Сэмюэль Беккет - Мерсье и Камье
– Видимость нулевая, – сказал Камье.
– Меня удивляет твое спокойствие, – сказал Мерсье. – Ты что, нарочно, пользуясь моим состоянием, вместо приличного скорого поезда сел со мной в этот драндулет?
– Я тебе все убъясню, – сказал Камье. Камье всегда говорил «убъясню». Почти всегда.
– Я не прошу тебя ничего Убъяснять, – сказал Мерсье, – я прошу, чтобы ты ответил на мой вопрос, да или нет.
– Сейчас не время жечь за собой мосты, – сказал Камье, – и загонять лошадей.
– Это признание, – сказал Мерсье. – Так я и знал. Я постыднейшим образом попался на удочку. И я не выбрасываюсь из поезда только потому, что не особо стремлюсь вывихнуть себе лодыжку.
– Я тебе все убъясню, – сказал Камье.
– Ты мне ничего не будешь Убъяснять, – сказал Мерсье. – Ты воспользовался моей слабостью, чтобы внушить мне, будто я сажусь в скорый, а на самом деле… – Его лицо исказилось. Лицо у Мерсье вообще очень легко искажалось. – Мне слов не хватает, – сказал он, – чтобы высказать переполняющие меня чувства.
– Эту уловку, – сказал Камье, – мне подсказало как раз твое расслабленное состояние.
– Объяснись, – сказал Мерсье.
– Учитывая то, в каком ты виде, – сказал Камье, – надо было уезжать, но при этом не уезжать.
– Ты вульгарен, – сказал Мерсье.
– Мы сойдем на следующей станции, – сказал Камье. – Перекусим и договоримся, какой путь избрать. Если решим двигаться вперед, двинемся вперед. Мы потеряли часа два. Ну что такое два часа?
– Не знаю, – сказал Мерсье.
– Если же мы, напротив, решим вернуться в город… – сказал Камье.
– В город? – сказал Мерсье.
– В город, – сказал Камье, – вернемся в город. За нами выбор одного из быстрых и удобных видов транспорта, я, естественно, говорю о трамвае, автобусе и железной дороге.
– Но мы только что из города, – сказал Мерсье, – а теперь ты говоришь туда вернуться.
– Когда мы покидали город, – сказал Камье, – надо было покидать город. Вот мы его и покинули, и правильно сделали. Но мы не дети. Если необходимость, явив нам свое изменившееся лицо, снова пытается обрушить на нас удар, мы же, надеюсь, не станем упираться.
– Я ощущаю только одну необходимость, – сказал Мерсье, – как можно скорей вырваться из этого ада.
– Здесь все надо взвесить, – сказал Камье. – Никогда не доверяйся ветру, дующему в твои паруса, он всегда несет гибель.
Мерсье сдержался.
– Наконец, – сказал Камье, – поскольку все нужно предвидеть, не исключено, что мы примем героическое решение остаться на месте. В таком случае у меня есть то, что нам нужно.
Деревня, которая представляла собой одну улицу, но, правда, длинную улицу, на которой все выстроилось в один ряд: жилые дома, лавки, бары, две церкви, вокзал, заправочная станция, кладбище и т. д. Бурный поток.
– Возьми плащ, – сказал Камье.
– Вот еще, я не сахарный, – сказал Мерсье.
Они вошли в гостиницу.
– Вы не туда попали, – сказал человек. – Это дом «Кляпп и сыновья», оптовая торговля фрукты – овощи.
– А что заставляет вас думать, – сказал Камье, – что мы не имеем дела с папашей Кляппом или с одним из его отпрысков?
Вышли на улицу.
– А там что, – сказал Камье, – гостиница или рыбный рынок?
На сей раз человек у входа посторонился, виляя всем телом.
– Входите, господа, прошу вас, – сказал он. – Здесь у нас, конечно, не «Савой», но, как бы сказать… – Он смерил их быстрым подозрительным взглядом. – Как бы вам сказать? – повторил он.
– Скажите, – сказал Камье. – Не томите нас.
– Здесь у нас коузи[1], – сказал человек. – Вот именно. Здесь коузи. Вот увидите. Патрик! – вскричал он. И добавил тихо и как бы неуверенно: – Здесь гемютлих[2].
– Он принимает нас за туристов, – сказал Мерсье.
– Ах, – потирая руки, сказал человек, – уж я-то разбираюсь в лицах. Не каждый день мне выпадает такая честь… – Он запнулся и продолжил: – Выпадает такая честь. Патрик!
– Я со своей стороны, – сказал Мерсье, – счастлив, что наконец-то познакомился с вами. Ваш образ уже давно витал перед моим мысленным взором.
– О, – сказал человек.
– Да, да, – сказал Мерсье. – Обыкновенно вы видитесь мне на пороге или у окна. За спиной у вас – вихри света и радости, которые, казалось бы, должны были размыть ваши черты. Но нет. Вы улыбаетесь. Скорее всего, вы меня не видите, потому что я на другой стороне улочки, окутанный густой тьмой. Но я тоже улыбаюсь и прохожу своей дорогой. Вас зовут Голл. Видели ли вы меня в своих грезах, господин Голл?
