Георгий Сидоров - Книга 3. Пути. Дороги. Встречи
— Плохо, что их с нами нет, давай-ка назад, к снегоходам. Завтра утром сюда снова придём.
Не успел я развернуть свои лыжи, как на берегу реки в прутняке раздался треск, и на лёд выскочил Дымок — кобель Николая. Моих собак пока не было.
«Никуда не денутся — придут, — подумал я, направляясь к снегоходам.
Мы подошли к своей технике. Взяли с неё всё необходимое и, выкарабкавшись на яр в молодой соснячок, развели костёр. Вскоре вечер превратился в тёмную непроглядную ночь.
Шло время, мы наскоро поужинали и стали думать о создавшемся положении. В душе с каждой секундой всё больше нарастала тревога. На страже вокруг лагеря остался один Дымок. Он бродил между сосенками, прислушиваясь и нюхая воздух. По собаке было видно, что она нервничает.
«Куда же делись Халзан с Дамкой? — думал я. — Неужели с ними что-то случилось? Но что? Тем более, сразу с обоими? Не могли же они провалиться сквозь землю?» — терялись мы в догадках.
Вдруг у меня ни с того ни с сего сжалось сердце, и я почувствовал пустоту в области солнечного сплетения.
«Эта тварь меня видит! — пронеслось в сознании. — Она совсем рядом!»
Я инстинктивно подтянул к себе «Берелу». Краем глаза взглянув на Николая, я увидел, что тот сидит, озираясь по сторонам, согнувшись со своей неизменной «Белкой» на коленях.
«Значит, и он чувствует», — отметил я про себя.
И вдруг за моей спиной раздался треск и одновременно с ним яростный лай собак. Как я оказался на другой стороне костра и как на ходу успел взвести курки ружья, я так и не понял. Единственное, что осталось в памяти, так это огромный медведь, хватающий лапами пустоту того места, где я только что находился. Обе мои собаки рвали его со всех сторон, а вокруг них с лаем носился ошалелый Дымок.
Какая-то доля секунды, и зверь бросился на меня через огонь костра. В это время сбитый с ног Николай нажал на курок своей «Белки».
Но звук его ружья заглушили два моих выстрела. Пули поймали зверя в его прыжке. Медведь рухнул рядом с костром, разметал лапами горящие поленья и, вскочив на ноги, бросился на меня снова. Как я успел перезарядить своё оружие, для меня и сейчас остаётся загадкой. Очевидно, те доли секунды, на которые удалось задержать зверя моим собакам, и решили исход всего, что происходило. Сунув в разъярённую пасть зверя стволы, я опять спустил оба курка. Но отскочить в сторону уже не успел. Мёртвая зверюга сбила меня с ног, и я оказался задавленный всей её тушей.
Из-под медведя меня вытащил Николай.
— Боялся, что ты задохнёшься, — заикаясь сказал хант. — Он же мог тебя раздавить! Смотри какой! Я таких больших пупи ещё не видел! — показал он на лежащую тушу гигантского зверя.
Медведь, освещаемый углями костра, казался очень большим.
— Хорошо, что ты разнёс ему голову, это тебя и спасло, — продолжал охотник. — Если бы ты угодил ему в другое место, то он бы тебя убил. До чего же живучая тварь! — пнул он зверя. — Давайте, давайте, потеребите его сильнее! — подбодрил Николай остервеневших лаек.
Собаки всё так же неутомимо продолжали рвать мёртвое тело зверя.
— Откуда же взялись мои лайки? И почему они напали на медведя буквально за секунду до его прыжка? — недоумевал я.
— Что, не поймёшь, как это произошло? — подошёл ко мне Николай.
— Не пойму, — честно признался я.
— Если бы не они, — показал на моих чёрно-белых Кинямин, — нам обоим сегодня у костра была бы «крышка». Они на секунду опередили медведя и сорвали его бросок. Дали тебе возможность выстрелить да и мне тоже, хотя мои пули вряд ли что решили.
— Но откуда они взялись? — задал я вопрос Николаю.
— А ты вот у него спроси, — показал хант на тушу зверя. — Собаки ушли по его следу, — стал объяснять тактику медведя охотник. — Он этот демон, специально его им подсунул. И подсунул в конце светового дня. Чтобы атаковать нас у костра ночью.
— Без собак? — догадался я.
— Да, без собак. Он накрутил по тайге много километров и заставил собак себя догонять. Сам же, имея преимущество во времени, подошёл к нашему костру. Подобрался так, что мы и не слышали, против ветра, по всем правилам. Потому Дымок и нервничал, но обнаружить зверя не смог. Некоторое время медведь лежал и наблюдал за нами.
— Я почувствовал его взгляд — мороз по коже! — признался я.
