Дэвид Бейкер - Обольщение Евы Фольк
Время ужина пролетело незаметно. Ева старалась улыбаться, а Андреас был, как всегда, внимателен. После ужина она тихо сидела, слушая оживленный разговор мужа с Гансом о винограде, новых методиках дистилляции, ошибках Рота в обрезании лоз и т. п. Хотя Ева любила Бибера, когда он потянулся за своей фуражкой и встал, желая всего доброго, она с облегчением вздохнула. Ей хотелось провести остаток вечера, гуляя с Андреасом по берегу Мозеля.
Глава 31
«Мы должны и впредь добросовестно исполнять свой долг в послушании Божьей воле из любви к нашему народу и нашей стране. Наши солдаты будут продолжать сражаться и умирать за родину, но не за тех, кто своими омерзительными, направленными против нашей веры делами разбивает наши сердца и позорит доброе имя Германии перед Богом и людьми».
Клеменс фон Гален, епископ Римско-католической церкви— А люблю тебя, Ева.
Она крепко держала Андреаса за руку. Остановившись на берегу возле бурлящего водоворота, они сели на траву. Полноводный Мозель быстро нес свои воды к Рейну. Против течения усиленно гребло лапами утиное семейство.
— Я так счастлив! — сказал Андреас. — По-настоящему счастлив! Я сказал Биберу, что после войны хотел бы купить небольшой виноградник и построить новую винодельню. Что скажешь?
— Это было бы просто здорово, — тихо ответила Ева.
— Он вон там. — Андреас указал рукой в сторону холма, у подножия которого раскинулась деревня Виннинген. — Тот склон отсюда не видно. Бибер говорит, там очень хороший виноград. Владелец и его сын погибли этой зимой в России. Вдова хочет продать виноградник как можно скорее, но Бибер уговорил ее придержать участок для меня. Он даже предложил ей бесплатно присматривать за виноградом, если она согласится.
Ева взяла Андреаса за руку. Ее совершенно не интересовал ни виноград, ни виноделие. Все, что для нее было важно, — это Андреас. Ева видела, как оживали его глаза, когда он говорил о винограде, и ради этого она согласна была слушать его бесконечно.
— Да, это действительно замечательно. А если ты купишь тот виноградник, мы переедем в Виннинген или останемся в Вайнхаузене?
— Останемся здесь. Оффенбахер говорит, что у него ее для меня хороший грузовик. Продаст по дешевке.
Ева кивнула. «Ах, Андреас, нас ожидает долгая, счастливая жизнь. Мы можем растить виноград, радоваться детям и внукам. Неужели ты променяешь это на воинскую честь?»
Позже, ночью, Ева лежала на своей кровати, глядя в потолок. Андреас уже спал. «Как он узнает? — размышляла Ева. — Кребель ему не скажет. Я тоже не скажу». С такими мыслями она погрузилась в сон.
Проснувшись в 6:30 утра, Ева отправилась готовить завтрак. Было 6 июня 1944 года.
Они ели в тишине. Завтрак состоял из вареного яйца и тонкого бутерброда с ветчиной. Ева не сводила глаз с мужа, наслаждаясь каждым его движением, каждой улыбкой. Встав после завтрака из-за стола, она пошла переодеваться. В ее душе бурлили противоречивые чувства. Ева ненавидела свои тайны. Приведя себя в порядок и расчесавшись, она спустилась вниз.
Часы пробили семь утра. Из кухни Ева слышала, как Андреас настраивает радио. Вдруг, он включил приемник на полную громкость. Ева удивленно выглянула в гостиную.
— Вторжение в Нормандию! — воскликнул Андреас. Ева, выронив из рук тарелку, бросилась к мужу. — Оно началось ночью с парашютного десанта. Сейчас союзники высаживаются на берег с кораблей. Если мы позволим им закрепиться, то противостоять уже не сможем. — Андреас посмотрел на Еву. — Мы сейчас к этому не готовы. Роммель находится в Ульме со своей семьей.
Ева почувствовала слабость в ногах. Андреас взял ее за руку.
— Но мы не пропустим их, Ева. Я уверен!
Ева, вытерев глаза, молча кивнула. Взяв в ладони лицо Андреаса, она с любовью посмотрела ему в глаза. В них уже горел огонь сражений. В Андреасе пробудился солдат, и родина нуждалась в нем больше, чем Ева.
Прикусив губу, она смирилась с неизбежным. Отпуск Андреаса еще не закончился, но Ева знала его сердце. В нем жил господин по имени «Дож».
— Ева.
— Ты нужен сейчас своим солдатам, — тихо сказала она.
Ева не могла лишить Андреаса его воинской чести. Она решила, что скажет Кребелю, чтобы он порвал фальшивое заключение. В глазах Андреаса заблестели слезы. Он крепко обнял Еву.
— Если бы у меня был выбор…
— Я понимаю, — ответила Ева, прильнув к мужу. Перед ее глазами проплывали траурные ленты, плачущие вдовы и похороны с пустыми гробами. — Просто пообещай, что вернешься.
