Эдвард Докс - Каллиграф
Я упал, теряя сознание, на руки своей любимой.
И после этого все стало совсем плохо. Когда я пришел в себя, опьянение заметно прошло, но вместо него пришла боль – много, много боли – о, да – очень много боли… На самом деле боли, как я обнаружил, просто нравилось топтаться по мне. Она скользила вверх и вниз по моим ребрам, выделывала странные пируэты на переносице, яростно давила на глазные яблоки. Когда я пришел в себя, моя рубашка была залита кровью; в отдалении шумел продолжавшийся бал; я лежал в кожаном кресле; у меня возникло ощущение, что я остался один в незнакомом кабинете; к тому же я был пьян; мне ужасно хотелось выпить еще; во рту был привкус железа; я переживал жуткий стыд; рядом со мной не было ни Мадлен, ни Уильяма, ни Натали, ни друзей, ни семьи.
Но зато была Люси.
Она сидела на стуле напротив меня в пурпурном бальном платье и смотрела на меня терпеливым взглядом человека, с которым дурно обошлись.
Несколько долгих мгновений, насколько я помню, я хотел встать, но побоялся, что она в таком случае сочтет меня достаточно окрепшим для новой атаки. А потому я остался там, где был, пока минутная стрелка на старинных часах, над пустым камином, мучительно ползла, пытаясь обозначить наступление очередного часа.
Два часа. Отбросим секунды. И где мы теперь будем сражаться? Как может мужчина, подумал я, защититься от женщины, желающей убить его? Каковы правила? Каков протокол? Безусловно, следует сдерживаться, но что, если она действительно настроена на смертоубийство? Испытывая тошноту, я осознал, что, когда дойдет до потасовки, настоящий мужчина не сможет найти в себе силы нанести ответный удар. Наверное, если такой момент наступит, я вынужден буду просто сдаться.
Люси медленно и размеренно моргала, словно считая движения век. Я опасался, что за ее спокойствием скрывается десяток штормов, борющихся с дюжиной ураганов. Мои немногочисленные уцелевшие «я», которые еще не умерли и не были ранены или полностью деморализованы случившимся, попытались слиться в единое целое, забившись в опустошенный угол моей размочаленной души. На решетке у ее ног я заметил совок, щетку и немного угля. Все собравшиеся во мне сущности всерьез обеспокоились.
Люси заметно похудела. Она выглядела более аскетичной, бледной и строгой – контуры скул заострились. А волосы были радикально обрезаны на уровне шеи, так что теперь свисали двумя асимметричными прядями чуть ниже подбородка. Когда она заговорила, я обнаружил, что и голос у нее стал выше, чем я помнил.
– Я хотела, чтобы ты знал, – сказала она наконец, ее губы двигались как-то замедленно, – что я была здесь. Я не должна была. Но я здесь.
Я мучительно собирал свои «Я». Она улыбнулась:
– Не беспокойся. Я не собираюсь бить тебя. Теперь я чувствую себя намного лучше, я даже не ожидала этого. Все нормально. Я рада, что пришла посмотреть на тебя.
Мне никак не удавалось восстановить ясность мысли. Я поднес руку к лицу, чтобы оценить, что осталось от моего носа. Из тумана выплывали некоторые вопросы:
– Сколько времени я здесь? Сколько времени ты… – Мой голос показался мне самому странным, хриплым и гнусавым, словно я находился на пике тяжелейшей простуды.
Она проигнорировала мои слова.
– Я знала, что ты будешь здесь. Я хотела прийти и убедиться, что со мной все в порядке, – знаешь – встретиться лицом к лицу. Я думаю, теперь со мной все хорошо. Кстати, ты выглядишь ужасно, Джаспер. Из носа кровь течет. И глаз заплыл.
С трудом преодолевая головокружение, я сел. Комната качалась и плыла у меня перед глазами.
– Я видела, что случилось с Селиной – ведь ее так зовут? – и с мужем Селины. Тебе повезло: повезло… что кто-то поймал тебя, иначе ты бы рухнул и ударился головой о стол. Ты мог бы подать на него в суд, – она улыбнулась, – только не проси меня быть твоим адвокатом.
Я покачал головой.
Она прикусила губу. Казалось, она внезапно приняла какое-то решение.
– Ладно, я лучше пойду, – она встала. – Прости, что звонила тебе. Я больше не буду. Я чувствую себя намного лучше, – на мгновение она заколебалась. – Но если… – она глубоко вздохнула, – … если позже – когда бы то ни было – ты захочешь позвонить мне – звони.
Я поднялся на ноги. Чувство вины квакало у меня в сердце, как огромная, распухшая жаба.
– Люси, послушай, мне очень жаль, что все так получилось. То, что случилось…
Но она уже стояла в дверях:
– Мне тоже жаль.
