Луис Ривера - Легионер. Книга 2
В общем-то, это нас и спасло. Знай они хоть что-нибудь о дисциплине, нам пришлось бы совсем туго. А так после получасового ожесточенного боя, нам все же удалось отбросить их. Крича ругательства, они растворились в лесу, оставив своих павших и раненых на поле боя.
Преследовать их мы не стали. Отступление могло оказаться ловушкой. Да и обоз нельзя было оставлять. Поэтому едва последний германец скрылся, трубы сыграли отбой.
Раненых варваров мы добивали с остервенением, давая выход пережитому страху и отчаянию. Вероломство должно быть сурово наказано.
После того как последний варвар перестал биться в предсмертной агонии, настало время считать наши потери. Они оказались огромными. Как выяснилось, более или менее удачно отбились от германцев те когорты, которые были в начале колонны. Арьергард тоже пострадал не особенно сильно, там были опытные бойцы, не отягощенные обозом. А вот вся середина оказалась попросту раздавленной натиском варваров. К тому же именно в том месте по одну сторону дороги были лесистые холмы, а по другую — заболоченная низина. Германцам удалось сбросить наших в это болото, где тяжеловооруженная пехота была бессильна против легких подвижных варваров. Там-то и было настоящее избиение. А мне казалось, что именно на нашем участке дела были плохи.
Дорога и близлежащие заросли были усеяны трупами. Вперемешку лежали тела легионеров, варваров, солдат вспомогательных войск, женщин, детей. Повсюду стояли разбитые повозки. Припасы, снаряжение и всякий скарб валялись в грязи. Слышны были стоны раненых, женский и детский плач. Только солдаты молчали. Ни ругани, ни команд, ни хохота… Мы были слишком подавлены. Наша победа была больше похожа на поражение. Все понимали — еще несколько таких атак, и от трех легионов останется лишь воспоминание.
Однако предаваться унынию и скорби времени не было. Мы должны были как можно скорее выйти из этого леса на открытую местность. Там мы сможем дать правильный бой. Там германцам придется очень несладко, когда они пойдут на плотно сбитый строй легионов. Все варвары хорошие воины. Сильные, бесстрашные… Но хороши они, когда нападают из-за угла. У них не хватает упорства, выучки и дисциплины, чтобы успешно драться в настоящем бою.
Слава богам, командиры это тоже понимали. Поэтому мы лишь кое-как закидали тела наших парней ветками и землей, рассчитывая вскоре вернуться сюда и похоронить их, как положено. Потом привели в порядок обоз, и, уже в боевом порядке двинулись дальше к Ализо. Теперь отдельные когорты охранения постоянно следовали по обе стороны от колонны, оберегая фланки от внезапного нападения. Авангард и арьергард были усилены, разведка ушла далеко вперед.
Но все эти меры предосторожности не могли исправить главной ошибки. Мы шли по почти незнакомой территории, которую полностью контролировал враг. Мы шли в самое неподходящее для маршей время года. Мы шли, отягощенные огромным обозом, который связывал нам руки и уменьшал скорость передвижения. Эти грубейшие ошибки и просчеты командования привели к тому, что боеспособность легионов была снижена донельзя. И варвары с успехом пользовались этим. Боевое охранение попросту не могло сдерживать их.
То там, то тут, германцы просачивались сквозь наши дозоры и нападали на колонну. Мы огрызались, как раненый, загнанный в ловушку зверь. В наших контратаках было больше отчаяния, чем злости, больше обреченности, чем жажды победы, больше безысходности, чем надежды.
Среди нападавших мы часто узнавали отряды, которые совсем недавно располагались в нашем лагере, изображая из себя преданных союзников. Это бесило больше всего. Конечно, предательство можно назвать военной хитростью. Но много ли доблести в победе, добытой не мужеством, а хитростью? Порой поражение может принести больше славы, чем победа. Впрочем, варварам эта истина была неведома.
Целый день мы пробивались вперед, отражая постоянные атаки германцев. Дождь не переставал. Из-за него наши щиты постепенно приходили в негодность. Дерево и кожа скутумов тяжелели, набухали прямо на глазах. Бросать мы их не отваживались, но и защищаться не могли. Просто забросили за спины, в надежде на прочность кольчуг.
Каждый шаг стоил нам одного солдата. Раненых мы тащили на себе, зная, что германцы их обязательно добьют, если их оставить. Многих убитых оставляли, хотя это во все времена считалось позором. Разбитые повозки мы бросали на дороге, иногда прямо с вещами. Теперь уже никому не приходило в голову заботиться о своем добре. Время от времени мы проходили мимо деревьев, ветви которых были увешаны головами наших солдат. Это означало, что еще одна передовая центурия наткнулась на очередную засаду.
