Крис Клив - Золото
Том вздохнул, опустил голову. Нужно найти силы и стать сейчас ее тренером, дать простые и четкие наставления, чтобы она смогла пережить ближайший час и все последующие дерьмовые дни.
– Пойди прими душ. Потом оденься и приходи в мой кабинет. Договорились?
Зоя фыркнула и устремила взор на свою незажившую татуировку с изображением олимпийских колец.
– Ладно, – сказала она и повернулась к Кейт. – Я буду скучать по тебе.
Кейт взяла ее за руки.
– Зоя…
Они крепко, почти до боли обнялись, а потом Зоя высвободилась, отвернулась и зашагала к раздевалке. Том проводил ее взглядом, опустился в пластиковое кресло и знаком попросил Кейт сесть рядом.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. Кейт опустила глаза.
– Как кусок дерьма.
– Я бы сказал: правильно. Ты умница, Кейт, но не думай, что они позволила тебе победить. Она только позволила тебе продолжить гонку.
– Не надо было ее продолжать. Надо было мне отказаться.
– Так почему же ты согласилась?
Гримаса боли исказила лицо Кейт. Она заговорила еле слышным, напряженным шепотом:
– Потому что я так старалась, Том. Я хотела победить. Хотела поехать на Олимпиаду.
– Теперь поедешь. Если только не сломаешь ноги или в ближайшие три месяца не появится кто-нибудь такой же быстрый, ты поедешь в Лондон. Подумай об этом секундочку, ладно?
Кейт обхватила голову руками.
– Я пытаюсь. Но когда я там окажусь, то подумаю: «Тут должна быть Зоя, не я».
Том обнял плечи Кейт.
– Зоя там, где она оказалась. Если бы она не позволила тебе вернуться в гонку после падения, она бы проиграла не только заезд, и, думаю, она это понимает.
– А я все равно чувствую себя погано. Том сжал ее плечо.
– Ты справишься, Кейт. Тебе пора немного отдохнуть. Какое-то время они сидели молча, глядя, как уборщики наводят порядок на треке.
Том набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул.
– Кейт? – осторожно проговорил он. И эта осторожность встревожила Кейт.
– Да?
– Ты должна позвонить Джеку. – Том поднял руки, увидев, какими огромными стали глаза Кейт. – Я уверен, беспокоиться не о чем, но ему пришлось отвезти Софи в больницу.
Кейт вскочила, сиденье со стуком ударилось о спинку.
– Что? Когда это случилось? Лицо ее заливала краска.
Когда?.. Правду сказать, это случилось в другой жизни, девяносто минут назад – тогда все происходившее на треке еще казалось жизненно важным. Том попробовал встретиться с Кейт взглядом, но она отвернулась.
– Прости! – сказал он. – Думаю, тебе стоит поехать в больницу.
Кейт ничего не ответила. Она задержалась всего на секунду, а потом сорвалась с места и помчалась во весь опор через разминочную зону к лестнице, ведущей к главному входу.
Том встал, аккуратно прислонил сиденье к спинке и отправился в долгий путь к своему кабинету.
Имперская боевая станция, именуемая «Звездой смерти». Мостик над шахтой главного реактора 13.55Вейдер сказал:
– Я – твой отец. Софи прокричала:
– Нет!
Она проснулась, всхлипывая и ничего не понимая. Папа держал ее за одну руку, а мама за другую. У мамы в глазах стояли слезы. Она была в велосипедном трико и пластиковом дождевике.
– Все хорошо, милая, – сказала мама. – Все хорошо. Где-то рядом с сердцем чувствовалось жжение. Софи прикоснулась к знакомому месту, где раньше находился катетер Хикмана. Он исчез. На его месте была покрытая тонкой повязкой ранка, трогать которую было очень больно.
– Я ранена! – проговорила Софи. Голос звучал приглушенно: мешала маска, закрывающая лицо. Она попыталась
приподняться и сесть, но папа ее придержал, уложив на подушки.
– Ты не ранена, малышка. Это из-за наркоза. Еще какое-то время ты будешь чуть-чуть не в себе.
Софи, часто моргая, посмотрела на папу. Потом огляделась по сторонам. Увидела целую батарею приборов, от которых к ней тянулись всякие проводки. Она проследила взглядом за этими проводками, уходившими под край простыни. Заглянув под простыню, Софи увидела свое тело, облаченное в рубаху с изображением веселого синего динозавра.
Что-то было не так. Большая и сильная рука папы сжимала ее маленькую руку чересчур крепко. Мама была слишком горячей, и по ее руке стекал пот. И катетер Хикмана исчез, что тоже было странно. Нет, она не отсюда. «Это сон», – догадалась Софи, закрыла глаза и попыталась как можно скорее проснуться. На лесистом спутнике Эндора разгоралась битва, и она была там нужна. Сейчас не время спать!
