Дэвид Кроненберг - Употреблено
– Твою мать.
– А что? Ты его знал?
– Нет. Вы его знали.
– Ну, виделись пару раз. Серьезный был человек. С начинкой. Конечно, насчет Чейз я ему не доверял, но это потому, что я старенький папочка-параноик. Так, кстати, о Чейз. Она хочет тебя видеть. Хочу, говорит, чтобы он меня утешил. Уж не знаю, что это значит. Дело в этом профессоре, точно. Ай, даже думать об этом не желаю. К черту. Никогда не видел ее такой расстроенной. Отцу это тяжко.
Ройфе шляпой указал на отбивные.
– Но ты закончи сначала с этим. Она потерпит.
Натан отодвинул тарелку.
– Лучше пойду сразу. Где она?
– У себя в мастерской. Ты правда не хочешь доесть? Меня-то она все равно не пустит, я там персона нон грата, так что останусь, наверно, здесь.
Натан вылез из-за стола, постоял.
– Иди-иди, чего стоишь.
Ройфе взял тарелку и дрожащей рукой перенес к себе – на стойку, тянувшуюся вдоль окна.
– Само собой, жду подробного отчета. Для книги. Которую мы рано или поздно напишем. А еще скажи, чтоб мне принесли чистый нож и вилку, ладно?
Когда Натан вышел на улицу, Ройфе уже радостно обстригал отбивные по краям – там, где Натан надрезал и, конечно же, заразил мясо, поэтому доктор брезгливо насаживал отрезанные кусочки на вилку и перекладывал в масленку – изолировал. Натан прошел полквартала, пока не оказался вне поля зрения Ройфе, и тогда остановился перед магазином с громким названием “Универмаг Виллиджа – Галантерея / Поздравительные открытки”, чтоб открыть веб-браузер в айфоне. Надо же знать, к чему готовиться. Из старинной зеленой двери магазина хлынули гурьбой хохочущие школьницы с комиксами Archie и шоколадками Kit Kat Mini в руках, толкаясь, пробежали мимо Натана, а он уже смотрел в “Твиттере” мутные снимки Аростеги, лежавшего ничком на брусчатке узкой пешеходной улицы, запруженной людьми, в Акихабаре – Мекке электроники и компьютерных игр рядом с железнодорожной станцией Токио. Скульптурная, красиво вылепленная голова, широко открытые глаза, длинные растрепанные седые волосы, испачканные кровью, вытекшей из ушей Аростеги и запекшейся в расщелинах брусчатой мостовой. Съемка велась ночью, улицу освещали самые разные источники искусственного света, и цвета на фотографиях вышли сюрреалистичными, изображение – размытым, но Натан, кажется, разглядел на плече Аростеги, на куртке, частицы какого-то биологического материала – мозги? ткань внутреннего уха? – пропитанные кровью. Из-за плохого освещения и теснившихся на улице людей единственный видеоролик, найденный по запросу на YouTube, оказался еще более невнятным и сюрреалистичным. Снимали с рук, на ходу, Аростеги стоял спиной, а между ним и камерой – еще двое-трое покупателей, и снимали-то не его, а, кажется, неоновый вихрь над головами. Внизу кадра, вне фокуса, видно было, как из ушей Аростеги вырвался то ли дым, то ли мелкие брызги, словом, облака какой-то неприятной слизи, подсвеченные сзади, и в этот момент голова профессора дернулась, вышла из кадра, а оператор, видимо, оступился, камера резко поднялась к небу, и ролик закончился. Натан счел бы все это розыгрышем, если б сначала не посмотрел фотографии в “Твиттере”, не оставлявшие сомнений в том, что Аростеги действительно умер, и умер страшной смертью.
Сеть, конечно, наводнили самые разные вариации на тему, но по существу известно было только одно: беглый французский профессор-людоед найден мертвым на улице Токио. Что происходило с телом после того, как его погрузили в специальную малогабаритную машину скорой помощи, способную пробраться в любую подворотню, и до того, как появилось сообщение центрального полицейского управления Токио о гибели небезызвестного гайдзина в результате удара, вызванного, по-видимому, фатальным кровоизлиянием в мозг, осталось неустановленным, как и говорил Ройфе.
Президент Франции заявил только, что смерть Аростеги – национальная трагедия, усугубленная страшными обстоятельствами гибели последнего, и тело его, разумеется, нужно доставить во Францию для захоронения на Монпарнасском кладбище, рядом с Сартром и Бодрийяром. Просьбу токийской полиции произвести вскрытие самостоятельно французские власти отвергли.
Чейз окунала L-образный член Эрве основанием в стеклянную банку с клеем ПВА. Раскраской он напоминал личинку-червячка – полупрозрачное желтое тельце с бороздками табачного цвета, обозначавшими сегменты, а на крайней плоти, прикрывающей головку, два овала в черную крапинку – хемосенсорные органы на голове личинки.
