Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети
Я хмыкнул было, но тут же избавился от веселья под ее недобрым взглядом.
– Клэр, это обычное дело. Тут всех об этом спрашивают, – уверил я ее.
– Я того же мнения, ты согласен? – подала голос Лиз.
– Не мешай, – рыкнул я.
– А если б я умерла? Мой кроха остался б один, – хныкала Клэр.
– Эй, приветик! Отец вот он, перед тобой стоит, – напомнил я ей.
– Отлично. А если б что-нибудь случилось с нами обоими? Его бы скинули моей тете Герти, этой скопидомке, которая со шторами разговаривает и мыло ест, – ныла она.
Я взял ее лицо в ладони, отер с него слезы, легко поцеловал в губы.
– Лады, если завтра произойдет стихийное бедствие и ни меня, ни тебя здесь не останется, уверен, что твой отец не откажется взять все на себя. Чегой-то ты именно сейчас-то так разволновалась?
– Меня тут спросили, есть ли кому в случае чего проводить меня в последний путь. Они думали, что я умру сегодня вечером, Картер. Это не шутки! – кричала Клэр. – А что, если завтра моего отца инфаркт хватит или астероид на него упадет, когда он из машины выйдет?
Больше для Клэр никакой научной фантастики по телевизору на сон грядущий.
– Клянусь тебе, тут каждого спрашивают про последний путь. Но, если тебе от этого легче станет, давай представим все в письменном виде, чтоб ты из-за этого не волновалась. Можем составить список страниц на десять, если тебе от этого полегчает.
Клэр радостно кивнула и обвила руками мою шею.
– Спасибище тебе огромное, миленький. Я люблю тебя больше, чем потаскуха любит день бесплатных ВЗ-анализов в больнице, – пьяно убеждала она меня.
Я погладил ей спину и предостерегающе глянул на Лиз с Дженни, заметив, что они взялись за висевший в коридоре щит, на котором мелом были выписаны важные больничные телефонные номера. Теперь на нем вместо «Закажите еду» значилось «Закажите шлюх», а вместо «По поводу посещения часовни обратитесь к медсестре» – «Хотите счастливо кончить – обратитесь к медсестре».
Тут пришел доктор с разрешением на выписку для Клэр и рецептом на какой-то антибиотик. Обстоятельно все объяснив, доктор повернулся было, чтобы уйти.
– Доктор, подождите! Этой пациентке нужна клизма. Быстро! – завопила Лиз, а Дженни принялась размахивать над головой резиновой трубкой, как лассо.
Думаю, можно с уверенностью сказать, что некоторые люди окажутся вычеркнутыми из списка попечителей.
20. А вы Майка Ханта видели?
Где та макака, что мне по башке треснула и во рту у меня накакала?
– Кажется, я умираю, – прохрипела я.
От смеха Картера затряслась кровать, и к горлу подступила тошнота. Плотно зажав ладонью рот, я стала дышать носом, чтоб остановить ее.
– Пожалуйста, не начинай сызнова этот бред про «я умираю». Еще очень рано, и я не совсем проснулся, чтоб хоть как-то тебя утешить, – выговорил Картер, неспешными кругами поглаживая мне спину.
Я собралась было спросить, что за чертовщину он несет, но тут сквозь пульсирующее бабаханье в голове пробились всполохи памятных моментов прошлой ночи.
– О, мой бог, я ж отправила фотку своих бобосов Джиму, – простонала я. И сразу накатила новая волна тошноты.
– Еще тебя вырвало на парковке приемного покоя, ты позвонила Дрю и сообщила ему, что ты – «королева члена, взбрыкнувшего ослом», а потом на салфетке местной закусочной изложила свою «последнюю волю и завещание», попросив подавальщика в раздаточном окне нотариально заверить его.
Больше я не пью никогда. Больше я не пью никогда.
– И почему только я не из тех, кто, опьянев, отключается напрочь? Ведь вот как было бы сейчас здорово ничего этого не помнить, – бурчала я.
Я почувствовала, как колыхнулась кровать, а через несколько секунд рука Картера обогнула меня и поднесла к лицу салфетку.
– Извини, детка, даже если бы ты отключилась, у меня все равно осталось бы свидетельство твоей глупости, – со смехом сказал он. Я выхватила у него салфетку и стала вглядываться в каракули, покрывавшие ее целиком, он же опять залез под одеяло.
«Не желаю умер. Смерть. Мертвая. Данная салфетка этой рыгаловки является моим завещанием, СУЧАРА! Ваша жарка – дерьмо, между прочим. Если я умру, не кормите моего сына вашей жаркой. И не отдавайте моего сына мерзкому королю растлителей малолетних, которого вы всунули в свою рекламу. Что, едрена-печь, стряслось с этим чудаком? У него нормальное тулово, а лицо из пластика и вечно лыбится. Так не годится, мужик. Так просто не годится. У меня с ушами что-то странное».
