Уильям Голдинг - На край света (трилогия)
– Пустяки! Мы сделаем все прямо сейчас, как итальянцы, сегодня же!
– «Сегодня» уже кончается.
– Тогда – завтра.
– Милая миссис Брокльбанк…
– Там, внизу, в том гадком месте вы обещались называть меня «Селия» и держали за руку… Мистер Тальбот, я самая ужасная трусиха, какую только можно представить, да еще эти запахи, темнота, грохот и… Я была на грани беспамятства.
– Я стану по-прежнему звать вас Селией, если вам угодно, – сдержанно сказала мисс Грэнхем, – но какое…
– Хорошо, значит, решено. Но самая замечательная вещь: наши капитаны договорились, что если погода, – не стану повторять, как именно сэр Генри ее назвал, – словом, если еще сутки не будет ветра, – как вы думаете, сэр, что тогда?
– Не могу представить, мадам, разве что, быть может, они прикажут всем нам свистеть с целью насвистать ветер.
– Ах, полно, мистер Тальбот, вечно вы смеетесь! Вы в точности как мистер Брокльбанк.
Должно быть, на лице моем промелькнуло выражение, показавшее дамам, что именно я почувствовал при таком сравнении. Это вызвало у мисс Грэнхем улыбку, а миссис Брокльбанк на миг даже запнулась.
– Я имею в виду, сэр, привычку смешить. Не проходит и дня, чтобы мистер Брокльбанк не отпустил какой-нибудь шутки, над которой я смеюсь до слез. Иногда я даже опасаюсь, что беспокою других пассажиров.
Голова моя гудела, трещала и раскалывалась. Дамы были где-то далеко.
– Вы сказали, мадам, есть какие-то новости?
– Ах да! Значит, так: если мы задержимся еще на сутки, решили они, то можно устроить бал! Вы только подумайте! Офицеры в парадной форме, музыка – маленький оркестр с «Алкионы»… Событие будет выдающееся!
Путаница в моей голове принимала невероятные размеры.
– Капитан Андерсон согласился устроить бал? Не может быть!
– Не сразу, сэр, не сразу… Говорят, он упрямился, но леди Сомерсет уговорила сэра Генри, который пошел к капитану Андерсону… нет, разве это не замечательно?.. Восхитительно! Более того…
– Более, мадам? Что же еще более восхитительно, чем возможность…
– Такая неожиданность! Говорят, сэр Генри, заручившись согласием капитана Андерсона, пошел далее и высказал предположение, что, войдя в тропики, мы подняли наши сундуки, и был совершенно растерян, узнав, что это не так. Оказывается, на всех судах, перевозящих пассажиров, назначается особый день для проветривания вещей, уборки и все такое – мистер Тальбот, может, и не понимает, но вы, Летиция, поймете. Говорят, капитан Андерсон отменил эту церемонию, будучи в крайнем раздражении, ибо его поставили перед необходимостью – вы только представьте, как он выражается!.. Я узнала это от мисс Чамли, а она – от леди Сомерсет, которой под строжайшей тайной сэр Генри сообщил, будто капитан Андерсон сказал, что он очень разозлился, когда узнал, что ему предстоит везти переселенцев – для него, мол, это все равно что груз живых свиней! Но в результате их разговора мы поднимем на рассвете наши сундуки и кофры, а на закате, в пять часов, начнется бал!
– Если погода не изменится. А если ветер? Мы же не можем плыть и танцевать одновременно.
– Леди Сомерсет утверждает, что ветра не будет – она знает заранее. Она погоду чувствует! Сэр Генри заявил, что в вопросах погоды полагается на свою «маленькую фею». Они превосходная, очаровательная пара. Говорят, они пригласят кого-нибудь из нас к обеду или ужину.
Последовало многозначительное молчание. Ни мисс Грэнхем, ни я, похоже, не собирались его нарушать. Наконец миссис Брокльбанк сама его нарушила:
– У леди Сомерсет есть пианино, но она говорит, что, к сожалению, давно не играла. Она уговаривает мисс Чамли, которая великолепно музицирует.
– Откуда вам все это известно?
– И кто такая, – спросила мисс Грэнхем, – мисс Чамли?
– Мисс Чамли – сирота, леди Сомерсет называет ее чудом.
– Неужели она так талантлива?
– Они взяли ее с собой в Индию, где она будет жить у дальних родственников, так как у нее за душой ничего нет, только умение музицировать.
Сообщил ли я об этом разговоре в надлежащем месте? Не помню. В некий момент я определенно обнаружил, что размышляю над происходящим – какой абсурд, не может такое происходить! – просто что-то случилось у меня с головой. Как я оттуда ушел? Помню, как мисс Грэнхем упрашивала меня прибегнуть к целительному действию отдыха, но вместо этого я прошел мимо своей каморки на шкафут, затем вверх по трапу на шканцы. Не могу сказать, как долго глядел я на невидимый горизонт и пытался рассуждать. Никогда прежде не доводилось мне переживать такого странного состояния. Я понимаю теперь, что находился под воздействием волнения, страха и нескольких ударов, от которых голова моя гудела как колокол. В какой-то миг появился Виллер и предложил мне пойти поспать, но я в раздражении прогнал его. С нижней палубы доносился приглушенный рев. Вскоре пришел Бейтс и стал упрашивать меня не ходить по шканцам, так как капитан не может уснуть. Я впал в какой-то полусон.
