Дион Форчун - Источник силы
Так, получив защиту от ужасных приступов, мозг Хаусона начал выздоравливать. С каждым днем приближалось время, когда он будет в состоянии покинуть лечебницу и жениться на женщине, с которой был обручен, и с каждым днем Мона Кейли своим инстинктивным умением и заботливым уходом ускоряла приближение этого момента.
Я подумал, что он уйдет и женится на женщине, с которой обручен, а не на женщине, которую он любил, так как именно в это время стоило Моне Кейли пошевелить пальцем — и она могла вызвать в его сознании старые воспоминания и привлечь Хаусона к себе. И я, все время наблюдавший за ней, был уверен, что она полностью сознает это. Несведущая женщина не могла бы обходить препятствия так искусно, как это делала она.
В ночь накануне его ухода она впала в свое прежнее состояние. Час за часом Тавернер и я сидели возле нее, когда она, казалось, едва дышала, настолько полным было отделение ее души от тела.
— Она заперлась в своем собственном подсознании и движется среди воспоминаний прошлого, — прошептал Тавернер, обращаясь ко мне, когда слабые конвульсии пробежали по неподвижной фигуре.
И вдруг что-то изменилось.
— О, — сказал Тавернер, — теперь она вышла!
Изящная белая рука медленно поднялась — рука, которая, пока я за ней наблюдал, превратилась из вялого, вызывающего чувство отвращения предмета в крепкую и энергичную, — и ряд ударов последовал в стену у кровати, которые отбивали костяшки пальцев обычной руки.
— Она просит разрешения войти в свою Ложу, — прошептал Тавернер. — Она даст Клятву, как только ее стук будет подтвержден.
Откуда-то сверху с потолка повторилась последовательность ударов, и тогда Тавернер прикрыл своей ладонью рот девушки. Сквозь пальцы донеслось бормотание, которого я не разобрал.
— Она получила то, что искала, — произнес Тавернер. — Это высокая Степень, признания которой она просила.
Что именно выяснилось во время работы этой странной Ложи, встречи которой происходили вне тела, узнать я не имел возможности. Однако, я видел, что Тавернер с его телепатическими способностями мог присоединиться к ритуалу, приняв участие в беседе.
Когда сверхъестественная церемония подходила к завершению, мы увидели, как душа, которая была нам известна под именем Моны Кейли, покидает компанию своих собратьев и постепенно, проходя через все планы, возвращается к нормальному сознанию. На ее лице появилось то выражение покоя, какого я никогда раньше не видел на лицах живых, а лишь у тех умерших, кто уходил прямо в царство Света.
— Она накапливает силы для сурового испытания, — сказал Тавернер, — и это действительно будет суровым испытанием, поскольку невеста Хаусона повела его к своей машине.
— Разве будет разумным позволить мисс Кейли присутствовать при этом? — спросил я.
— Она должна пройти через это, — сказал Тавернер. — Лучше погибнуть, чем утратить шанс.
Он был человеком, который не щадил своих пациентов, когда вставал вопрос о необходимости отработать свою карму. Он думал о смерти меньше, чем большинство людей думает об эмиграции, поистине казалось, что он рассматривает ее только в этом свете.
— Если в вашей памяти промелькнула картина, пусть слабая, из вашего прошлого, вам точно известно ваше будущее, поэтому вы утрачиваете страх перед жизнью. Допустим, я запутался в сегодняшнем эксперименте; я разобрался в путанице и отправился спать, а наутро, отдохнув, я опять начинаю сначала. Как только вы уверены в перевоплощении, вы делаете то же самое с жизнью. И только тот человек, который не осознает бессмертия души как своего личного дела, может говорить о разбитой жизни и упущенных возможностях.
Когда невеста Хаусона прибыла за ним, Мона Кейли, Тавернер и я вышли на порог, чтобы с ним проститься. Он поблагодарил нас обоих, явно понимая, что мы сделали для него, но Тавернер отрицательно помахал рукой, показывая на девушку, державшую его под руку.
— От меня вы не получили ничего, кроме стола и приюта, — сказал он. — Вот ваш психотерапевт.
Хаусон взял руку Моны в свои. Она казалась совершенно пассивной, но это не было ее обычной вялостью, это была неподвижность крайнего напряжения.
— Бедная маленькая Мона! — сказал он. — Вы намного лучше, чем вы были все время. Поправляйтесь и однажды вы станете настоящей девушкой. К вам придет удача, — и он поцеловал ее легко, как целуют детей.
