Джеффри Арчер - Лишь время покажет
Он сунулся под прилавок, выдвинул ящик и, достав оттуда красную с черным кепку, надел ее на голову Гарри.
– Сидит превосходно, – объявил он.
Мэйзи с заметной гордостью улыбнулась, глядя на сына. Гарри был вылитый ученик Святого Беды.
– Это обойдется вам в три фунта, десять шиллингов и шесть пенсов, мадам.
Она постаралась по возможности скрыть смятение.
– Нельзя ли часть этих вещей приобрести подержанными? – прошептала она.
– Нет, мадам, мы не торгуем подержанными вещами, – сообщил продавец, уже решивший, что не откроет ей кредит.
Мэйзи достала кошелек, протянула ему четыре фунтовых банкноты и подождала сдачи. Хорошо хоть школа Святого Беды выплатила вперед стипендию за первый триместр, особенно если учесть, что ей еще предстояло приобрести две пары кожаных туфель – черных со шнурками, две пары спортивных туфель – белых со шнурками и одну пару тапочек, для спальни.
Продавец кашлянул:
– Еще мальчику понадобятся два комплекта пижамы и халат.
– Да, конечно, – согласилась Мэйзи, надеясь, что в кошельке хватит денег.
– И правильно ли я понимаю, что мальчик – хорист? – уточнил продавец, внимательней приглядевшись к списку.
– Да, это так, – с гордостью подтвердила она.
– Тогда ему понадобится одна сутана, красная, два стихаря, белых, и медальон Святого Беды.
Мэйзи захотелось выбежать из магазина.
– Эти предметы предоставит ему школа, когда он явится на первое занятие хора, – добавил продавец и протянул ей сдачу. – Будут ли у вас какие-нибудь еще пожелания, мадам?
– Нет, спасибо, – ответил Гарри, подхватил оба пакета, взял мать за руку и поспешно вывел ее из «Т. С. Марш, портные высшего класса».Субботнее утро накануне дня, когда он должен был явиться в школу Святого Беды, Гарри провел со Смоленым Джеком.
– Волнуешься перед отъездом в новую школу? – спросил тот.
– Нет, вовсе нет, – с вызовом ответил мальчик.
Смоленый улыбнулся.
– Я просто в ужасе, – признался Гарри.
– Как всякий новенький «жук», как тебя будут называть. Представь, что отправляешься в путешествие к неведомым берегам, где все начинают равными.
– Но стоит им услышать, как я разговариваю, и все сразу поймут, что я им неровня.
– Возможно, но стоит им услышать, как ты поешь, и все сразу поймут, что они неровня тебе.
– Большинство из них из богатых семей, со слугами.
– Это утешит лишь самых глупых, – заметил Смоленый.
– А у некоторых в этой же школе учатся братья, а до них учились даже отцы и деды.
– Твой отец был хорошим человеком, – сказал старик, – и ни у кого из них нет лучшей матери, чем твоя, уж за это я могу поручиться.
– Вы знали моего отца? – спросил Гарри, не в силах скрыть удивления.
– Сказать, что знал, было бы преувеличением, – уточнил Смоленый, – но я наблюдал за ним издали, как и за многими, кто работал в порту. Он был достойным, отважным, богобоязненным человеком.
– А вы знаете, как он погиб? – продолжил допытываться Гарри, глядя собеседнику в глаза с надеждой, что наконец-то получит честный ответ на вопрос, который столь долго его тревожил.
– А что тебе рассказывали? – осторожно спросил Смоленый.
– Что он погиб на Великой войне. Но я родился в тысяча девятьсот двадцатом, и даже я смог подсчитать, что это невозможно.
Некоторое время старик молчал. Гарри замер на краешке сиденья.
– Он был серьезно ранен на войне, но ты прав, не это стало причиной его смерти.
– Тогда как же он умер?
– Если бы я знал, то рассказал бы тебе, – ответил Смоленый. – Но по округе тогда гуляло столько слухов, что я не нашел кому верить. Однако есть несколько человек – и трое в особенности, – кому, вне всякого сомнения, известна правда о том, что произошло той ночью.
– Наверняка один из них – мой дядя Стэн, – решил Гарри. – Но кто же двое остальных?
Старый Джек помедлил, прежде чем ответить.
– Фил Хаскинс и мистер Хьюго.
– Мистер Хаскинс? Бригадир? – переспросил Гарри. – Он мне и слова не скажет. А кто такой мистер Хьюго?
– Хьюго Баррингтон, сын сэра Уолтера Баррингтона.
– Это семья, которая владеет судовой компанией?
– Именно, – подтвердил Смоленый, опасаясь, что зашел слишком далеко.
– И они тоже достойные, отважные и богобоязненные люди?
– Сэр Уолтер – из лучших, каких я когда-либо знал.
– А что насчет его сына, мистера Хьюго?
– Он, боюсь, слеплен из другого теста, – сообщил Смоленый без дальнейших объяснений.4
Нарядно одетый мальчик восседал рядом с матерью на заднем сиденье трамвая.