— Да, я вернусь, — сказал Андреас, нежно гладя Еву по волосам. — Ты — моя жизнь. — Он с вялой улыбкой посмотрел в лицо Евы. — А ты пообещай, что будешь осторожна — Лицо Андреаса вдруг стало суровым. — Я не знаю, что будет дальше, но американцы и британцы постараются дойти до Рейна, а с востока движутся русские. — Андреас опять крепко обнял Еву. — Послушай. Отныне ты должна держаться подальше от Кобленца. Обещаешь?
Ева кивнула. Выпустив ее из объятий, Андреас начал мерить комнату шагами.
— Они наверняка будут бомбить Кобленц и железные дороги. Старайся избегать поездов. Наверное, тебе лучше всего было бы пожить у Линди. Их ферма — далеко от железной дороги. Но, с другой стороны, она изолирована от мира, что тоже может быть минусом.
— Я поняла.
— Хорошо. — Андреас перешел на шепот. — А теперь слушай меня внимательно. У твоего отца есть нелегальный радиоприемник.
— У папы?
— Да Он говорит, что Би-би-си, скорее всего, лжет не меньше Геббельса, но правда находится как раз где-то посередине.
— Но это же опасно…
— В любом случае, он сможет предупредить тебя о приближении американцев или британцев.
Картина вражеских солдат, марширующих по улицам Вайнхаузена, всегда казалась Еве всего лишь дикой фантазией, но теперь это могло стать реальностью. По ее спине пробежал холодок.
Андреас, быстро поднявшись в спальню, вскоре вернулся со своим пистолетом.
— Я оставлю его тебе, и четыре магазина по восемь патронов в каждом. Вас же обучали на стрельбище? — Ева кивнула. Ее бросило в дрожь. — Хорошо. Я слышал разговоры о вооружении женщин для гражданской обороны, но, думаю, это затронет только тех, кто состоит в партии. Если вдруг пистолет найдут гестаповцы, скажи им, что я забыл его в спешке. Поняла?
Ева кивнула. Андреас посмотрел на часы над камином, а затем перевел взгляд на свою любимую репродукцию на стене.
— Думаю, солнце садится, Ева. Однако новый день все равно настанет1 Обязательно настанет. — Взгляд Андреаса, пробежав по комнате, остановился на висящем на стене портрете Гитлера. — И еще помни: с тех пор, как он предал моих товарищей под Сталинградом, я за него больше не сражаюсь. Как солдат, я должен подчиняться присяге, но мы теперь проливаем кровь не за него, а друг за друга и за родину. Пусть портрет пока висит на стене, чтобы не злить Гестапо, но когда приблизятся американцы, сожги его.
— Хорошо, я поняла. — Ева обвила Андреаса руками. — Исполняй свой долг, но, прошу тебя, вернись домой. Я прошу тебя…
* * *К вечеру 6 июня на пропитанные кровью берега Нормандии высадилось 155.000 солдат армий-союзников, а уже 9 июня лейтенант Андреас Бауэр прибыл в штаб своего батальона, чтобы принять командование сильно обескровленной ротой из состава 7-й армии генерала Доллмана. Его рука все еще ныла, однако была вполне дееспособна. Быстро ознакомившись с боевыми задачами своей роты, Андреас отправился на оборонительный рубеж на берегу реки Вир. К середине месяца после упорных боев они были оттиснуты к основанию полуострова Котантен, а войска союзников заняли обширный береговой плацдарм, на который они высадили уже около миллиона человек.
17 июля Андреаса повергло в уныние известие о том, что фельдмаршал Роммель был тяжело ранен и отправлен домой для лечения. Еще одна ошеломляющая новость пришла через три дня. 20 июля в лесах Восточной Пруссии было совершено покушение на Гитлера. Тот факт, что он выжил после взрыва, Гитлер счел демонстрацией Божьего одобрения, и, к досаде Андреаса, 24 июля Вермахту было приказано заменить свое традиционное приветствие нацистским салютом, сопровождаемым словами: «Хайль Гитлер!»
Август прошел в нескончаемых боях и медленном отступлении немецких войск. Новобранцы, постоянно прибывали и исчезали в кровавой бойне, как мимолетные тени. Андреас даже не успевал их толком запомнить. Глядя на этот пир смерти, он постоянно размышлял, когда же наступит, его очередь. Случится это днем или ночью? Погибнет ли он от взрыва снаряда или от вражеского штыка? Сможет ли он взглянуть в лицо убийцы?
К 20 августа Андреас со своей измотанной ротой оказался в числе остатков немецкой армии, спешно отступающих за реку Див в отчаянном ночном маневре, чтобы избежать полного окружения американцами. Через пять дней он узнал, что Париж пал, а генерал Дитрих фон Хольтиц, проигнорировав приказ Гитлера, не взорвал городские музеи. Такое открытое неповиновение приказу Фюрера вызвало у Андреаса улыбку.
