Артуро Перес-Реверте - Добрые люди
– К вам уже приходили покупатели с предложениями?
– Да, кое с кем мы уже ведем переговоры, – кивает сын. – Но вы же сами понимаете. Перекупщики книг – это, как правило, вороны, которые ничем не брезгуют: делают вид, что дорогие книги ничего не стоят, приговаривают «это ерунда, и мне будет сложно ее продать» и норовят все, что возможно, скупить за безделицу. Скажите, мсье, в Испании дела обстоят так же?
– Абсолютно.
– В любом случае, мама хотела бы продать все это оптом. Только дружба моего покойного отца с мсье Дансени и письмо, которое мы от него получили, позволяют нам сделать для вас исключение… Если мы придем к взаимному согласию, «Энциклопедия» ваша.
– Хотите взглянуть на нее? – спрашивает вдова.
– Разумеется.
Они ставят чашки на столик, проходят по коридору, уставленному по обе стены стеллажами, и оказываются в соседней комнате, представляющей собой просторный кабинет, стены которого также заставлены книжными шкафами, окно же выходит на Пляс-Рояль, где по-прежнему идет дождь.
– Как я уже говорил, здесь много трудов по ботанике. – Сын отдернул занавеску, чтобы стало светлее. – И по истории: взгляните на эту «Histoire militaire de Louis le Grand»[88] в семи томах. Великолепное издание… Вся ботаника стоит в этом ряду. Взгляните: труд Плюмье о растениях Америки и первый том «Voyages dans les Alpes»[89] Cоссюра, который мой отец очень ценил.
Дон Эрмохенес и дон Педро внимательно, том за томом, осматривают библиотеку. Плечо адмирала перевязано бинтом после вчерашнего ранения, он едва заметно морщится от боли, когда сын вдовы Эно вкладывает ему в руки увесистый том Линнея.
– Вы в порядке, мсье?
– Да, не беспокойтесь… Небольшой приступ ревматизма.
– Это понятно. – Сын возвращает книгу на полку. – Все из-за дождя. Влажность просто ужасная.
Он указывает на дальний угол библиотеки, и дон Педро останавливается, не веря своим глазам. Там, в сером свинцовом свете, проникающем с улицы, видны позолоченные корешки двадцати восьми томов гран-фолио, переплетенных в светло-коричневую кожу: «Энциклопедия», гласит надпись на красных и зеленых библиотечных карточках.
– А полистать можно? – спрашивает дон Эрмохенес.
– Конечно.
С благоговейным трепетом, словно священник, готовящийся принять чашу со Святым Причастием, библиотекарь надевает очки, достает с полки первый том, кладет его на стоящий рядом стол и осторожно открывает. Discours préliminaire des éditeurs[90], – вдохновенно читает он. – L’Encyclopédie que nous présentons au Public, est, comme son titre l’annonce, l’ouvrage d’une société de gens de lettres [91].
– Переплет, как видите, безупречен, – замечает сын мадам Эно. – Что касается сохранности, она тоже отличная.
– Мой покойный супруг собственноручно натирал их воском, – добавляет вдова. – Он посвящал этому занятию много часов.
– Есть даже последние тома с гравюрами, – говорит сын. – Полное собрание. Мой отец подписался на нее с самого начала, когда выходили первые книги. И часто их читал… Нам известно, что сейчас найти это издание крайне сложно.
– Да, непросто, – осторожно соглашается дон Эрмохенес.
От дона Педро не ускользнул быстрый взгляд, которым обмениваются мать и сын.
– Нам следует обсудить цену, – замечает последний.
– Разумеется, – соглашается дон Эрмохенес. – За этим мы и пришли. Надеемся, она будет в разумных пределах.
– Что вы имеете в виду? – подозрительно спрашивает адвокат.
– Наши средства, – поясняет дон Педро. – Они достойны, но не бесконечны.
Адвокат задумчиво улыбается, возвращая том на место. Пора, говорит его жест, поговорить о делах серьезно.
– Итак… Начальная подписка, которую оформил отец, стоила двести восемьдесят ливров, там на столе лежат все чеки, однако конечная цена на тома с гравюрами поднялась до девятисот восьмидесяти… Поскольку это первое издание, его рыночная стоимость, вероятно, очень возросла. Сейчас мы ее оцениваем приблизительно в восемьдесят луидоров.
Дон Эрмохенес растерянно моргает, как всякий раз, когда речь заходит о числах.
– Сколько же это в ливрах?
– Почти тысяча девятьсот, – быстро прикидывает дон Педро. – А если точнее, тысяча восемьсот шестьдесят четыре.
– Верно, – соглашается адвокат, удивленный быстротой, с которой адмирал произвел подсчеты.
– Продавцы книг, – говорит дон Эрмохенес, – говорили нам приблизительно о тысяче четырехстах.
Адвокат смотрит на мать и пожимает плечами.
– Как вы изволите убедиться, все двадцать восемь томов находятся в отличном состоянии. Думаю, наша цена окончательная.
– Разумеется, – отзывается дон Эрмохенес. – И все же, принимая во внимание…
– Мы можем заплатить тысячу пятьсот ливров, – перебивает его адмирал.