— Я тоже, — кивнул головой Николай. — Но долго наблюдать за лагерем зверь тоже не мог. Он знал, что его скоро догонят твои собаки. Поэтому, выбрав удобный момент, он рискнул. Дымку зверюга в счёт не брала. Это не зверовая лайка. Но твои волки оказались проворнее, чем он думал. Они вцепились в него чуть раньше, теперь ты всё понял?
— Догадался, — сказал я. — Вот это бес! — посмотрел я на лежащего зверя. — Медведь с сознанием человека! Такому и огонь не страшен.
Я успокоился только тогда, когда лапы медведя одеревенели и стали холодными. Всё казалось, что он вот-вот вскочит и снова кинется.
— У тебя как в штанах, всё ладно? — посмотрел я на задумчивого ханта.
— А при чём тут штаны? — не понял он меня.
— Да я вот сходил за кусты и свои поменял, и ты можешь последовать моему примеру. Не переживай, в юртах я ничего никому не скажу.
— Ха-ха-ха! — закатился от смеха Коля. — А я-то думал, что ты о чём-то серьёзном. Честно говоря, я испугался, и здорово. Особенно, когда зверь через костёр на тебя прыгнул. Думаю, ты перезарядить ружьё не успел. А за себя испугаться? Что-то не испугался!
— Всё-таки вы взяли над ним верх! — обнял я своих собак. — Сначала он вас чуть не укокошил, а теперь все вместе мы его отправили на тот свет. Чудо произошло. И если б не вы, лежать бы нам с Николаем у костра, вместо него, — показал я на зверя.
— Что же нам с ним делать? — собирая раскиданные угли, спросил я ханта.
— Утром, однако, обдирать и грузить мясо на твой «Буран». Это не шатун, поэтому в юртах соберём медвежий праздник.
— По-мансийски он зовётся «Тулыглап», — припомнил я книгу Ювана Шесталова «Югорская колыбель».
— Совсем не так, — улыбнулся Николай. — У манси он называется «Пупихйинь», а у нас «Вэй-ях».
— Но насколько мне известно, русских на шаманские ритуальные праздники не приглашают, значит, мне не светит.
— С чего это? — удивился молодой хант. — Не приглашают христиан и коммунистов, а ты что в партии состоишь?
— Даже комсомольцем никогда не был.
— Ну так вот! И потом, ты, как и мы, чтишь духов. Тебя избрал своим другом сам Юган-Ики. Не будь с тобой его силы, ты бы этого даже не ранил, — показал Николай на медведя. — Ханты обоих Юганов считают тебя своим — последним из железных людей. Поэтому выкинь из головы, что тебе не место на медвежьем игрище. Без тебя оно просто не состоится.
— Выходит, что железные «аус-ях» и древние ханты были хорошими друзьями? — спросил я Николая.
— Все наши легенды говорят об этом. Многие хантейские роды произошли от верховских богатырей.
— Ну тогда давай укладываться. Надеюсь, второй пупи к нам ночью не пожалует, — предложил я охотнику.
После перенесённого стресса смертельно хотелось спать. Сильно болело ушибленное плечо, и чувствовалась боль в рёбрах. Поэтому, едва коснувшись постеленного на лапник спальника, я погрузился в глубокий сон.
Утром мы разглядели убитого зверя: тёмно-бурый гигантский медведь с седой грудью и огромной головой казался всё ещё живым.
— Шкуру снимать будем для праздника вместе с головой, — сказал Николай. — А мясо разрубим на куски и уложим на твою нарту.
— А то, что это оборотень, ничего? — посмотрел я на молодого ханта.
— Дух его покинул. Теперь он просто медведь. Несчастный, глупый, который подчинился злой воле духа тёмного. Чтобы душа его в нашем мире не страдала, надо её отпустить и попросить у неё прощения. Всё это мы и должны сделать на игрище.
Николай был прав, убитый нами медведь не был шатуном. Под шкурой у зверя оказалось столько жира, что ему могла позавидовать любая раскормленная свинья.
— Смотри-ка, он что облупленное яйцо — весь белый! — не переставал удивляться я.
— И толщина жира на спине в четверть! А ведь до того как поднялся из берлоги, он был ещё жирнее, — рассматривая освежеванного зверя, рассуждал хант.
Кое-как втиснув добытого медведя в нарту снегохода, мы во второй половине дня отправились к тому месту, где на карте фельдшера был изображён холм с идолами. В ручной маленькой нарте у нас лежала палатка, печь и немного продуктов. Свой поисковый лагерь мы разбили на яру в высокоствольном сосняке. Где-то здесь, совсем рядом, должен находиться курган. И завтра нам предстояло его отыскать. В эту ночь мы спали уже в палатке. От горящей печи было тепло и уютно.
«Что же нас ждёт? — думал я, засыпая. — Если действительно завтра мы найдём курган и на нём окаменевших от времени не угорских, а совсем иных идолов, то что с ними делать? Уничтожить их, как говорил старик-фельдшер, значит, уподобиться Герострату. А не уничтожить, получается — заставить души людей страдать и дальше. Какой же выход?»