Интересно, уж не подсунул ли мне кто вчера нарко-хрень какую-нибудь? Тогда, будем надеяться, это окажется единственный раз, когда я охренела, а потому могла бы винить во всем что-то еще, а не собственное жуткое пьянство.
– Во, ладно… да, я собиралась поговорить о том, чтобы заполучить составленное адвокатом завещание и выправить Гэвину новое свидетельство о рождении, внеся в него твое имя, – пояснила я. – Наверное, следовало сделать это до того, как я влила в себя прорву вина.
– Что ж, тебе повезло: я поднаторел разбирать пьяную ахинею Клэр. Пусть вчера ночью ты вряд ли сама соображала, что несешь, я все равно понимал: для тебя оно важно. И для меня тоже важно. Не дай бог, чтоб с нами что-то случилось, но мало ли, вдруг, мне будет легче, если я буду знать, что с Гэвином все будет в порядке. То есть понимаю, у нас есть твой отец, и, хоть ты с ними еще не знакома, есть еще мои родители, которые абсолютно секут все, что имеет отношение к заботе о Гэвине, только я согласен: нам на всякий случай следует продумать запасной вариант с кем-то помоложе. Понимаю, завтра открывается кондитерская, значит, следующий месяц или около того ты будешь безумно занята, и у нас уже нет времени сесть и обмозговать это как следует, так вот, я подумал, а может, мы смогли бы в оставшиеся несколько дней типа нагрянуть к нашим друзьям да и поглядеть, как они себя поведут, когда рядом окажется Гэвин? Ну, знаешь, что-то типа скрытного собеседования.
В данный момент, если честно, я готова была сблевнуть, но пришлось изо всех сил сдержаться: Картеру требовалось все мое внимание – без раздела и без рыганья.
– Поверить не могу, что вчера ночью ты и впрямь хоть в чем-то воспринимал меня всерьез.
Картер скользнул на мою половину постели, прижался ко мне всем телом и обвил руками за талию.
– Я все, что ты говоришь, воспринимаю всерьез. Даже когда ты рассылаешь по мобильнику порнуху нашим друзьям, даже когда ты орешь раздатчику в окошке закусочной, чтоб тот, кто тебе жарит бургер, не смел в него плевать, – сказал Картер и поцеловал меня в макушку.
Я подняла руку так, что ладонь оказалась у меня перед лицом, и впервые заметила, что у меня перебинтован средний палец.
– Получается, что я едва не оттяпала себе средний палец. Сплошной смехуечик, когда б я на все расспросы, что стряслось, пыталась бы его выставлять: а пошли вы, мол, все… – вздохнула я. – Знаешь, что я вспомнила? Лиз с Джимом остались сегодня на несколько часов за сиделок с его маленькой кузиной. Я даже собиралась подъехать к ним, чтоб она и Гэвин могли поиграть вместе, пока мы с Лиз окончательно покончим со всеми бумагами. Ты мог бы поехать с нами, и мы провели бы наше первое скрытное шпионское собеседование.
Картер, опершись на локоть, глянул на меня сверху:
– Должен ли я буду носить перстень с секретным дешифратором и принять шпионскую кликуху, типа Ичибон Заводила или Шахномяс Золотая Жила?
Повернув голову, я посмотрела на него:
– Придется ли мне когда-нибудь произнести эти кликухи вслух в присутствии знакомых? – спросила я.
– Только если нас разоблачат.
Он опять положил голову на подушку, и уже через несколько мгновений я почувствовала, как его твердый пенис уперся мне в зад.
– Так оно у тебя? Разговоры про Шахномяса Золотую Жилу тебя возбуждают? – смеясь, спросила я и постаралась при этом не поморщиться, потому как от легкого колыхания у меня желудок свело.
Его рука, лежавшая у меня на животе, шмыгнула мне под майку и двинулась вверх по телу, пока не коснулась обнаженной груди.
– Когда ты рядом, меня возбуждает все, что бы я ни говорил, ни делал или ни думал, – тихо проговорил он, легко поглаживая ладонью мой сосок. Я изогнулась назад и потерлась задом о то, что вытянулось во всю длину, а он в это время мял мне грудь и впивался поцелуем в шею. Вдруг голова его отпрянула, а рука перестала бродить по моему телу.
– Тебя же тошнит, верно? – спросил он, заметив, как плотно сжала я веки, стараясь думать о радугах, котятах и прочем, что не вызывало у меня рвотных позывов.
Не получалось. Радуги заставляли меня думать про «Попробуйте радугу на вкус», что толкало меня на мысли о целом пакете сухариков, которые я умяла вчера вечером перед тем, как лечь спать. Котята вызывали мысли о блохах и коробках для мусора с маленькими какашками, похожими на свернутые в рулончик карамельки, обернутые камнем и…