– Софи, – попросил папа, – останься, пожалуйста, с нами.
Софи открыла глаза.
– Вы совсем не настоящие, – раздраженно сказала она. Папа усмехнулся:
– Узнаю свою дочь.
Сил у Софи было немного, но она приподнялась и попыталась сорвать маску, закрывавшую рот. Мамина рука сомкнулась на ее запястье.
– Она меня душит!
– Милая, это твоя кислородная маска. Она помогает тебе дышать.
Софи еще какое-то время сопротивлялась, но потом упала на подушки. Полежала, отдышалась и снова широко открыла глаза.
– Я опоздала в школу?
Папа взглянул на маму, мама посмотрела на папу, и они оба прыснули со смеху.
– Что такое? – сердито спросила Софи. Мама наклонилась и поцеловала ее в лоб.
– Ты совсем немножко опоздала в школу, Софи. На два месяца. Но я уверена: ты все быстро нагонишь. Положено при этом скрестить пальцы, но врачи говорят, что ты идешь на поправку.
Софи нахмурилась.
– Не буду я заниматься этой гадкой математикой с Барни.
Мама с папой рассмеялись, что ее очень обидело. Почему их так смешит все, что она говорит?
Она так разозлилась, что решила воздействовать на них Силой, а это можно было себе позволить только в бою и никогда – против родственников. Но Софи так рассвирепела, что не смогла сдержаться. Она подняла правую руку, все вены которой были утыканы катетерами, и навела на родителей большой и указательный пальцы. Потом сузила расстояние между ними и по-особому сдвинула брови. Сила потекла из ее пальцев – Софи была в этом уверена.
Родители снова переглянулись и в страхе вытаращили глаза. Софи довольно кивнула: теперь они не будут так задаваться. Сначала папа, а за ним – мама прижали руки к горлу и начали кашлять и задыхаться.
Решив, что добилась своего, Софи освободила их. Мама и папа, опустив плечи и обмякнув на стульях, тяжело дышали, а когда отдышались, снова взяли дочь за руки. Приборы с мониторами показали, что ее пульс постепенно возвращается к норме.
– Хочешь хорошую новость? – сказала мама. – Похоже, я поеду на Олимпиаду.
Мама смотрела на Софи и ждала ответа. Софи слушала ее не очень внимательно, но, похоже, для мамы это было важно. Так что следовало что-то сказать. Софи повторила услышанные слова в уме, пытаясь извлечь из них смысл, но у нее не хватило сил. Не было никакого смысла в этих словах. Были десять розовых пальцев, выглядывающих из-под простыни. Был блестящий голубой линолеум, по которому хотелось прокатиться на роликовых коньках. А еще – яркий и чистый запах больницы, похожий на запах средства для посудомоечной машины. Все это было прекрасно, все радовало, но вдруг все это стало ей не по силам, снова сгустилась тьма, поглотила ее и увлекла назад – в сон.
Манчестер, Стюарт-стрит, Национальный Центр велосипедного спорта 14.05Том ждал Зою в своем кабинете под велодромом. Она очень долго мылась под душем, и Том ее не винил. Ей нужно было смыть с себя два десятилетия велогонок.
Том дозвонился до Джека, и тот сказал ему, что Софи – в послеоперационной палате и очень слаба. Сейчас Том старался об этом не думать. Ему нужно было сосредоточиться на том, что важнее для его спортсменки.
– Моя спортсменка, – произнес он вслух и ощутил звук этих слов в мертвом воздухе своего тесного кабинета.
Если только Зоя пожелает продолжить занятия спортом на уровне чуть пониже – а Том с трудом мог себе представить ее снова выступающей на национальных чемпионатах или чемпионатах Северо-Запада, – то она, пожалуй, больше не будет ничьей спортсменкой. Что можно сказать такой женщине, как Зоя, если больше никто не платит тебе за это? Как ее тренер, Том всегда знал, что ей посоветовать. Было легко и просто помогать Зое, когда значение имела быстрота вращения педалей или то, сколько белка она должна съесть за неделю до соревнований. Теперь, когда целью стала реальная жизнь, ей будет проще всего проиграть. Она станет беспомощной в мире, где победа редко бывает окончательной и бесповоротной, а поражение часто может быть оспорено.
Так что же ей сказать? Он не мог защитить ее так, как тогда, когда ей было всего девятнадцать. Он поселил ее у себя после недели, которую она провела в больнице рядом с травмированным Джеком. Он готовил Зое еду, говорил с ней о велосипедном спорте, а потом, когда она решила, что ей не суждено остаться с Джеком, уговорил задержаться еще на неделю и пытался прочистить Зое мозги. Он заботился о ней, как мог, и с тех пор между ними возникла невидимая связь.