Выть хотелось от злости и бессилия. Некоторые, не стесняясь, плакали. Большинство же угрюмо молчали, глядя под ноги.
Так и шли. Шли долго. Очень долго. Этот день мне показался самым длинным в моей жизни. Тогда я еще не знал, что впереди еще три таких же дня. Если бы знал, не раздумывая, бросился бы на меч.
К вечеру мы все же выползли на более или менее открытое место. Во всяком случае, здесь можно было разбить лагерь. Без него нас вырезали бы ночью, как овец. Само собой, германцы пытались нам помешать. Они были предателями, но не были дураками.
Ливень превратился в надоедливую морось. Но это было куда лучше, чем нескончаемые потоки воды. Наша когорта стояла в охранении. Позади раздавался стук топоров — солдаты других подразделений рубили лес для устройства лагеря. Иногда к этим вполне мирным звукам примешивались звуки боя. Германцы и не думали оставлять нас в покое.
Моя центурия, растянувшись в длинную линию прикрывала несколько небольших групп лесорубов — человек по пять-семь. Еще пара десятков солдат, зачищала срубленные деревца и ветки, несколько человек оттаскивала наспех затесанные колья к лагерю. Неутомимый Бык сновал вдоль нашей боевой линии, подбадривая солдат, кого добрым словом, кого затрещиной.
Чтобы усложнить варварам задачу, мы везде, где только было можно, разожгли костры. Сырые дрова давали больше дыма, чем света, но все же…
Я стоял, до рези в глазах всматриваясь в темноту, но все равно не заметил, как небольшой отряд германцев подкрался совсем близко. Только когда вдруг ожили тени и несколько наших солдат рухнули, я сообразил, что то, что я принимал за колеблющиеся на ветру кусты на самом деле были германцы.
Заорав во всю глотку: «к оружию!», я ринулся к варварам. Они уже прорвали нашу линию и теперь неслись к парням, которые валили лес. Оружие те, естественно оставили в стороне, чтобы не мешало работать, оставив при себе только кинжалы. На мое счастье неподалеку оказался Бык. Он сразу понял, что к чему.
— Тревога! К оружию, бараны! — взревел он.
Первыми в неплотный строй германцев врубились именно мы с Быком, вызвав замешательство в их рядах. После минутной неразберихи, за время которой мы успели отправить к праотцам нескольких человек и занять удобную позицию, встав спиной к спине, германцы разделились. Часть побежала к лесорубам, которые в спешке бросали свои топоры и хватали первое попавшееся оружие, остальные насели на нас с Быком.
Вот это была драка! Честно говоря, я тогда уже попрощался с жизнью. В неверном свете костров разрисованные краской германцы с оскаленными в криках ртами были похожи на каких-то неведомых чудовищ. С короткими копьями наперевес, они бросались на наши щиты всем телом, пытаясь если не проткнуть нас, то хотя бы сбить с ног. Мне повезло, что позади стоял Бык. Он врос в землю, как скала и не давал мне упасть. Я только успевал отмахиваться мечом от копий, даже не думая о том, чтобы поразить кого-нибудь из врагов. Зато Бык, не уступавший ни ростом, ни силой германцам успел прикончить троих, прежде чем к нам подоспела помощь.
Через пять минут от просочившегося отряда не осталось ничего. Мы потеряли человек десять. По одному за троих варваров.
— Не ранен? — спросил Бык.
— Вроде нет.
— Добро. Ты первый заметил этих ублюдков?
— Я.
— Поздновато. Ну да ладно… Хотя, такой размен мы себе позволить не можем. Одного за троих — это слишком. До Ализо еще топать и топать… Сколько дойдет, если так драться будем?
Он снял шлем и вытер подкладку. Я заметил у него на лбу здоровую ссадину.
— Продержимся мы? — глухо спросил я.
Бык помолчал, глядя в никуда, потом нахлобучил шлем и вместо ответа сухо скомандовал:
— Проверь посты.
Первый раз на моей памяти Бык ушел от прямого ответа.
Спустя два часа мы уже сидели у костров, под защитой лагерных укреплений. Вал с частоколом, ров и сотня шагов очищенного от деревьев и кустарника пространства отделяли нас от варваров. Все были вымотаны настолько, что посты сменялись каждый час. Остальные либо спали вповалку, не снимая доспехов и не расставаясь с оружием, либо жевали сухие солдатские лепешки с салом — другие припасы погибли во время дневного перехода.
