Бхагаван Раджниш (Ошо) - Секрет. Беседы о суфизме
Придворные сообщили Махмуду…
«Аяз запирается в маленькой комнате, куда никому больше не дозволено заходить. Он проводит там некоторое время, а затем возвращается в свои собственные покои. Мы опасаемся, что эта его привычка может быть связана с некой преступной тайной…»
Люди, ведущие преступную жизнь, всегда проецируют свою вину на других. Помните: когда вы о ком-то что-то говорите, первое, о чем следует подумать и поразмышлять, это то, что, возможно, все сказанное относится к вам, а не к другому человеку. Тот, кто по-настоящему заинтересован в самопознании, всегда задумается над этим фактом: «Действительно ли то, что я говорю о другом человеке, верно в отношении него, или это лишь моя проекция, которая кое-что показывает во мне, а не в другом?» И вы удивитесь: из ста случаев в девяноста девяти вы обнаружите, что это ваш собственный ум.
Однако ум очень хитер – он проецирует. Он всегда использует своеобразный перенос.
Например, если у вас подавлена сексуальность, то при виде обнимающейся и ласкающей друг друга пары вы немедленно набрасываетесь на них и начинаете говорить о морали, культуре, обществе и тому подобных вещах. Вы начинаете говорить: «Это нехорошо». Однако понаблюдайте. Проявите немного понимания в отношении своего внутреннего существа, в отношении того, что на самом деле в нем происходит. У вас подавлена сексуальность. Когда вы видите их глубокие любовные объятия, ваша подавленная сексуальность начинает проявляться. Она приходит в движение, и вы начинаете ее бояться.
Вместо того чтобы принять этот свой страх, вместо того чтобы исследовать его и наблюдать, вместо того чтобы что-то с ним сделать, вы начинаете злиться. При переносе страх превращается в гнев, страх принимает форму гнева. Вы начинаете злиться на эту пару, а ведь они вам ничего не делают!
Есть одна прекрасная история. Нужно ее напомнить индийцам. Вот что случилось…
Будда медитировал под деревом. Была ночь полнолуния, и несколько молодых людей из расположенного неподалеку города пришли в лес, чтобы провести ночь наслаждений. Они принесли с собой много вина и привели прекрасную проститутку. Совсем рядом с тем местом, где медитировал Будда, они начали пить, есть и танцевать, и они догола раздели женщину. И они, несомненно, совершали с этой женщиной всякие непристойности, потому что все они были пьяны. Видя, что они все пьяны, женщина сбежала.
Только в середине ночи, когда начало слегка холодать, они немного пришли в себя и поняли, что женщина исчезла, и тогда они стали ее искать. Они, должно быть, ее напугали, потому что она даже не забрала свою одежду; она просто убежала, обнаженная.
Они пустились на поиски. Они не могли найти женщину, но зато они нашли Будду. Он медитировал под деревом. Эти люди спросили у него:
– Ты видел обнаженную женщину, очень красивую женщину? Ты должен был ее увидеть, – сказали они, – потому что она могла пройти в город только этой дорогой, другой дороги нет.
Будда ответил:
– Кто-то прошел мимо, но мне очень трудно сказать, был прошедший человек мужчиной или женщиной. Я давным-давно прекратил интересоваться телами, будь то мужчина или женщина. Это желание внутри меня исчезло, и потому это трудно.
Если бы вы предупредили меня заранее, я был бы более бдительным! Однако мне жаль. Кто-то прошел, но мне трудно сказать, был этот человек молод, стар, прекрасен или уродлив, потому что меня это больше не интересует.
И мне также очень трудно сказать, был этот человек обнажен или одет, потому что и эти вещи меня тоже больше не интересуют.
Что говорит Будда? Будда говорит, что теперь в нем ничего не подавляется, все подавление исчезло. Будда говорит, что он больше не думает в терминах «мужчина или женщина», «прекрасный или уродливый», он больше не думает в терминах «обнаженный или одетый». Эти слава стали незначащими. Он снова стал маленьким, невинным ребенком.
Эту историю нужно напомнить индийцам, и особенно тем индийцам, которые думают, что их долг – «спасти индийскую культуру». Они ничего не знают об индийской культуре.
Вот индийская культура: эти слова Будды и его состояние – это индийская культура.
Но так происходит всегда: вы продолжаете проецировать и переносить свои собственные представления на других людей.
Так вот, те люди подумали, что должна существовать некая преступная тайна – а иначе зачем он это скрывает? Почему он никогда никому не позволяет войти в эту комнату? Вы всегда думаете в соответствии с тем, каковы вы есть. Вы не можете понять того, что выше вас, – все, что выше вас самих, становится для вас непостижимым.
