотт решили отправиться в Индию.
Этот рискованный с виду шаг был весьма логичен по двум причинам. Во-первых, основатели Теософского общества уже наладили связь с восточным Ведийским обществом "Арья Самадж", учение которого было сходным с доктриной теософов. А во-вторых, Теософское Общество во многом покоилось на ориентализме — что на практике означало индуизм и буддизм. Ибо вопреки заявленной задаче извлекать универсальные элементы из всех религий, теософия была настроена против ортодоксального христианства, а исламу и иудаизму уделяла не слишком много внимания. Индуизм же неизбежно указывал на Индию, где несколько сотен миллионов человек ждали обращения в теософскую веру.
И все же неожиданное решение Блаватской и Олькотта имело мало общего с логикой. Ведь логика должна была направить их в Египет — на родину Туитита Бея, Сераписа и Братства "Люксор". Эта смена ориентации может быть объяснена только общим смещением интереса в оккультных кругах от Египта к Гималаям.
После 1878 г. Блаватская все же упоминает о египетских Учителях. Кроме того, быть может, Индия оставалась единственным местом, которое Блаватская еще не опробовала? Или, быть может, теперь, когда европейцы освоили Ближний Восток (и по милости Томаса Кука начали регулярно ездить в Египет), нужно было подобрать для Тайны более экзотическое и менее доступное обиталище? Или это просто было еще одной причудой, наподобие бегства Блаватской из России в 1848 г.? Ведь как бы хорошо она ни ориентировалась в космических и астральных просторах, ощущение земной географии было у нее весьма смутным. В своих причудливых рассказах о путешествиях Блаватская нередко сочетает описания различных частей света. Индия, Египет… не все ли равно?!
Олькотт, более озабоченный практической стороной дела, нашел, что переезд в Индию выгоден с финансовой точки зрения. В его честолюбивые планы разбогатеть (частью которых были инвестиции в разработку венесуэльских серебряных копей) включился проект создать в Индии бизнес-синдикаты. Однако все эти планы не принесли никакой выгоды. И тогда Олькотт сделал ставку на дипломатический паспорт и туманную лицензию на развитие индо-американских культурных и коммерческих связей. Скептически настроенная ЕПБ написала по этому поводу своему другу, что ее компаньон "преисполнился надежд ступить на земли Бомбея с правительственной печатью на заду"[41]. Полковник же по-прежнему был убежден, что духовный мир — на его стороне; и эта уверенность подтвердилась, когда на его банковском счету внезапно "появилась" тысяча долларов — точь-в-точь как появлялись у него в комнатах письма от Сераписа Бея.
Впрочем, каковы бы ни были практические причины этого шага, Олькотт и Блаватская единодушно утверждали, что перебраться в Индию им велели Учителя. Более того, их предостерегли, что, если они не покинут Нью-Йорк к 17 декабря 1878 г, на них обрушатся оккультные несчастья. Над компаньонами действительно нависала беда: она приняла материальную форму наседавших кредиторов, но для тех, кто считает земные события знаками, полными божественного смысла, этого было вполне достаточно. Однажды осенним вечером к Олькотту, читавшему в своей комнате, явился высокий смуглый незнакомец, оказавшийся одним из Великих Учителей, или Старших Братьев. На этот раз он был не из Люксора, а с Гималаев. Олькотт к тому времени уже привык общаться с Учителем Мориа, которого называл в своем дневнике "Папочкой". Этот же незнакомец, в тюрбане янтарного цвета и белых одеяниях, возложил руку на голову полковника и сообщил ему, что в жизни его настал решающий момент: ему и ЕПБ предстоит совершить великую работу на благо человечества. Оставив Олькотту на память янтарный тюрбан (его фотография фигурирует в мемуарах полковника), незнакомец бесследно исчез[42].
9 декабря — ровно через пять месяцев после того, как Блаватской предоставили американское гражданство, — содержимое "ламаистского монастыря" распродали на аукционе. А 17-го Олькотт и Блаватская отплыли в Индию. Они двигались против стабильного потока эмиграции, шедшего с Востока на Запад; они были уже немолоды и не располагали практически никаким капиталом. Все их связи на субконтиненте зависели от авторов писем, с которыми они никогда не встречались, и от официального письма, весьма туманно рекомендовавшего Олькотта американскому консульству (едва ли оно могло оказаться полезным в стране, колониальная власть которой считала США своим главным торговым и политическим соперником). Практически умирающее нью-йоркское Теософское Общество препоручили заботам генерала Эбнера Даблдэя, позднее прославившегося как изобретателя бейсбола.
Компаньоны прибыли в Бомбей в середине февраля 1879 г., после краткой остановки в Лондоне, где они жили у писательницы Мэйбл Коллинз и где к Олькотту еще раз явился гималайский гость — что само по себе не было бы странным, не повстречайся с ним ЕПБ в то же самое время в совершенно другом месте. Очевидно, это существо могло пересечь Атлантику без помощи корабля и появиться одновременно в Сити и на окраине Лондона. Это было наглядной демонстрацией оккультной силы Учителя — куда более впечатляющим, чем все аргументы, которыми располагало тогда крохотное Британское Теософское Общество.
В Индии Блаватская и Олькотт сразу же почувствовали себя как дома. Полковник дошел до того, что по прибытии в Бомбей упал на колени и поцеловал пристань. Разумеется, именно такой настрой требовался для того, чтобы завоевать симпатии местного населения. Впрочем, он не помог компаньонам наладить отношения с их корреспондентом Харричандом Чинтамоном, членом "Арья Самадж". В письмах он уговаривал их приезжать в Индию, всячески выражал радушное гостеприимство и обещал устроить грандиозный прием. Прием он действительно устроил, но затем вручил гостям огромный счет за все и в том числе за свою собственную пригласительную телеграмму. Кроме того, он до сих пор держал у себя деньги, которые Блаватская и Олькотт некоторое время назад переслали в "Арья Самадж" как добровольный вклад и свидетельство дружбы. Отобрав у Чинтамона эти деньги, невзирая на его злобные выпады и угрозы, Блаватская и Олькотт покинули негостеприимный дом и обосновались сами в индийском квартале Бомбея Гиргаум Бэк-роуд.
