Харви Джейкобс - Американский Голиаф
С потолка на платформу, установленную почти в центре арены, медленно опустился красно-бело-синий ящик для голосования. На крышке восседала прекрасно сложенная юная леди в костюме Коломбины и с ярким факелом в руке. Вскарабкавшись на ту же крышку, Пальчик поцеловал девицу в щеку.
– Отвечая на незаданный вопрос прекрасных дам, – продолжал он, – да, на этих выборах будут учтены их нежные голоса.
Немногочисленные женщины захлопали, мужчины принялись мычать и ругаться.
– Зря вы это, Барнум, – сказал Костомол.
– Мне нужна именно такая реакция.
– Поприличнее, пожалуйста, – обратился Пальчик к толпе. – Не забывайте, что мы живем в цивилизованное время. Так было далеко не всегда. И даже те очаровательные создания, что ныне приносят нам столько безмятежной радости, прежде не были столь податливы и покорны. Вспомним историю, эту сагу борьбы и войн, от которых невозможно было укрыться обеим половинам человечества. В былые времена даже прекраснейшие из бабочек обладали жалом. Дамы и господа, приготовьтесь к ужасающему зрелищу: впервые на сцене умопомрачительный танец амазонок!
Барабаны заиграли первобытный ритм. Пройдя двумя полукругами по боковым проходам, на ринг с воплями выскочили амазонки. На танцовщицах были корсеты, расшитые блестками – у одних золотыми, у других серебряными. На головах серебряных амазонок вместо шляп красовались длинноклювые попугаи, на золотых – капюшоны с рогами оленей. Девушки были босы и голоноги, а их руки обтягивали блестящие боксерские перчатки пастельных тонов, украшенные фальшивыми бриллиантами.
Под бой африканских барабанов красавицы-амазонки, вертясь и размахивая руками, окружали Мальчика-с-Пальчика. Тот с притворным испугом уворачивался от мускулистых ног. Барабаны били все сильнее, амазонки танцевали и боксировали, одни бойчее других.
– Полуголые женщины и насилие? – проговорил Костомол. – Меня это смущает.
– Всех смущает, – сказал телохранитель.
– Потрясение – это удовольствие, – возразил Барнум.
– M-да, если бы я знал, какого сорта шоу вы задумали, держал бы дверь на запоре, – сказал Костомол. – Джо Секира, должно быть, перевернулся в гробу.
Костомол Брайан перекрестился. Ему было хорошо известно, что покойному Джозефу Секейресу не в чем переворачиваться, ибо он нашел свое прибежище в виде мелких кучек, что удобряли сейчас сорняки Нью-Джерси.
– Сделано со вкусом, – сказал Барнум.
– Гадость и пакость, – сказал Черный Барс.
– Смотри внимательно, – сказал Барнум. – У каждой девушки во рту пакетики с томатной пастой. Когда они их раскусят, ты будешь клясться, что видел кровь.
– Омерзительно, – сказал Костомол.
– Зато впечатляюще.
Амазонки, перемазав накрашенные губки помидорными выделениями, одна за другой падали на брезентовый пол. Когда в живых осталась последняя, на ринг вернулся Мальчик-с-Пальчик поднимать вверх ее победительную руку. Затем павшие воскресли, выстроились в ряд, синхронно дернули ножкой и низко поклонились. Спрыгнули с ринга и по боковым дорожкам побежали к выходу. Африканские барабаны замолчали, их рокот сменился зловещей тишиной, и Барнум забеспокоился. Он ждал овации, а не всеобщего паралича.
– Перебор даже для Барнума, – сказал Костомол. Положение спас Мальчик-с– Пальчик:
– Да, жестокий час в судьбе человеческой расы. Но час тот давно миновал. Слава богу, прекрасное избавление. Мы разыграли перед вами этот потрясающий спектакль в образовательных целях. Дабы изобразить то, что представало каменным глазам нашего исполина, и дабы все оценили его мученический путь. Борьба и войны – общее наследие человека и зверя. К вселенской гармонии, куда мы все должны стремиться, ведет лестница, однако ее перекладины утыканы шипами. Прошлое – наш учитель, и сей учитель кричит: «Война – это не мир!» Да благословенна будет мудрость веков!
– Отлично, Генерал! – крикнул Барнум и захлопал в ладоши.
По залу Джо Секиры пробежало эхо редких аплодисментов.
– Быстро он перебирает ногами, этот ваш карлик, – сказал Костомол.
– Так уж и быстро? – спросил Черный Барс.
На другой стороне арены располагалась секция для прессы, откуда Барнаби Рак высматривал свою обреченную добычу. Прямо напротив Барнума и Брайана сидели Джордж Халл с Чурбой Ньюэллом и Бен Халл с Лореттой. Узнав Лоретту, Рак почувствовал в горле комок. Воспоминания, взбаламученные агентом «Справедливых», полились сейчас из Барнаби, словнокипящий свинец из котла.