– Снимайте с себя все, – сказал человек.
– Как бы то ни было, я рад, – сказал Мерсье, – увидеться с вами при несравненно более благоприятных обстоятельствах.
– Что именно снимать? – сказал Камье.
– Ну, плащи там, – сказал человек, – шляпы, мало ли. Патрик!
– Да посмотрите вы на нас, – сказал Камье. – разве мы похожи на людей в шляпах? Может, мы незаметно для себя носим перчатки? Надо бы приглядеться.
– Чего вы ждете? Почему никто не несет наверх наши чемоданы? – сказал Мерсье.
– Патрик! – вскричал человек.
– Мщение! Мщение! – сказал Мерсье. Он подошел к человеку. – Вы что, не видите, – сказал он, – что я насквозь промок? Накормите нас.
День был ярмарочный. В зале было полно фермеров, торговцев скотом и приравненных к ним лиц. Сам скот был уже далеко, он, растянувшись цепочкой, брел по грязным дорогам под крики погонщиков. Часть скота возвращалась домой, другая часть шла сама не зная куда. Позади волнисторунных овец на некотором расстоянии громыхали тележки. У погонщиков сквозь ткань карманов торчали стрекала.
Мерсье облокотился на стойку. Камье, напротив, прислонился к ней спиной.
– Они едят, не снимая шляп, – сказал он.
– Где он теперь? – сказал Мерсье.
– Возле дверей, – сказал Камье, – наблюдает за нами, не подавая виду.
– Зубы показывает? – сказал Мерсье.
– Прикрывает рот рукой, – сказал Камье.
– Я не спрашиваю, прикрывает ли он рот, – сказал Мерсье. – Я спрашиваю, показывает ли он зубы.
– Отсюда его зубов не видно, – сказал Камье, – потому что он прикрывает их рукой.
– Что мы здесь делаем? – сказал Мерсье.
– Сначала мы подкрепимся, – сказал Камье. – Бармен, что у вас сегодня есть хорошенького из еды?
У бармена было много чего из еды. Все это он перечислил. Мерсье не слушал.
– Будьте добры, салат из морского ежа, – сказал Мерсье, – с соусом «бугле».
– Не знаю такого, – сказал бармен.
– Тогда сэндвич с плутром, – сказал Мерсье.
– Кончились, – сказал бармен. Он слыхал, что им не надо перечить.
– Не грубите, – сказал Мерсье. Он обернулся к Камье. – Ну и забегаловка! – сказал он. – Разве это путешествие?
В тот миг путешествие Мерсье и Камье выглядело и впрямь не блестяще. Если оно не оборвалось тут же, то благодарить за это следует, скорее всего, Камье: его предприимчивость и душевное величие оказались выше всяких похвал.
– Мерсье, – сказал он, – положись на меня.
– Да сделай же что-нибудь, сделай же что-нибудь, – сказал Мерсье. – Неужели я всегда должен идти первым?
– Позовите хозяина, – сказал Камье.
Бармен, казалось, не очень-то этого хотел.
– Позовите, – сказал Мерсье, – позовите, друг мой, если вас просят. Подайте негромкий сигнал, который он узнает из тысячи и расслышит посреди самой сильной бури. Или чуть кивните головой, так, чтобы было заметно ему одному и чтобы он примчался на этот кивок наперекор любым природным катаклизмам.
Но тот, кого Мерсье называл господином Голлом, был уже рядом с ними.
– Имею ли я честь говорить с владельцем этого заведения? – сказал Камье.
– Если вам нужен управляющий, – сказал управляющий, – то я управляющий.
– Мне сказали, что кончился плутр, – сказал Мерсье. – Хорошо же вы управляете, а еще управляющий. Что у вас с зубами? И это вы называете «гемютлих»?
Управляющий словно бы задумался. Он не любил скандалов. Кончики его седых висячих усов, казалось, вот-вот сойдутся вместе. Бармен смотрел на него. Мерсье с изумлением рассматривал редкие седые волосики, тонкие, как у младенца, которые, покорствуя прискорбному кокетству, были с самого затылка тщательно зачесаны вперед. Он еще никогда не видел господина Голла таким, а всегда только улыбчивым и сияющим.
– Ну, полно, – сказал Мерсье, – не будем к этому возвращаться. В конце концов, вполне простительное упущение.
– Нет ли у вас номера, – сказал Камье, – где бы мой друг мог минутку отдохнуть. Он смертельно устал. – Он придвинулся к управляющему и сказал ему что-то на ухо.
– Его мать? – сказал управляющий.
– Моя мать? – сказал Мерсье. – Она умерла, ведьма, как только произвела меня на свет. Не смела глянуть мне в лицо. Что на тебя нашло? – сказал он Камье. – Почему ты не можешь оставить в покое мою семью?
