Людмила Шапошникова - Веления Космоса
«Произошло ниспадение человека, ― пишет Н. Бердяев, ― в природные недра, сковывание природными стихиями, в которых дух человеческий был заколдован и из которых он своими собственными силами никак не мог подняться, не мог расколдовать того страшного колдовства, которое повергло его в среду природной необходимости» [77].
Где-то там в пространстве энергетического процесса, несущего двойственность в своей сути, возникает та единственная точка, где эта двойственность реализуется, где сливается земное и небесное, пересекаются заповедные границы, где соединяется материя иной действительности с земной. Вот в этой точке эволюционного синтеза и возникает то пространство первотворения мира и человека, которое запечатлевает мифология. И появляется, на грани небесного и земного, в том «двуедином месте», первая страница истории земного человечества, но в своей изначальности более похожая на небесную, нежели на земную.
Сотворение мифа на основе информации «иной действительности», того первоисточника, присутствие которого всегда ощущается, есть важнейший духовно-культурный процесс, с которого и начинается эволюция земного человека и осознание им своей безусловной причастности к Космосу. «Это первая страница повести о земной человеческой судьбе после его небесной судьбы, после пролога, свершившегося в небесной истории» [78].
Однако неведомый нам пока энергетический процесс вхождения духа в материю невероятно сложен и может менять качество несомой этим духом информации «иной действительности», искажать ее или и вовсе утрачивать ― «забывший все, что было ранее». И только постижение закономерностей этого процесса может дать нам возможность установить эти изменения и отклонения и проникнуть в глубину энергетики самого мифотворчества. Восприятие мифа как явления иных миров сохранилось у некоторых народов, чья архаическая культура в какой-то степени оставалась долгое время нетронутой внешним влиянием. Например, австралийцы называют мифическую эпоху первотворения «временем сновидений», что совершенно определенно указывает на связь этого времени с «иной действительностью», возникающей перед нами в снах. Таков энергетический путь нашей с ней связи. Чукчи рассматривают миф как «весть эпох начала творения» [79]. Что тоже является в какой-то мере осознанием причастности к мифу «иной действительности».
В силу двойственного характера того энергетического пространства, где совершается мифотворчество, миф, в свою очередь, так же обретает черты двойственности. Принадлежа как бы и небу, и земле, миф закрывает последнюю страницу истории небесной человеческого духа и открывает первую страницу земной человеческой истории.
«В самой глубочайшей глубине времени, ― пишет Н.Бердяев, ― в той глубине, в которой совершается первичная судьба человека, первичное его нисхождение к грани, резко отделяющей время нашей действительности от вечности, в этой глубине первоначальной стадии нашего исторического времени воспринимаются моменты, еще причастные к вечности, и лишь в дальнейшем, уже в другом времени, происходит затвердение, замыкание нашего мирового эона, который начинает противополагаться вечности. То, что мы называем небесной вечностью, удаляется в трансцендентную даль, которая из этого мира оказывается изъятой. Но в первоначальных религиозных мифах, в преданиях человечества все эти грани между вечностью и временем еще не резко проведены, и это и есть одна из величайших тайн, затрудняющих постижение древней религиозной жизни» [80].
Мифология в сознании человека еще долго была тесно сплетена с историческим процессом, а потом еще многие века оказывала на осмысление последнего свое влияние, покидая поля истории медленно и неохотно. Процесс этого ухода имел свои ступени, на каждой из которых терялась определенная часть «небесного» содержания, и образовавшееся пространство заполнялось земной реальностью. Это небесное и земное не имело четко выраженной границы, и поэтому обе реальности как бы смешивались в сознании человечества; смешение порождало мир причудливый и иногда мало узнаваемый, время и пространство которого было трудно определить. Архаическая, а потом классическая мифология постепенно переходила в исторические предания, некую переходную форму, еще тесно связанную с самим мифом, но в недрах которой уже рождалась земная историческая реальность.«…Все происходит как будто на этой нашей земной планете, в этом нашем времени, в этой нашей мировой действительности, и вместе с тем происходит в другом времени, другом мире, до возникновения нашего мирового эона» [81]. Это относится и к библейским преданиям, к эпическим сказаниям, таким, как «Махабхарата», «Рамаяна», «Илиада», «Одиссея», «Сказание о Гесэр-хане» и др. Историческое предание, как и сама мифология, предшествовало как обязательная часть ранним историческим хроникам и представляло собой ценнейший и редчайший источник, тесно связанный с культурно-духовной эволюцией человечества.
