Олег Ёлшин - Миллион для гения
– Но вы закончили работу, значит миллион ваш.
– Нет.
– Стоп, давайте еще раз… Математический институт присудил вам премию в 1 миллион долларов. Так?
– Так.
Значит он ваш?
– Нет.
– Тогда чей?
– Понимаете, господин Бобрин, существует такое понятие как ученая этика и нельзя пренебрегать ею. Нельзя брать то, что не принадлежит тебе. Вы меня понимаете?
– Нет. Премию присудили вам, значит она ваша.
– Нет.
– Неужели я поверю, что вы просто так отказались от миллиона? Господин Клейзмер, мы с вами взрослые люди. Таким россказням не поверит даже ребенок. То, что вы мне только что рассказали, невозможно! Нереально! Китч! Я не могу написать такое в нашей газете «ЖУРНАЛ»! Меня читатели засмеют, примут за идиота!
– Мне очень жаль, – ответил Клейзмер.
– Так, хорошо, я вас понял. Давайте поступим следующим образом. Я беру у вас эксклюзивное интервью и плачу 20 тысяч долларов, а вы откровенно рассказываете всю подоплеку. Устраивает?
– За информацию о том, почему я не взял миллион долларов, вы предлагаете мне 20 тысяч? Это неверное некорректное решение.
– Обычно мы платим такие гонорары всем нашим ВИП-клиентам, а вы еще даже не получили свою премию!
– Попробуйте решить эту задачу по-другому, иным способом и перезвоните мне. До свидания, господин Бобрин, – и он повесил трубку.
Она уже увеличивалась в размерах. Росла, мечтая о том дивном часе, который скоро наступит. Чудном волнующем миге, когда не помешает никто, и она вонзится в жертву, будет терзать ее и ранить, ворошить органы жалом, которому осталось лишь немного подрасти, и тогда оно превратится в копье, в страждущий меч, которому это бренное тело уже нипочем, и даже кости не застрянут в дырявых зубах. И тогда, обгладывая его по кусочкам, она будет владеть им, терзать, обладая всецело.
– Господин Клейзмер?
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Я подумал над вашим предложением, могу добавить еще пять тысяч – это очень хорошая сумма. Подумайте!.. Вы меня слышите? Алло! Вы согласны?
– Вам нужно сменить алгоритм и идти совсем другим путем. Ваша арифметика по своей сути некорректна. Так у вас ничего не получится. Подумайте-ка еще. Я буду ждать вашего звонка.
И он снова положил трубку.
А она уже становилась огромной зеленой жабой, меняя цвет, уже длинной гиеной готовилась совершить прыжок… Нет, не так. Так не интересно! Теперь огромная корова маячила, зависнув в воздухе, как надувшийся стратостат. Сейчас этот тип закончит разговор, положит трубку, и можно будет начинать. Хотя, чего ждать – можно прямо сейчас…
– Господин Клейзмер?
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Я посоветовался с моим руководством. Мы идем вам навстречу. Тридцать тысяч долларов! Это огромный гонорар за такое интервью!
– Вы снова на ложном пути. Вы изначально неправильно решаете уравнение. Вы…. как вам объяснить, соотносите кирпичи с помидорами, а котлеты с пчелами, – и он почесался от укола в щеку, но, уже не обращая внимания, продолжил, – переменные должны быть однородными. Попробуйте еще раз и обязательно перезвоните…
А щека уже горела от ядовитого укуса…
– Подождите! Не вешайте трубку! Я не могу дать вам миллион за ваш неполученный миллион! Я не виноват в том, что вы его не берете! Такая информация этих денег не стоит! Я понимаю, вы хотите получить намного больше!
– Вот! Намного больше, – обрадовался Клейзмер, – в каком-то смысле вы правы. Хорошо! Уже ближе. Но все равно, подумайте еще и обязательно перезвоните. До свидания…
Он снова повесил трубку.
Оса величиной с корову! А какое у нее жало! Какой удар, когда ты заваливаешь жертву, пронзаешь острым копьем, и кровь брызжет из рваной раны, заливая красным соком все вокруг, но тебе этого мало! И тогда ты начинаешь вращать его, проворачивать, разрывая органы на части. Проникать все глубже и глубже, терзая уже безжизненную израненную плоть…
– Господин Клейзмер?
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Я поговорил с руководством, подумал и понял одну простую истину – вы, господин Клейзмер, просто придурок! Самый настоящий придурок! И это все, что я могу сказать!
Копье вонзилось и прожгло острой болью его беззащитное тело…
– Вот! Наконец! Вы сами решили эту простую задачку, и не нужно было никаких денег! До свидания, господин Бобрин, – и Клейзмер повесил трубку.