– Для Селестины я придумала особенных паразитов. Ей нужны были собственные насекомые, особый вид – она это заслужила, которые заботливо отложили бы внутри нее яйца (как выглядит взрослая особь, мы не видели), чтобы потом вылупились личинки и начали есть ее изнутри. Они все время роют норы в телах хозяев, тихонько отщипывают от них по кусочку, поэтому глаза им не нужны. Ты бы видел, как они вылупляются: удивительное и жутковатое зрелище: пробивают коконы, вылезают и начинают синхронно раскачиваться, словно команда олимпийских пловчих.
Чейз отвернулась от стола с красками и сделала полшага к столу, где лежали отпечатанные на 3D-принтере части тела Селестины, а из них высовывались, подобно огромным личинкам мухи, десятка два членов-близнецов Эрве. Чейз подставила ладонь под член-личинку, который держала в руке, чтобы клей не капал на пол, и, немного подумав, аккуратно поместила свое творение в окровавленную рану с рваными краями прямо над левым коленом Селестины и провернула, как лампочку в патроне. Некоторые члены-личинки Чейз подрезала – одни были длиннее, другие короче, – и вся картина представляла собой диораму, демонстрировавшую, как личинки насекомых-паразитов постепенно вылупляются, хотя Натану казалось, что из-за одинакового фирменного изгиба под углом девяносто градусов члены не очень похожи на настоящих личинок, которые тянутся к свету, извиваясь во все стороны. А еще он думал, что эффект этой композиции усилился бы, если бы части составляли собственно тело, а не лежали бы порознь, как отборные куски мяса в холодильной витрине мясника, – например, символика головы между ног казалась ему слишком очевидной и крайне вызывающей, – но не хотел критиковать работу Чейз по разным причинам, и не в последнюю очередь из страха, что она попросит и его отсканировать свой эрегированный член, чтобы расширить видовое разнообразие личинок. В семействе Ройфе все хотели сотрудничать с Натаном, но он как-то остерегался.
Свет из окна в скошенном потолке изливался на Чейз чистым потоком. Она была в школьной форме, какую Натан видел на девочках школы епископа Корнуоллского, располагавшейся на этой же улице, – в белой матроске с короткими рукавами и ажурным воротничком с полосатой каймой, расстегнутым на шее, полосатом серо-бордовом галстуке, затянутом не слишком туго, и короткой серой юбке в складку. Однако Чейз не надела полагавшийся к костюму бордовый пиджак, серые гольфы и черные полуботинки на шнурках; стояла босая, с голыми руками и ногами, в ярком свете, падавшем сверху, сотни шрамов, оставшихся после ночных чаепитий, были отчетливо видны, и казалось, что по телу ее ползают муравьи цвета засохшей крови. И это роднило Чейз с пожираемой личинками Селестиной – так, очевидно, и задумывалось. Чейз понимала, что Натан внимательно ее рассматривает.
– Я постесняюсь, наверное, разыграть это представление – собрать мою Селестину вживую, на сцене, так сказать. Ты сними меня, а потом мы продемонстрируем это в записи. Я могу разобрать ее и снова собрать. Твой суперфотоаппарат ведь снимает видео?
– Да, конечно, – солгал Натан. – Сейчас все фотоаппараты снимают.
Он так и видел, как видеоролик, снятый Натаном Мэтом, представляют французским судьям, но даже не мог вообразить, какой это вызовет переполох. Да уж, уникальный материал для исчерпывающей статьи о том, что превращалось кое-как в дело Аростеги/ Ройфе/Блумквиста.
– Красивая форма. Ты училась в школе епископа Корнуоллского?
– Да, недолго. А форму мама сохранила. Не ожидала, что влезу в нее. Нашла случайно в подвале, хотя, пожалуй, и не случайно. Лежала в заплесневелой картонной коробке с гербом школы – на нем изображена настоящая епископская митра. А плесенью до сих пор пахнет. – Чейз помолчала. – У меня там был потрясающий учитель рисования.
Так сладко Чейз произнесла это “потрясающий”, так красноречиво облизнула нижнюю губу, что сразу подумалось об очаровательных запретных сексуальных играх учителя и ученицы, на которой, возможно, была эта самая форма. “Изучить вопрос” – мысленно пометил себе Натан.
– Значит, форма – это костюм для вашего представления?
– Азиаты обожают школьниц и школьную форму. Говорят, японцы покупают ношеные девичьи трусики в торговых автоматах. И в подпольных магазинах в жилых зданиях. Эти магазины называют “бурусера”. Здесь важнее всего запах, он придает товару дополнительную ценность. Интересно, что бы сказал на это Маркс? Я не про запах плесени говорю. “Сейлор Мун”. Смотрели? Сначала была манга, потом из нее сделали аниме.