– Вот наша остановка, – сообщила та, когда вагон сбавил ход.
Они сошли и неспешно направились вверх по склону холма к школе, с каждым шагом идя все медленнее.
Гарри одной рукой держался за ладонь матери, а в другой сжимал ручку потрепанного чемодана. Оба молчали, наблюдая, как перед воротами школы останавливались хэнсомовские кебы [11] и редкие машины с шоферами.
Отцы пожимали сыновьям руки, а укутанные в меха матери обнимали отпрысков, прежде чем клюнуть их в щечку, как птицы, с неохотой вынужденные признать, что птенцы вот-вот вылетят из гнезда.
Гарри не хотелось, чтобы мама целовала его перед другими мальчишками, и он выпустил ее руку, когда до ворот оставалось еще ярдов пятьдесят. Мэйзи, почувствовав его неловкость, нагнулась и торопливо чмокнула сына в лоб.
– Удачи, Гарри. Постарайся, чтобы мы могли гордиться тобой.
– До свиданья, мам, – ответил он, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
Мэйзи повернулась и начала спускаться с холма. По ее щекам лились слезы.
Гарри пошел вперед, вспоминая дядин рассказ о том, как они выскакивали из окопов под Ипром и бросались на строй противника. «Только не оглядывайся, или тебе конец». Мальчику хотелось оглянуться, но он знал, что если поддастся, то бросится бежать и не остановится, пока не окажется в безопасности, в вагоне трамвая. Он стиснул зубы и двинулся дальше.
– Хорошо провел каникулы, старина? – расспрашивал приятеля какой-то мальчик.
– Превосходно, – отвечал тот. – Отец взял меня в «Лордз» [12] на университетские соревнования.
Гарри задумался, что такое «Лордз» – не церковь ли, и если да, то что за соревнования могут проходить в церкви? Он решительно вошел в ворота и остановился, узнав человека, стоявшего у дверей школы с планшетом для бумаг в руках.
– И кто же вы, молодой человек? – спросил тот, приветливо улыбнувшись Гарри.
– Гарри Клифтон, сэр, – ответил мальчик, сдергивая кепку, как велел ему делать мистер Холкомб всякий раз, когда с ним заговорит учитель или дама.
– Клифтон, – повторил преподаватель, скользя пальцем по длинному списку имен. – А, вот.
Он отметил галочкой фамилию Гарри.
– Так… Значит, хорист. Мои поздравления, и добро пожаловать в школу Святого Бе́ды. Я мистер Фробишер, заведующий вашим пансионом, а это дом Фробишера. Если вы оставите чемодан в вестибюле, староста проводит вас в столовую, где перед ужином я обращусь к новичкам.
Гарри еще ни разу в жизни не ужинал. Чай всегда был последней трапезой в доме Клифтонов, после которой его отсылали в постель, как только за окном смеркалось. Электричество еще не добралось до Стилл-Хаус-лейн, а лишние деньги заводились в семье слишком редко, чтобы тратить их на свечи.
– Спасибо, сэр, – отозвался Гарри и шагнул за дверь, в просторный вестибюль, обшитый панелями из полированного дерева.
Он поставил чемодан на пол и поднял взгляд на портрет пожилого мужчины с седыми волосами и кустистыми белыми бакенбардами, облаченного в длинную черную мантию с откинутым красным капюшоном.
– Как тебя зовут? – рявкнул голос из-за его спины.
– Клифтон, сэр, – ответил Гарри и повернулся к высокому мальчику в длинных брюках.
– Не обращайся ко мне «сэр», Клифтон. Зови меня Фишер. Я староста, а не преподаватель.
– Простите, сэр, – извинился Гарри.
– Оставь чемодан здесь и следуй за мной.
Мальчик оставил свой подержанный, потрепанный чемодан рядом с чужими. Чемодан был единственным на котором не были оттиснуты инициалы. Он направился вслед за старостой по длинному коридору, по стенам которого тянулись фотографии прежних школьных команд и шкафы-витрины, заполненные серебряными кубками, чтобы напоминать будущим поколениям о былой славе.
– Садись где захочешь, Клифтон, – сказал Фишер, когда они добрались до столовой. – И перестань болтать, как только войдет мистер Фробишер.
Гарри помешкал, прежде чем выбрал, за который из четырех длинных столов ему сесть. Несколько ребят уже бродили вокруг, собираясь группками и негромко разговаривая. Он медленно прошел в дальний угол зала и занял место в конце стола. Затем поднял взгляд и увидел, как в столовую входят еще несколько мальчиков, на вид не менее растерянных, чем он сам. Один из них подошел и сел рядом с Гарри, а другой устроился напротив, и они продолжили болтать, как будто его вовсе тут не было.
Без предупреждения прозвонил колокол, и все умолкли, когда в столовую вошел мистер Фробишер. Он занял место за кафедрой, которой Гарри сперва не заметил, и подергал отвороты мантии.
