Дэвид Бейкер - Обольщение Евы Фольк
— Бауэр, ты просишь у меня прощения?
Андреас запнулся. Он же сказал: «Прости», — что этому американцу еще нужно?
— Ты же слышал!
— Значит, повтори еще раз.
Бобби, демонстративно откусив кусок хлеба, начал с усмешкой жевать, издеваясь над голодным немецким солдатом. Андреас опустил руку.
— Я сделал то, что считал в тот момент единственно правильным. И мне действительно жаль, что все так получилось.
Бобби проглотил хлеб.
— Ну, это — не раскаяние.
— Я же сказал, что мне жаль, что все так получилось. Тебе что, этого мало?
— Нет. Вы развязали эту войну, а теперь будете извиняться и говорить, что сожалеете о том, что так получилось? — Бобби сплюнул. — Вам нет прощения!
— Говори что хочешь, но мы имели право защищать себя.
— Кто бы говорил! Ты, наверное, забыл, что я видел одну из сходок вашего «Гитлерюгенд». Вы же мечтали завоевать весь мир, а получили за это по голове. Вот об этом ты действительно сожалеешь.
Андреас не знал, что ответить. Его наполнило чувство невыразимой вины, но он не собирался исповедоваться перед этим нахальным американцем.
— Нет, — неуверенно буркнул он. — Это не так.
Сделав большой глоток из своей фляги, Бобби вытер рот. рукавом.
— Тогда о чем же ты сожалеешь?
Андреас отвернулся. Он понял, что перед ним — злорадствующий враг, которому бессмысленно что-либо объяснять.
— Молчишь? — Бобби сделал паузу. — Я, возможно, и прощу тебя. А может, и нет. Все зависит от того, в чем ты раскаиваешься. — Он презрительно усмехнулся.
Андреас не ответил. Слово «прощу» вдруг вызвало у него чувство отвращения. Он бросил на американца тяжелый взгляд, сожалея, что не в состоянии сейчас подняться на ноги.
— Хочу задать тебе один вопрос, Бауэр, — продолжал Бобби, опять откусив кусок хлеба. — Как ты думаешь, вы, немцы, заслуживаете нашего прощения?
— Оставь меня в покое! — огрызнулся Андреас, сверкая глазами.
Бобби, перестав жевать, присел перед ним на корточки.
— Не хочешь отвечать? Тогда я отвечу за тебя. Вы не заслуживаете прощения. — Андреас промолчал. — Простив, мы лишили бы вас последнего, что у вас осталось: вашего позора, Бауэр. — Бобби, встав, отвернулся к костру. — После двух проигранных войн вы, немцы, еще долго будете стирать с себя это пятно.
Примерно в восемь часов вечера у Евы усилились схватки. Она лежала у костра и громко кричала К десяти часам схватки участились. Начались роды. Изо всей силы вцепившись в руку Андреаса, Ева корчилась от боли, прося Бога о помощи. Поддерживая ее за плечи, Андреас время от времени вытирал ей лицо, пока Бобби нервно готовился принимать роды. В напряженном ожидании каждая минута казалась вечностью.
Наконец, незадолго до полуночи, Ева, собравшись с остатком сил, под подбадривающие возгласы мужчин родила в дрожащие руки Бобби здорового малыша.
— Мальчик! — радостно объявил Бобби.
Подняв младенца, он шлепнул его по ягодицам, и по Нидербергскому замку эхом разлетелся крик новой жизни.
— Все в порядке! Все пальчики на месте! Чудный маленький немец!
— Ах, Ева! — сказал счастливый Андреас, целуя руки жены.
Тем временем Бобби, быстро омыв младенца теплой водой, завернул его в армейское полотенце и передал родителям.
Андреас и Ева с любовью посмотрели в крошечное лицо своего плачущего первенца. Нежно погладив малыша по мокрым желтым волосикам, Ева поднесла его лицо к своей груди. Когда ребенок начал есть, она, наклонившись к Андреасу, поцеловала его, после чего повернулась к присевшему рядом с ними Бобби.
— Спасибо, — тихо сказала Ева, прикоснувшись к руке кузена. — И прости, что стреляла в тебя. Я вовсе не собиралась тебя убивать.
Рождение ребенка немного смягчило Бобби. Он улыбнулся.
— Я знаю. Просто ты перепугалась. — Бобби легонько сжал ладонь Евы. — Ты уже придумала для него имя?
Ева перевела взгляд с Бобби на Андреаса. Эти двое измотанных солдат выглядели гораздо старше своих лет. Сердце Евы сжалось сочувствием к ним и многим другим таким же, как они. Задумавшись, она на мгновение закрыла глаза. Да, она знала, как назовет своего сына.
— Аксель, — Ева посмотрела на мужа. — Как тебе, Андреас, такое имя?
Задумавшись, он посмотрел на звездное небо.
— Аксель? — почесал в затылке Бобби.
— Да. Это означает «отец мира». — Ева посмотрела на Андреаса, ожидая его решения.
Оторвав взгляд от луны, выглядывающей на Нидербергский замок из-за быстро гонимых ветром облаков, Андреас прокашлялся.
— Аксель… Мне нравится. — Улыбнувшись, он поцеловал макушку сына. — Аксель.
Задумчиво посмотрев на счастливую пару, Бобби глубоко вздохнул. Сунув обе руки себе за шиворот, он расстегнул на шее цепочку и, держа ее двумя пальцами, протянул Еве.
— Думаю, ты помнишь вот это, — сказал Бобби с дрожью в голосе. На цепочке вращался черный тевтонский крестик с золотым кольцом по середине. — Дженни отдала мне его на счастье, когда я садился на корабль.
Потрясенная Ева молча смотрела на ожерелье.
— Думаю, настало время вернуть тебе этот крестик. Вам с Акселем он теперь нужнее, чем мне.
У Евы задрожали губы.
— Бабушкино ожерелье!
Она смотрела сквозь пелену слез на мерцающий в свете костра крестик, а перед ее глазами проплывали картины прошлого: ее радости и разочарования, победы и несбывшиеся надежды. Тихо поблагодарив кузена, Ева протянула руку, чтобы принять подарок.
Бобби разжал пальцы, и цепочка золотой змейкой скользнула в подставленную ладонь Евы. Украшение было теплым и несло ощущение покоя. Ева, закрыв глаза, медленно сжала пальцы. Теперь она точно знала, что все будет хорошо. Прижав крестик к сердцу, Ева прошептала молитву и улыбнулась.
Она стояла на пороге новой и счастливой жизни. Все только начиналось…
Примечания
1
едонизм (лат. hedone — «наслаждение», «удовольствие») — философское направление этики, считающее радость и удовольствие высшим благом и условием счастья в жизни. — Прим. ред.