Потом его рука начала увеличиваться в размерах, стала огромной, как лапа динозавра, и своей чешуйчатой пятерней легко ударила по щеке… по израненной щеке. И оса-корова, не ожидая такого, расплющилась, растеклась по лицу, забыв о своих похотливых желаниях, а желания ее стали плоскими и безобидными, и оса тоже стала плоской.
«Придурок» подошел к окну. Оно было широко распахнуто, а за ним начинался бесконечный удивительный мир, который он доказал. Его борода развевалась на ветру, шевелюра шелестела черным взъерошенным садом, а глаза горели и пронзительно смотрели вдаль… Или куда-то еще… Так почему же он не делает этот шаг, зачем ждет чего-то? Ведь он открыл его! Ошибки быть не могло!.. Вот, только жаль, что ОНИ не поймут. И никому этого не объяснить. Только он один и этот порог, через который так хочется переступить. И какая-то сладостная мука от шага, который он сделает… скоро, очень скоро, обязательно сделает… разлилась по всему телу. Только жаль, что они не поймут.
– А этот тип не так уж беззащитен, – подумал телефон, намереваясь ему позвонить. Но одумался. Мало ли что?
Леонидов стоял у окна и смотрел вдаль. Было жаркое лето. Было хорошо и спокойно. Он поступил правильно. Иногда нужно что-либо сделать, а иногда ничего не делать, и тогда ты окажешься прав. Как просто было подмахнуть ту бумагу, оставив рукописи, и гори все огнем. И загорелось бы, заполыхало в умелых руках «классных специалистов». Стирались бы строки и страницы, люди, им придуманные, их лица и судьбы. На них с Галей тоже надевали бы другие наряды, постепенно сделав их другими. Они переписали бы его книги, переписали два года его жизни и заплатили бы за это. За каждый месяц и день, за каждую строчку.
С тебя медленно снимают кожу, свежуют, меняют мозги. «Кое-что». Немного, «чуть-чуть». И ты становишься «чуть-чуть» другим. Небольшая пластическая операция на мозгах и в душе. Пластика души! Душевная пластика!
Они изменят тебя, жизнь, заберутся в твою кровать и там тоже будут «кое-что» менять и редактировать. Галя окажется совсем голая как на операционном столе. Они вдвоем будут лежать рядом во время этой операции целых пять лет, и пять лет яркий свет будет слепить глаза, а они под наркозом, который будут выплачивать ежемесячно, разрешат отрезать от себя понемногу… или «добавлять».
– Можно убрать селезенку!
– Как селезенку?
– Вы же подписали договор! Ничего страшного, можно и без нее, другие живут! Еще можно отрезать легкое!
– Но!
– Есть второе легкое, вы не волнуйтесь! А здесь мы укоротим нос и подрежем губы. Так будет лучше, намного лучше, не волнуйтесь! Все по договору! Теперь приставим костыли и укоротим ноги, все четыре ноги. Теперь вставим сердце от свиньи. В наш высокотехнологичный век мы заменим все, и вы станете идеалом, символом для многих! И равняться будут на вас, и завидовать! Просто мы подкорректируем! Немного. «Кое-что». Чуть-чуть!
И любить друг друга они тоже теперь будут на этом столе под наркозом по договору, и жить тоже. Им немного, «чуть-чуть», изменят биографию, может быть, дадут новые имена, псевдонимы. Потом будут водить пером, приглашая на праздник, который они придумали. И на этом празднике соберутся все в удивительных нарядах и будут праздновать победу нового автора, новый бренд. А люди снова будут читать и аплодировать. Аплодировать, потому что сравнить больше не с чем. «Разве вы не знаете, так работают все?» Как жаль, что они так и не поймут и не узнают, что же им хотели сказать…
– Этого не будет! Не будет! – подскочил он в ужасе.
– Нет, нет, не будет… Тихо!.. Все хорошо… Это сон… Просто дурной сон!
Он лежал на скомканной простыне, на изумленной кровати, а Галя держала его за руку. Было темно и никакого пронзительного света. Никаких скальпелей или других хирургических орудий пыток. Кроме нее, здесь пока не было никого.
– Господи, как хорошо, что ты у меня есть, – Леонидов медленно приходил в себя.
– Спи. Все будет хорошо.
– Да, будет. Все будет…
8Как это удивительно и здорово, как весело, как будоражит воображение, меняет сегодняшний день и жизнь. Как интересно начинать новое дело! Свое! Когда тебе всего сорок с небольшим, а ты чувствуешь себя мальчишкой, потому что позволяешь придумать в своей жизни что-то еще! Что-то новое!
– Леонидов, ты абсолютно прав. Мне бы твою интуицию. Как я сразу не разглядела этого издателя. Чем мы хуже его? Мы что, не можем сами создать писателя, не можем раскрутить его, тем более, он у нас есть! Мы не можем сделать свое издательство? Ерунда! Мы живем в замечательное время в замечательной стране, где простой грузчик может стать уважаемым издателем! Чем мы хуже грузчика? А у нас есть главное…