Понадобилось немало времени и веков, чтобы сознание человека полностью смогло оторваться от мифологического истока и перейти к той истории, процесс которой стал осмысливаться уже с других позиций. При переходе от космологической традиции к исторической, от мифа к истории, «время» и «пространство» (и соответствующие им персонифицированные и деифицированные объекты типа Кроноса, Геи, Урана и т. п.) из участников мифа, космологической драмы превратились в рамки, внутри которых развертывается исторический процесс [82]. Отрыв истории от мифологии в сознании человека был сложным и противоречивым, как и любое земное явление. На этом пути мы чуть было не потеряли мифологию как эволюционно-историческую категорию. Наука долгое время отрицала ее значимость, в результате чего при исследовании исторического процесса была утрачена та основополагающая связь с «иной действительностью», которая только и могла объяснить смысл изначального периода истории. Поэтому долгое время историки не владели, да и сейчас еще не владеют, информацией свыше, которая обозначила путь вхождения искры духа в материю. Согласно мысли немецкого философа Шеллинга, миф есть изначальная история человечества. Эта изначальная история определила все особенности земного исторического процесса, его природные и космические связи.
5
ГИБЕЛЬ БОГОВ
«И умерли боги там, в Теотиуакане».
Х.Л.Портильо. Кецалькоатль, М., 1982. С. 29.Энергетический процесс взаимодействия духа и материи был крайне сложным и трудным и в космической эволюции, и в истории человечества, ибо сам человек, как мы знаем, был двойственен и нес в себе и дух и материю, и небо и землю. В мифологии эта двойственность, имевшая важнейшую философскую нагрузку, изображалась птицей и змеей. Птица-дух, змея-земля. Гаруда и Наг ― в индийской мифологии, Пернатый змей или Кецалькоатль в мексиканской и т. д. Неразрывно связанные между собой, они как бы все время сталкиваются, отвоевывая друг у друга энергетическое пространство.
Взаимодействие птицы и змеи, или духа и материи, в различных культурах понималось по-разному. С этой точки зрения, представляет большой интерес философское осмысление мифологического образа Кецалькоатля.… дух должен не уничтожать материю, но так повлиять на нее, чтобы она могла эволюционировать и добиваться трансцендентности, то есть выйти за свои собственные пределы. Вот почему так важна эта сфера сочетания противоположностей, которую символизирует соединение птицы кецаля со змеей. Следуя земному стремлению к возвышению, все более укрепляя в человеке сознание, можно посредством созидательного труда одухотворить материальный мир [83].
В течение многих веков на планете формировался сложный и своеобразный культ нага или змеи, уходивший своими корнями к изначальному мифологическому образу. Этот культ имел немало аспектов, но нас будет интересовать только поклонение мудрым и всемогущим нагам, смысл которого тесно связан с понятием культурного героя. Того мифологического героя, который приносит людям знания, обучает их многим полезным вещам, подсказывает им, как обустроить социальную и духовную жизнь.
Во время моего гималайского путешествия мне удалось попасть в район, расположенный у подножья Великого гималайского хребта, где сохранился культ нагов, в очень незначительной степени задетый более поздней индуистской религией. В небольшом горном селении Бхадрава, в его окрестностях, на горных трактах стояли храмы и святилища, на алтарях возвышались изображения нагов. Это были божества, мудрецы и герои, над головами которых поднимались змеиные капюшоны. Местные легенды повествовали о том, что наги жили в подземных убежищах, куда простому смертному было трудно проникнуть. Об этом же рассказывали и легенды Кашмира, хотя ислам за несколько веков и размыл, а в некоторых случаях исказил содержание изначальных легенд и мифов.
