Драган Мияилович - Девочка и ветер
– Нет, Ангелина. Все в порядке. Не бойся, – Ивана пыталась успокоить ребенка.
– Тебе было больно?
– Нет.
– Ты меня обманываешь. Дай честное слово.
– Честное слово! – Она почувствовала, что ответ звучит неубедительно. – Ложись здесь, я тотчас же вернусь.
– Мамочка, куда ты?
– Скажу, чтобы они ушли к себе домой.
Девочка быстро выпрыгнула из-под одеяла и побежала за Иваной, чувствуя под босыми ногами холодный сквозняк. Дверь за пришельцами с треском захлопнулась.
VII
Через два года после появления на свет Ангелины Мария Савич приехала в Швецию навестить дочь и увидеть внучку. Уже после двух недель пребывания в Гетеборге ей все было ясно, а яснее всего то, что она очень нужна и одной, и другой. Она должна спасти то, что еще можно спасти.
Золотоволосая девочка приворожила ее, они не расставались ни на минуту. Стоило ей сесть отдохнуть, малышка тотчас находила возможность занять место у нее на коленях. Она гладила ее нежными малюсенькими пальчиками и с любопытством задавала сотню вопросов:
– Бабушка, а ты – мамина мама?
– Да, радость моя, – отвечала та, разнежившись, качая внучку на коленях.
– А почему вы не живете вместе?
– Мы жили вместе, пока она была маленькая, а потом она выросла и улетела.
– Как это улетела? У нее нет крыльев.
– Так говорят. Выросла и ушла.
Наивными вопросами Ангелина разбудила в ней воспоминания о днях, когда Ивана была приблизительно ее возраста, когда она была милым, смышленым ребенком, сообразительности которого все удивлялись, как купила ей первый школьный портфель и, заплетя две косы с красными бантами, проводила в школу. Из дали лет перед ней возник силуэт дочери в синих джинсах и облегающем оранжевом пуловере без рукавов, под ним уже обрисовывалась формирующаяся грудь. Как она ликуя сообщает, что ее приняли в Первую белградскую гимназию, как сама она была встревожена в ту ночь, когда пропала Ивана, уехавшая в Швецию… За несколько секунд перед ее глазами промелькнул огромный кусок их жизни, все это напоминало ситуацию, когда отрезают огромный кусок торта и вместо того, чтобы выложить его на фарфоровую тарелку, как задумала хозяйка, он оказывается на полу, под ногами.
– Боже, где я ошиблась? – задавала она себе вопрос, обращаясь к Богу.
– Бабушка, пойдем играть на улицу. – Внучка тащила ее за руку, возвращая на солнечную сторону жизни.
С приездом матери Иване стало как будто легче, поэтому она все чаще выходила куда-нибудь с компанией и возвращалась из города поздно, после полуночи, заметно хмельная и пахнущая алкоголем.
– Ивана, что с тобой происходит? – спрашивала мать тихо и обеспокоенно.
– Ничего. Немного развлеклась с друзьями. Я же не баба, чтобы сидеть дома.
– Но ты и не девчонка. У тебя есть ребенок, ты несешь за него ответственность.
– Понимаешь, мама, я почти год никуда не выходила из дома. А мне всего двадцать три года!
– Я вышла замуж в девятнадцать.
– Только не говори мне, что ты никуда не ходила!
– Честное слово, никуда. Я растила тебя, готовила, убирала, стирала твоему отцу трусы и рубашки. А он бросил нас, как последний подонок!
– Значит, было слишком рано. Тебе сейчас надо бы выйти замуж. Давай тебе кого-нибудь подыщем здесь?
– Брось говорить глупости и иди спать!
И хотя никогда раньше Мария не задумывалась об этом, эта идея ей вдруг понравилась. Она могла бы быть рядом с дочерью и внучкой и заботиться о них.
Помимо всего прочего, на зарплату, которую получала в Белграде, она едва сводила концы с концами да и чувствовала себя там страшно одиноко.
Недалеко от квартиры дочери, в их дворе, но в другом доме жила их землячка Ева, которая еще в шестидесятые годы приехала сюда из Нови Сада[19], тогда это называлось «на временные работы», и свой житейский баркас поставила на якорь на окраине Гетеборга. Они познакомились здесь, во дворе, гуляя с внучками. Мария часто заглядывала к ней на кофе, а та регулярно наносила ответные визиты. Не зная шведского, у нее была возможность с кем-нибудь поговорить и подружиться. Так, под знаком строгой секретности она узнала много подробностей о безумной и несчастной жизни дочери, и это еще больше убедило ее в решимости остаться и жить тут, рядом с ней. Но как?