Библиотекарь смотрит на дона Педро, тот – на адвоката, а последний – на свою матушку.
– Мало, – говорит она.
– Да, пожалуй, – кивает сын. – Но, возможно, мы могли бы сойтись на тысяче семистах.
– Вероятно, я плохо объяснил, – равнодушно говорит дон Педро. – Дело в том, что сумма, которой мы в данный момент располагаем, равняется тысяче пятистам ливрам. И ни единого сольдо за пределами этой суммы. Мы готовы заплатить золотом и с платежным векселем на имя банка Ванден-Ивер. Это весь наш капитал.
Мать и сын вновь переглядываются.
– Позволите нам на несколько минут отлучиться?
Он выходят из кабинета, оставив академиков наедине друг с другом. Адмирал и библиотекарь с любопытством рассматривают книги, касаются одних, листают другие. Дона Педро привлекают «Путешествия» Кука в восемнадцати томах. Но в конце концов, словно притянутые магнитом, они вновь оказываются возле «Энциклопедии».
– Думаете, они согласятся на наши условия? – шепчет дон Эрмохенес.
– Понятия не имею.
Библиотекарь достает коробочку с нюхательным табаком, берет щепотку, чихает и сморкается в платок. Он нервничает.
– Но ведь это единственное полное собрание, которое мы нашли, – продолжает он, понижая голос.
– Я знаю, – отвечает адмирал таким же тоном. – Однако мы ограничены в средствах.
– Неужели ничего нельзя сделать? А если поторговаться?
Дон Педро смотрит на библиотекаря. Взгляд его очень серьезен.
– Мы не на базаре, дон Эрмес. Мы – академики Испанской королевской академии! Кроме того, платим за жилье и еду, за возницу с берлинкой. А это уже черт знает сколько.
– Вы правы. – Библиотекарь с нежностью поглаживает корешок первого тома «Энциклопедии». – Но каково будет ее лишиться?
– Не будем забегать вперед.
Адвокат возвращается один. Словам его предшествует снисходительная улыбка:
– Принимая во внимание, что книги предназначаются для важнейшей испанской институции, моя мать согласна на тысячу пятьсот ливров… Как мы узаконим сделку?
Дон Эрмохенес испускает вздох облегчения, получив за это укоризненный взгляд дона Педро.
– Мы готовы в ближайшее же время выплатить вам всю сумму и забрать книги, – сдержанно заявляет он.
– Вероятно, вам понадобится чек.
– Да, непременно.
Адвокат выглядит довольным. Тем не менее после секундного раздумья он поднимает палец:
– Вы готовы оставить залог?
Дон Эрмохенес открывает рот, однако адмирал успевает первым:
– Разумеется, нет, мсье.
Адвокат неуверенно делает шаг назад. Ситуация перестает ему нравиться.
– Вот как… Но ведь обычно…
Однако взгляд дона Педро превратил бы в лед даже дождь, который поливает за окном с прежней силой.
– Я не знаю, что делают обычно, мсье, потому что покупка и продажа книг никогда не были моим занятием. А торговаться я и вовсе не умею. Однако я готов дать вам слово.
На губах адвоката появляется извиняющаяся улыбка.
– Конечно, конечно… Я с вами согласен. Жду вас у себя в кабинете через два дня, если вас это устраивает, чтобы все завершить.
– Да, мы придем. Можете не сомневаться.
Три поклона и две улыбки: адвоката и дона Эрмохенеса. Когда дон Педро выходит за дверь, лицо его все так же непроницаемо.
– Я очень рад знакомству с вами, господа, – любезно говорит адвокат.
– Мы тоже очень рады, – отзывается адмирал. – Передайте матушке, что мы с ней прощаемся.
Уворачиваясь от потоков воды, падающих с крыш, Паскуаль Рапосо доходит до Гревской площади и останавливается на углу. Словно собираясь пересечь гласис под огнем неприятеля, он пережидает, собираясь с духом, нахлобучивает шляпу поглубже, поднимает воротник шинели, а затем бежит со всех ног, перескакивая через лужи, под сплошным ливнем до дверей кабака «Образ Богородицы».
– Ты мокрый как мышь, приятель, – говорит ему Мило вместо приветствия.
Рапосо ворчит, соглашаясь, и отряхивается, как вымокший пес. Затем швыряет шинель и шляпу на стул и садится к печке, вытягивая ноги, пока Мило подает ему стакан горчего вина.
– Новости есть?
– Так, кое-что.
Пахнет вином и сыростью, мокрыми опилками на деревянном полу, затхлым помещением с закрытым окнами. Бочки, бутылки, эстампы на военную тематику, приклеенные к стенам, длинная, засаленная стойка, потолок, закопченный печной сажей и дымом бесчисленных сальных свечей и подсвечников. В это время народу в заведении немного. Плотной комплекции служанка обслуживает швейцаров из ратуши, грузчиков и лодочников с ближайшей пристани, пока хозяйка за стойкой подсчитывает монеты и чистит ногти. В углу двое солдат в синей форме городских гвардейцев, окосевшие от вина, спят, развалившись на скамейке, а руку одного из них, бессильно свисающую чуть ли не до пола, облизывает кошка.