Ко мне приблизился Виллер:
– Все дамы и господа, сэр, давно у себя и уже спят.
– Знаешь, Виллер, что я думаю о миссис Брокльбанк?
– Вы, говорят, ушиблись, сэр. Но не беспокойтесь. Я буду с вами.
– Действительно ль кинжал перед глазами…[60]
– Пойдемте, сэр, ложиться, я побуду…
– Руки прочь от меня! Кто на вахте?
– Мистер Камбершам, сэр.
– Тогда, значит, мы в безопасности.
Полное отсутствие логики! Но Виллер, должно быть, убедил меня или просто затолкал в коридор. Я удивился, увидев, как тут все преобразилось. Во-первых, в коридоре горели целых два ярких масляных фонаря. Кофры, сундуки, чемоданы были вытащены из кают – и мои вещи среди них, включая, как я заметил, ящик, в котором заключались остатки моей дорожной библиотеки. Виллер усадил меня на стул и стянул с меня башмаки.
– Я кое-что припоминаю. Неосторожный вы малый, Виллер. Как вам удалось выпасть за борт?
Долгая пауза.
– Виллер?
– Я поскользнулся, сэр. Драил медяшки, уронил ветошку, и она упала на цепь. Пришлось перелезть через борт, чтоб ее достать, и я, как уже говорил, поскользнулся.
В мою замороченную голову пришла мысль, что я знаю правду. Его смерть была кое-кому весьма удобна. Он выдал Билли Роджерса и заплатил за это страшную цену, назначенную негодяями. Однако самочувствие мое было таково, что я просто кивнул ему и позволил и дальше суетиться вокруг меня.
– Вы привидение, Виллер.
– Нет, сэр.
– Ступайте поспите немного.
– Я побуду с вами, сэр, негоже вас оставлять. Устроюсь вот тут, на полу.
Я прикрикнул на него, и он, кажется, ушел. Сам же я свалился в койку.
(6)
Великий день.
Иначе и не скажешь. Хотелось бы, чтобы тот день во всех подробностях остался у меня в памяти до самой могилы – начиная с пробуждения и заканчивая весьма странным укладыванием. У меня недостанет мастерства запечатлеть этот день. Слова, слова, слова! Да я бы все их отдал и остался немым на один миг, который… но – нет. Я говорю глупости.
Только теперь мне вспомнилось длинное неоконченное письмо Колли. Вряд ли он считал себя мастером описания и повествования, но все же его целомудрие, страдания и потребность в друге, хотя бы в листке бумаги, придали его писаниям выразительность, коей я могу восторгаться, но не подражать.
Я пишу эти строки, зацепившись ногами за ножки стула, а палуба поднимается и опускается – и даже у себя в каюте я не снимаю плаща.
Впрочем, по порядку. В тот день я проснулся весь в поту от влажной жары. Я оделся только тогда, когда шум в коридоре стал настолько сильным, что не дал бы мне уснуть, даже если бы мне и хотелось. И потом, зов природы не удостаивает вниманием такие пустяки, как разбитая голова! Потому, одевшись, я стал осторожно пробираться по коридору к месту уединения, расположенному на корме по правому борту – я имею в виду с правой стороны в задней части корабля. Возвращение мое уподобилось прогулке по ярмарке! Были здесь не только баулы и сундуки, кофры и чемоданы, но и все наши пассажирки, суетившиеся среди этого добра! Они устроили такую выставку платья, которая не уступила бы и восточному базару. Здесь была Зенобия с маленькой миссис Пайк. От радужной кипы платьев поднялась мисс Грэнхем и одарила меня улыбкой! Я намеревался сослаться на больную голову, дабы избежать посещения бала, но ее улыбка, равно как и лукавый взгляд миссис Брокльбанк – признаюсь честно – изменили мои намерения.
Я приказал Виллеру достать мой фрак и бриджи, а также легкую сорочку, сшитую из ткани, которую мне рекомендовал знакомый, побывавший в Индии. К тому времени как я все надел, в модную лавку превратился и сам пассажирский салон. На своем вчерашнем месте сидела мисс Грэнхем в платье из синего шелка и накинутой на плечи затейливой голубой шали. Она казалась не то чтобы хорошенькой, но была как-то задумчиво-взволнованна, весела и приветлива. На гувернантке наряд выглядел бы слегка вызывающим. Но я, слава Богу, вовремя вспомнил, что она более не гувернантка, а невеста человека, который, несмотря на чудовищные политические воззрения, имеет в обществе значительный вес и, безусловно, является джентльменом. Кратко говоря, перед нами предстала мисс Грэнхем, сбросившая оболочку куколки!