Это была она, ошибиться невозможно, та самая женщина, что разбила ему сердце, притворившись мученицей Анжеликой. Прекрасная Лоретта, сладострастная амазонка, беззлобная и безмятежная, точно балованная кошка. Барнаби взвыл, как овдовевший волчара.
– Застегните ширинку. Танец как танец – ничего особенного, – сказал журналист из «Геральда». – В притонах Ривингтон-стрит я видел получше.
Барнаби почувствовал на ноге струйку жидкости. Он бросился к выходу.
– Рак из «Горна», – сказал журналист из «Тайме». – Странный вообще-то, нелюдим.
– Что там еще у вас в рукаве? – спросил Костомол Барнума.
– Вариации на тему нашей звериной природы. Нужно натянуть струну необузданности. Не забывайте, Костомол, ключевое слово у нас «битва».
– Еще пара амазонок, и вы распугаете зрителей.
– Я создаю настроение. До того как появятся исполины, публика должна одичать. Мне нужен субботний вечер в Вавилоне и воскресенье в римском Колизее. Для кульминации два каменных чурбана не слишком возбуждают. Но если как следует поднять в зале настрой, спад будет встречен с облегчением.
– Куда приятнее иметь дело с огурцами и девками, – сказал Костомол.
В голосе Пальчика теперь звучали серьезные ноты:
– Святая Книга говорит: «В те времена жили на земле исполины». Вообразите век колоссов, когда люди несколько выше меня ростом странствовали по земле, направляя стопы туда, куда вело их капризное желание. Берегитесь! Если в долине сошлись два исполина, бегите обратно в горы! Ибо их битва – зверство. А как лучше изобразить зверскую битву? Почему не битвой зверей?
Духовые грянули марш. На другой стороне зала распахнулись две двери. У каждой встали мужчины в черном, с пиками в руках. В сопровождении надсмотрщиков, неуклюже переваливаясь под мрачную музыку, в зал вошла пара огромных слонов. Каждого покрывала волосатая циновка, и у каждого на массивном заду болтались цветные трусы – на одном пурпурные, на другом оранжевые. Пандусы установлены, канаты натянуты. Слоны взгромоздились на ринг. По команде надсмотрщиков они расселись по углам, примостив ягодицы на крохотных табуретках Секунданты, закутанные в халаты того же цвета, что и слоновьи штаны, казались очаровательными юными цветками. На одном халате была надпись «ИВАН-ГРУБИЯН», на другом – «БРУН-КОЛОТУН».
– Они будут драться? – оживился Черный Барс.
– Да, – подтвердил Барнум. – Надеюсь. На репетициях они сражались отважно.
– Это мне нравится, – сказал Костомол. – Это уже на что-то похоже.
Генерал-с-Пальчик махнул слонам рукой:
– Вам известны правила, и я верю, вы будете вести себя как подобает джентльменам. Разойдитесь по углам. После гонга начинайте сходиться. Сначала пожмите друг другу руки.
Слон Брун поднял хобот и протрубил так громко, что в зале закричали. Иван встал на колени и выставил зад.
– Неспортивно, – объявил Пальчик. – Я этого не потерплю.
– Пять на Бруна, – сказал Костомол. – Посмотрите, какие у этой твари бивни.
– Вы проиграли, – предупредил Черный Барс. – Посмотрите, какие у Ивана яйца.
– Им не понадобятся ни яйца, ни бивни, – сказал Барнум. – Бойня нам ни к чему.
– Что же тогда?
– Потолкаются и потрясутся.
– И все? Победитель определен?
– Нет, – сказал Барнум. – Победит сильнейший слон.
Перегнувшись через канат, Пальчик достал медный колокол. Затем дождался тишины и звякнул им о собственную голову. Надсмотрщики ткнули пиками в громоздкие зады. Слоны встали на задние ноги и поковыляли навстречу друг другу, помахивая хоботами, словно толстыми кнутами.
Брун ударил первым, отпихнув Ивана в сторону. Иван прошелся по кругу и пнул Бруна под колено. Брун плюхнулся на задницу и едва не растянулся во весь рост.
– Кончай его! – заорал Черный Барс, вскакивая с места. – Мочи по голове!
Зрители разделяли его чувства. Те, кого совсем недавно оскорблял танец амазонок, теперь, стряхнув испуг, кричали громче всех.
Вместо того чтобы пнуть противника в морду, Иван дождался, пока Брун восстановит равновесие, а потом и высоту. Еще раз громогласно выразив недовольство, Брун стукнул Ивана в солнечное сплетение.
– То-то. – Костомол громко хлопнул в ладоши.
– Нечестно. Брун стоял на четырех ногах, а Иван на двух, – проворчал Черный Барс. – Почему этот чертов карлик не выносит предупреждение?