Впрочем, и Ева не сидела сложа руки и на одну из вечеринок позвала Свена Карлсона, своего приятеля, жившего по соседству. Свен уже четыре года был вдовцом и жил один. Его супруга четыре года назад внезапно умерла от инсульта, а он, уйдя в прошлом году на пенсию, всеми силами старался не впасть в тоску и бессмысленность будней, поэтому занимался всем подряд (в положительном смысле слова), чтобы заполнить время, которого у него было с лихвой.
Добровольно и бесплатно он заботился о домашних животных в ближайшем местном парке, куда приводили детей из детских садов и яслей посмотреть, как выглядят овцы, козы, пони, конь, курица или гусь. Этому делу Свен отдавался с таким удовольствием и любовью, что его питомцы, и пернатые, и мохнатые, сразу его узнавали, приветствуя дружным гоготаньем, кудахтаньем, блеянием и ржанием. После обеда он продавал лотерею «Бинго» перед ближайшим супермаркетом, что позволяло ему заработать кое-какую мелочь и увеличить домашний бюджет. Часто приносил старым и немощным соседям продукты из магазина, счастливый, что может быть полезным.
Добродушному и проворному старичку сразу понравилась Мария, которая была на двадцать лет моложе, и его не пришлось долго уговаривать жениться на ней. Рядом с крепкой, достойной и интересной женщиной, на голову выше него, Свен, выпятив грудь, шел походкой юноши, заметно преображенный, с каким-то блеском в глазах, чистый и выглаженный, демонстрируя довольной усмешкой, что нашел свое позднее счастье.
А какие пироги она умела печь! Пирог с вишней и торт «Реформа» были достойны отдельного рассказа! О гуляше и тушеной капусте со свиными ножками не стоит и говорить! Так, открыв друг в друге доброту, объединив рациональное с полезным, они соединили свои жизни в теплом семейном союзе.
VIII
Школьный звонок объявил о конце урока радостным неуверенным голосом. Из дверей всех классов, подобно бурному горному потоку, валом хлынули к выходу ученики, разнесся веселый детский гомон. До сих пор спящий школьный двор заполнился детскими голосами, запестрел разноцветными майками, пуловерами и юбочками, резвых кроссовок и туфелек, всех возможных брендов и видов. По плитке двора затопали сотни озорных ног, напугав стаю голубей, которые еще недавно спокойно прогуливались перед входом в школу, собирая и склевывая крошки, оставшиеся от прошлых детских завтраков. На металлических стрелках больших часов, прикрепленных на каменной школьной стене, отдыхал солнечный луч, а его золотой отсвет отражался в веселых детских глазах.
Ангелина играла с Кале Нильсоном, которого вся школа знала под прозвищем Кале Корв («Колбаска»), потому что его отец, Гунар, ежедневно вывозил на площадь Кортедали маленький киоск-прицеп, с которого продавал горячие сосиски и колбаски, чем обеспечивал существование своей семьи.
Дети всегда выбирают самого слабого или спокойного (впрочем, это нередко и у взрослых), чтобы продемонстрировать превосходящую силу и чувство юмора. Кале поначалу злился, а потом стал делать вид, что не замечает их приставаний. Он пришел к выводу, что такая реакция выгоднее всего и ироничные придирки быстро затухают, а его оставят в покое.
В глубине своей рано обиженной души Ангелина чувствовала несправедливость и всегда была на стороне Кале, именно с ним она общалась и играла с наибольшим удовольствием.
– Не поймаешь! Не поймаешь! – дразнил он ее с другой стороны сетки, пока она бегала за ним по кругу на волейбольном поле.
– Ангелина бегает за Колбаской. Наверное, забыла позавтракать! – подсмеивались мальчишки.
В тот момент, когда Ангелина уже была на расстоянии вытянутой руки от Кале, чтобы поймать его, услышала, как девочка из старшего класса, курносая и рыжеволосая Линда, достаточно громко сказала Ингрид Густавсон из 3-го Б класса:
– Ее мама – проститутка и наркоманка.
– Откуда тебе это известно?
– Все это знают.
Ангелина остановилась как вкопанная, чувствуя, что кровь приливает к вискам и пылают уши. Вся красная, она кинулась к Линде:
– Что ты сказала?
– Что слышала.
– Повтори, что ты сказала.
– Я сказала, что твоя мама – наркоманка и проститутка, – ответила Линда, воинственно выпятив грудь.
– Откуда ты знаешь?
– Я видела ее вчера вечером, когда мы с мамой возвращались из кинотеатра, она сидела с Адамом из Хьельба у нашего подъезда и в ложке они жгли белый порошок. Мама их прогнала и сказала, что вызовет полицию, если еще раз увидит их здесь.
– А почему ты сказала, что моя мама – шлюха?
– Потому что наркотики дорогие, а твоя мама нигде не работает, у нее нет денег, и только так она их может заработать.
