Николя де Виллар - Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках
— Верно то, — отвечал я, — что мне следовало либо вовсе не касаться данного вопроса, либо высказаться более развернуто, чем я это сделал.
— А вот Афанасий и Иероним не болтали лишнего, а говорили только о том, что достоверно знали, и если бы узнали больше, что доступно лишь членам нашего братства, то не осмелились бы разглашать тайны божественной Премудрости.
— Но почему же этот сильф не предложил святому Антонию то, что вы предлагаете мне сегодня?
— Вы имеете в виду брачный союз? — рассмеялся мой собеседник. — Да мыслимое ли это дело для престарелого отшельника?
— Ясно как день, — продолжал я, — что он не принял бы такого предложения.
— Целиком с вами согласен, — молвил граф, — жениться в таком возрасте, да еще просить у Бога детей, — значит попросту искушать Его.
— А разве на сильфидах женятся еще и затем, чтобы иметь от них детей?
— Почему бы и нет? — ответил граф. — Да и позволительно ли вступать в брак, преследуя какие-то иные цели?
— А я-то думал, что такого рода брачные союзы заключаются лишь для того, чтобы даровать сильфидам бессмертие.
— Ах, вы ошибаетесь: хотя милосердие Философов преследует именно такую цель, но природе угодно, чтобы подобные браки не оставались бесплодными. Вы сами увидите в воздушных пространствах — стоит лишь вам пожелать — эти философические семейства. Как счастлив был бы мир, если бы в нем жили только такие супруги и дети, если бы не обитали в нем чада греха!
— Кого же вы именуете этими чадами, сударь? — спросил я.
— Это, сын мой, все дети, рождающиеся обычным путем; дети, зачатые вожделением плоти, а не волей Господа; дети гнева и проклятья — одним словом, дети мужчины и женщины. Вы готовы прервать меня, и я заранее знаю, что вертится у вас на языке. Да, сын мой, знайте, что воля Господа никогда не предусматривала, чтобы мужчина и женщина производили потомство таким образом, как они это делают. Замысел мудрейшего Создателя был куда более благородным; Он хотел населить мир совсем иначе, нежели сей мир населен теперь. Если бы несчастный Адам не преступил Господних велений и не касался бы Евы, довольствуясь плодами из сада наслаждений, сиречь всеми прелестями нимф и сильфид, мир не оказался бы переполнен гнусной породой людей, которые в сравнении с детьми Философов кажутся сущими чудовищами.
— Как, сударь, — удивился я, — на ваш взгляд, грех Адама состоял не в том, что он вкусил райское яблочко?
— Именно так, сударь, — подтвердил граф, — но неужели вы принадлежите к числу тех, кто по скудомыслию своему принимает историю с яблоком за чистую монету?
Знайте, что Священное Писание пользуется такими невинными метафорами, дабы отвратить нас от малопристойных мыслей о поступке, повлекшем за собой все бедствия рода человеческого. Когда, к примеру, Соломон говорит, что ему хотелось бы взобраться на пальму и отведать ее плоды, он имеет в виду отнюдь не заурядные финики. В том языке, на коем ангелы поют хвалу Создателю, нет слов для тех предметов, которые фигурально именуются «яблоками» или «финиками». Но мудрец без труда понимает глубинный смысл сих целомудренных иносказаний. Когда он видит, что Господь не покарал уста Евы, но обрек ее в муках рождать детей своих, то ему становится ясно: уста ее безгрешны, чего нельзя сказать о других частях тела, поспешно прикрытых первыми грешниками; Господь вовсе не хотел, чтобы люди плодились и размножались столь омерзительным путем. О Адам! Ты должен был породить либо людей, похожих на тебя самого, либо героев или исполинов!
— Хе-хе-хе, — прервал я графа, — а каким же образом ему удалось бы стать родоначальником этих баснословных поколений?
— Он должен был исполнять повеления Господа и не прикасаться ни к кому, кроме нимф, гномид и саламандр. Вот тогда ему и посчастливилось бы породить племена героев, тогда-то вселенная и преисполнилась бы силы и мудрости, воплощенной в этих необычных людях. Господь возжелал сгладить разницу между миром невинности и тем греховным миром, в коем мы обитаем, позволяя время от времени появляться на свет потомству, порожденному отсветом Его собственной силы.
— Стало быть, сударь, дети стихийных духов все-таки изредка рождаются среди нас? И ученый из Сорбонны, цитировавший мне святого Августина, святого Иеронима и Григория Назианзина, крепко ошибался, полагая, что никакого потомства от этих духовных браков не может быть ни у женщин, ни у мужчин, связавшихся с особого рода демоницами, которых он называл ифальтами.