Некоторое время я не двигался с места. Оказалось, что стоять намного труднее, чем я мог себе представить. Комната вращалась – или, скорее, скользила против часовой стрелки. Я попытался представить себе, что она поворачивается по часовой, но эта идея не оправдала себя. Постепенно у меня сложилось впечатление, что больше всего мне хочется выпить. Боль, обжигавшая лицо, пронзавшая желудок, была невероятной. Я задумался о том, как найти других и что им сказать. Я высунул язык и медленно облизал верхнюю губу. Засохшая кровь. Я задумался о том, как найти других и что им…
В дверях появилась Мадлен. Она спешила, почти бежала ко мне. Брови ее были насуплены, губы плотно сжаты. Она несла вату и кусок мокрой фланели.
– Сядь.
Она заставила меня опуститься в кресло. Твердой, но заботливой рукой она начала вытирать мне лицо – Сестра Милосердия, опекающая самого своего закоренелого грешника, деловито, сосредоточенно и результативно.
– Голову назад, – распорядилась она.
Чернила перед моим мысленным взором растекались, и, заговорив, я не был уверен, что получатся слова:
– Где ты была?
– Ходила вот за этим, – она показала вату и мокрую ткань.
– Давно я здесь?
Ее ответ нельзя было назвать односложным, но и лишнего она тоже не сказала:
– Недолго. Минут двадцать максимум. Закрой глаза. Они собирались позвонить в больницу; но нашелся доктор, который помог перенести тебя сюда. Он сказал, что с тобой все будет в порядке. Тебе повезло. Нос не сломан, зубы не выбиты. А я успела поймать тебя, так что голову ты тоже не разбил.
– Спасибо, что поймала меня.
– Чистить твою рубашку – пустая трата времени Я чувствовал, что должен признаться ей.
– Знаешь, что…
– Расстегни воротник. Что?
Честность встала у меня костью поперек горла.
– Здесь одна из моих бывших подружек.
Мадлен продолжала вытирать кровь.
– Я заметила, – сказала она.
– Нет, не Селина.
– Нет?
– Нет. Селина никогда не была моей подружкой. Я имел в виду совсем другое. Она только что заходила сюда, но я понятия не имею, где она теперь.
Мадлен на мгновение остановилась и посмотрела мне в глаза. Ее красота поразила меня.
– М-да. И что она хотела сказать?
– Она немного странная.
– Так что она тебе сказала?
– Она сказала, что хотела прийти и убедиться, что все в порядке. Я в порядке. И она в порядке.
– И это все? – Я ошибочно принял ее тон за любопытство.
– Да. В общем и целом. Она сказала, что видела, как муж Селины ударил меня, и мне надо подать на него в суд.
– Что еще?
– Она хотела… сказать, что ей лучше и что больше не будет никаких молчаливых звонков.
– Молчаливых звонков?
– Она звонила и дышала в трубку.
– И это все, что она сказала.
– Все.
Мадлен снова посмотрела на меня. Она отложила в сторону вату и открыла бутылку с водой, а потом протянула бутылку мне:
– Пей.
Я сделал то, что мне было сказано.
– Итак, почему же ты назвал ее странной? – Мадлен забрала у меня бутылку и плеснула немного воды на фланель.
– Ой, как больно… Боже. Кровь все еще идет?
– Немного. Что ты имел в виду под словом «странная»?
– Не знаю… понимаешь, она такая хрупкая или что-то в этом роде. Когда мы расстались, она… была совсем потеряна, думаю так. Она постоянно звонила мне и ничего не говорила. Она обезумела.
Мадлен замерла.
– Все готово.
– Спасибо.
– Что ты ей сделал?
– Ничего.
– Да ладно, ты должен был что-то сделать. Люди просто так не впадают в безумие.
– Когда мы впервые встретились, она была…
– Что случилось?
– Ничего.
Мадлен настаивала:
– Ничего? Она просто на ровном месте сбрендила?
– Это долгая история.
– А ты расскажи мне краткую версию, – в ее голосе зазвенел металл. Я собрал остатки достоинства, но на дороге правды не бывает объездов.
– Люси думала, что я встречался с другой женщиной, когда мы были вместе. Это ее и взбесило.
– А ты был?
– Что?
– Ты был с другой женщиной?
– Да… Да, был.
Лицо Мадлен стало опустошенным, она, как мне показалось, долго смотрела на меня, прежде чем произнесла:
– Знаешь, Джаспер, выбирать людей, которым собираешься причинить боль, надо даже тщательнее, чем тех, кого собираешься любить.
21. Песня
О, не печалься, ангел мой,
Разлуку мне прости:
Я знаю, что любви такой
Мне в мире не найти.[102]
Я пережил этот бал избиения и отчаяния, наполненный женщинами и кровью. Поскольку Мадлен теперь была в курсе моих проблем, я мог больше не бояться внезапного визави с Селиной, Люси или кем-либо еще. Ни о ком из них мы больше не говорили. И отношение Мадлен ко мне не изменилось. Теперь, когда с моим прошлым было покончено, создалось впечатление, что она расслабилась. Казалось, для нее имеет значение только то, что я делаю сейчас и насколько хорошо ей со мной, а мне – с ней. А меня одна мысль о том, что ее может не быть со мной рядом, приводила в ужас. Каждый раз, когда я задумывался об этом, мне казалось, что где-то в закоулках моего сознания уже формируется решение.