Несомненно, Аяз был непостижимым, потому что он не был политиком, он был суфием. Он никому не позволял входить в комнату, потому что это было его личным делом – это была его медитация.
«…Возможно даже, – сказали придворные, – что он общается там с заговорщиками, строящими планы покушения на жизнь вашего величества».
Несомненно, это были их собственные идеи, которые они проецировали на бедного Аяза.
Долгое время Махмуд не хотел слушать никаких обвинений против Аяза.
Это необычно. Но это ничего не говорит о Махмуде, это просто кое-что говорит об Аязе. Его присутствие, несомненно, несло в себе огромную силу. В противном случае такой человек, как Махмуд, убийца, должен был сразу же испугаться, когда ему рассказали, что, «возможно, существует какой-то заговор с целью покушения даже на вашу жизнь». Убийцы всегда боятся, что их убьют.
Этого очень боялся Адольф Гитлер, этого очень боялся Надир-шах, очень боялся Чингисхан и, несомненно, очень боялся Махмуд. Когда вы убиваете столько людей, естественно возникает страх, что в любой день могут убить и вас. Цари всегда живут в страхе быть убитыми.
И потому это ничего не говорит о Махмуде. Это просто показывает, что даже такой человек, как Махмуд, не мог ничего заподозрить – доверие, которое Аяз, видимо, вызывал своим присутствием, было поистине огромным.
Обычно же люди очень интересуются подобными вещами. И когда есть какая-то тайна, оберегаемая тайна, она вызывает любопытство.
Если сказать человеку, что во вселенной триста миллиардов звезд, он вам поверит. Но если вы скажете ему, что скамейку только что покрасили, он должен будет ее потрогать, чтобы убедиться.
Такова людская глупость. Они могут поверить в большие вещи, потому что они слишком большие, и исследовать их будет очень трудно. «Триста миллиардов звезд». Люди отвечают: «Возможно. Какая разница? Триста миллиардов, или четыреста миллиардов, или шестьсот – пусть будет так». Но если вы увидите надпись, что скамейка окрашена, вам станет любопытно. Вам захочется ее потрогать и проверить.
И вот, в царском дворце была тайная комната, и Аяз ходил туда каждый день. Было бы совершенно логично, естественно и понятно, если бы Махмуд отправился туда в первый же день, как только ему рассказали об этом секрете. Однако суфиям, как и всем медитирующим людям, присущ особый магнетизм. Махмуд, видимо, находился под сильным влиянием Аяза.
Долгое время Махмуд не хотел слушать никаких обвинений против Аяза. Однако тайна запертой комнаты терзала его ум до тех пор, пока он не почувствовал, что ему придется допросить Аяза.
Однажды, когда Аяз выходил из своей личной комнаты, перед ним внезапно появился Махмуд, окруженный придворными, и потребовал провести его туда.
– Нет, – ответил Аяз.
Это «нет» необходимо понять – это очень важно. Оно не негативно. Аяз произносит его с огромным доверием. Он любил Махмуда, служил Махмуду, отдавал Махмуду все, что только мог отдать: он имеет право ответить «нет».
И он не политик, иначе он бы сказал «да». Политики всегда говорят «да». Перед лицом кого-либо могущественного, вроде Махмуда, они всегда говорят: «Да, сэр». Только такие люди, как Аяз, могут ответить Махмуду «нет», отлично зная, что этот человек опасен. Однако Аяз полагался на любовь, которую он изливал на него.
И еще он хотел понять, может ли быть принято его «нет». Он всегда был по отношению к Махмуду открытым, доверяющим, доступным. До этого раза он никогда не говорил ему «нет». И вот человек, которому он отдавал всего себя… разве не может любовь, дружба понять это единственное «нет»? Если не может, то такая дружба ничего не стоит, она бессмысленна.
«Да» не имеет силы, если нельзя говорить «нет». «Да» имеет силу только в том случае, если остается открытой возможность и для ответа «нет».
Если вы кого-то любите, вы не ожидаете, что вам всегда будут говорить «да». Если вы кого-то любите, вы даете этому человеку свободу отвечать «да» или «нет». Вы не ожидаете, вы уважаете. Все, что приходит с другой стороны, принимается с уважением – даже «нет». Если бы Махмуд любил этого человека, он бы просто отбросил эту идею. Любовь может доверять даже ответу «нет».
Ненависть не может довериться даже ответу «да».
– Нет, – ответил Аяз.
Его «нет» было искренним, подлинным. «Да» было бы просто лицемерием, притворством. Он действительно хотел, чтобы его молитва оставалась секретом, чтобы его зикр оставался секретом. Он не хотел объявлять всему миру о том, что он суфий. Он хотел, чтобы это касалось лишь его самого и его Бога. И это было важнее, чем сам Махмуд.