Мне трудно сказать, какую память разбудил этот поцелуй, но я увидел, как Хаусон изменился в лице и быстро посмотрел на Мону. Сверкнул ли ответный импульс в ее черных глазах, вернулась ли старая любовь, но похожее на маску лицо женщины, платившей свой долг, не изменилось. Хаусон вздрогнул. Возможно, на него повеяло холодом камеры пыток. Он сел в машину рядом с женщиной, на которой собирался жениться, и она увезла его.
— Как сложится их брак? — спросил я, когда машина исчезла из виду.
— Подобно множеству других, где руководствуются только чувствами. Год они будут любить друг друга, затем придет разочарование и, пройдя через кризис, они под давлением общественного мнения останутся вместе и придут к взаимной терпимости, что считается удачным браком. Но когда придет время смерти, он вспомнит эту Мону Кейли и позовет ее и, когда он пересечет порог она заявит права на него, так как они выплатили долги и путь открыт.
Пахнущие маки
— Мистер Грегори Полсон, — произнес Тавернер, читая переданную ему визитную карточку. — Очевидно, младший сотрудник фирмы. Находится она в Линкольнз Инн, так что, по всей вероятности, это адвокатская фирма. Давайте на него посмотрим.
Работа всегда накладывает свой отпечаток на человека, и наш гость, сравнительно молодой человек, уже нес на себе печать своей юридической профессии.
— Я хочу проконсультироваться с вами, — начал он, — по поводу странного состояния. Я не могу назвать его болезнью, но, мне кажется, вы единственный человек, который сможет в этом разобраться, поэтому — хотя это может оказаться и не совсем по вашему профилю — я буду безмерно благодарен вам, если вы выслушаете меня.
Кивком головы Тавернер выразил свое согласие, и наш посетитель приступил к своей истории.
— Полагаю, вы слышали о старом Бенджамене Бурмистере, который во время войны сколотил чудовищное состояние? Мы — то есть фирма моего отца — его адвокаты и близкие друзья семьи или, если быть точным, семей его братьев, так как старый мистер Бурмистер не женат. Мы с сестрой росли вместе со всеми кузенами Бурмистера, как если бы мы были одной большой семьей. Моя сестра сейчас обручена с одним из сыновей Дэвида Бурмистера, он удивительно славный парень, по сути, мой близкий друг. Мы были очень рады их обручению, поскольку Бурмистеры славные люди, хотя два других брата и не богаты. Да, чтобы не затягивать рас¬сказ, скажу, что спустя примерно шесть месяцев после обручения Эдит и Тима моя семья обрадовалась этому обручению еще больше (не могу сказать, чтобы я тоже), так как старый Бенджамен Бурмистер составил новое завещание и все деньги отписал Тиму.
— Почему вы расцениваете это событие как неблагоприятное?
— Потому что люди, которым он оставлял свои деньги, имели несчастье кончать жизнь самоубийством.
— В самом деле?
— Да, — сказал наш посетитель, — и это случалось уже три раза. Завещание, которое я сейчас оформил в пользу Тима, — уже четвертое. Старший брат Тима Мурей, которого Бурмистер в последний раз избирал своим преемником, месяц назад спрыгнул со скалы недалеко от Брайтона,
— Вы говорите, что всякий раз, когда Бурмистер составлял завещание, его избранник совершал самоубийство? — спросил Тавернер. — А можете ли вы сообщить мне условия этого завещания?
— По моему мнению, они не достаточно порядочны, — ответил Грегори Полсон. — Вместо того чтобы разделить деньги между своими племянниками и племянницами, которые все бедны, он настаивает на выделении всего наследства одному племяннику. Его идея состоит в том, чтобы основать некую династию. Он уже добился заметного веса в стране и теперь хочет создать одного влиятельного Бурмистера вместо дюжины просто обеспеченных.
— Так, — сказал Тавернер, — и как только составлено завещание, очередной избранник кончает жизнь самоубийством.
— Именно так, — ответил Полсон, — за два года — три самоубийства.
— Ух ты, — воскликнул Тавернер, — так много? Вряд ли это можно считать случайностью. Кому же выгодны эти смерти?
— Только следующему наследнику, который вскоре тоже покончит с собой.
— Чем руководствуется ваш клиент при выборе наследника?
— Он выбирает племянника, который, по его мнению, способен лучше других оправдать его доверие.
— Не предпочитает ли он какие-то особые родственные связи?
— Ничего подобного. Он выбирает лишь по собственной оценке характера, предпочитая прежде всего энергичные натуры. Тим же значительно спокойнее и гораздо дальше от дел, чем его двоюродные братья, — я был довольно сильно удивлен, увидев, что выбор старого Бур- мистера пал на него, но вообще-то уже и не осталось большого выбора. После этих ужасных трагедий остались лишь трое возможных наследников.