— Лактанций рассуждал куда более здраво, а обстоятельнейший Фома Аквинский убедительно доказал, что подобные браки могут приносить плоды, причем рожденные в таких союзах дети отличаются невиданной щедростью и геройством. Прочтите, когда вам будет угодно, о подвигах этих могучих и славных мужей, коих Моисей именует сынами силы; о них говорится и в двадцать третьей главе книги Иисуса Навина, где повествуется о войнах, которые он вел. И заодно представьте себе, каким был бы наш мир, если бы все его обитатели походили, к примеру, на Зороастра.
— На того самого Зороастра, который считается основателем некромантии?
— Да, — подтвердил граф, — именно на него и возвели невежды столь чудовищный поклеп. На самом же деле он имел честь быть сыном саламандра Оромазиса и Весты, супруги Ноя. Он прожил двенадцать веков, прослыв мудрейшим из земных владык, а затем Оромазис восхитил его в области саламандр.
— Я не сомневаюсь, что Зороастр вместе с саламандром Оромазисом томится в сфере огня, но вот как быть с оскорблением, которое вы нанесли Ною?
— Оскорбление не столь уж сильное, как вам кажется, — продолжал граф, — ведь все эти патриархи считали за великую честь быть мнимыми отцами детей, коих Господь соблаговолил подарить их женам, но этот вопрос вам еще не по зубам. Однако вернемся к Оромазису, которого полюбила Веста, супруга Ноя. После смерти она стала покровительницей Рима, и священный огонь по наставлениям Весты с таким усердием поддерживаемый девами-весталками, был зажжен в честь ее любовника — саламандра. Кроме Зороастра от их союза родилась дочь редкостной красоты и мудрости; то была божественная Эгерия, от которой царь Нума Помпилий получил все свои законы. Влюбившись в Нуму, она велела ему выстроить храм, посвященный ее матери Весте, где пылал бы неугасимый огонь на алтаре Оромазиса. Вот в чем состоит суть баснословных историй, рассказанных об этой нимфе историками и поэтами. Гийом Постель, наименее невежественный из тех, кто изучал каббалу по обычным книгам, знал, что Веста была супругой Ноя, но не догадывался, что Эгерия приходилась ей дочерью; не вникнув в тайные писания по древней каббале, за одно из которых Пико делла Мирандола выложил весьма кругленькую сумму, Постель перепутал все на свете и отвел Эгерии роль всего лишь доброго гения супруги Ноя. Мы же знаем из наших книг, что Эгерия была зачата во время потопа, когда Ноев ковчег носился по мстительным волнам, затопившим весь мир. Лишь малая горсточка женщин нашла убежище на этом каббалистическом ковчеге, построенном вторым отцом человечества; сей великий муж не мог без слез вынести зрелище чудовищного наказания, которому Господь подверг людей за грехи, порожденные любовью Адама к Еве. Адам погубил свое потомство, предпочтя Еву дочерям природных стихий, а Ева отказала в своей благосклонности саламандрам и сильфам, которые могли надеяться на ее любовь. Что же касается Ноя, то он, наученный горьким опытом Адама, не стал противиться тому, чтобы его жена Веста отдалась саламандру Оромазису, владыке огненных субстанций, и убедил троих своих сыновей уступить жен повелителям других элементов. Это и послужило причиной того, что в малый промежуток времени земля была заселена племенем героических людей, столь мудрых, столь прекрасных и удивительных, что их потомство, поражаясь добродетелям своих отцов, обожествило их. Один из сыновей Ноя, не внявший совету отца, не сумел устоять против прелестей своей жены, подобно тому как это не удалось Адаму; грех Адама помрачил души его детей. Этим, как утверждают наши каббалисты, объясняется также черный цвет кожи эфиопов и прочих народов, принужденных жить в жарком климате в наказание за языческий пыл их праотца.
— Ваши мнения, сударь, довольно своеобразны, — заметил я, чуть ли не восхищаясь бреднями моего собеседника, — а ваша каббала бесспорно является волшебным инструментом для прояснения тайн древности.
— Вы правы, — серьезным тоном отвечал мне граф, — воистину волшебный инструмент. Не будь его, Священное Писание, история, баснословие и природа оставались бы темными и непостижимыми уму. Вы полагаете, например, что оскорбление, которое Хам нанес своему отцу, было именно таким, как следует из буквального прочтения Библии; на самом же деле это вовсе не так! Выйдя из ковчега и увидев, что его Веста страшно похорошела благодаря своей связи с Оромазисом, Ной снова воспылал любовью к жене. И вот тут-то Хам, опасаясь, как бы родитель не заполнил землю чернокожим, смахивающим нa эфиопов потомством, улучив удобный миг, безжалостно оскопил отца. Вы смеетесь?
